Верь в мою ложь
Шрифт:
— Я преследовала вас, следила за вами, — сказала женщина. — Вы должны знать, что…
— Сколько он вам платит? — спросила Алатея.
— Деньги тут ни при чём.
— Деньги всегда при чём. Я не могу предложить столько же, сколько он, но я вас прошу… Нет, я вас умоляю… — Алатея отвернулась от женщины к ящичку с деньгами и драгоценностями. — У меня есть вот это. — Она протянула свои сокровища женщине. — Я могу отдать вам всё.
Женщина отступила на шаг назад.
— Но мне этого не нужно. Я пришла только для того…
— Вы должны это взять. А потом
Женщина явно задумалась, сдвинув брови и внимательно глядя на Алатею, как будто взвешивая услышанное. Алатея снова сунула ей в руки деньги и драгоценности, но женщина качнула головой и сказала:
— А… понимаю. Боюсь, уже немного поздно, миссис Файрклог. Есть вещи и явления, которые невозможно остановить, и думаю, он как раз из таких. Ему это нужно до отчаяния… Он точно не говорил, но, знаете, по выражению его лица было понятно многое.
— Он вас убедил в этом. Да, он это умеет. И очень умно с его стороны использовать женщину. Чтобы всё выглядело убедительнее. Чтобы успокоить мои страхи. Хотя он только того и хочет, чтобы уничтожить меня. У него есть для этого власть и сила, и он намерен их использовать.
— Но статья-то не получится. Серьёзная статья. Во всяком случае, такая, которая заинтересовала бы «Сорс».
— И вы думаете, что успокоили меня? — резко спросила Алатея. — При чём тут вообще какая-то статья для «Сорс»? Какое отношение она имеет к тому, что он хочет от вас? Вы меня сфотографировали, ведь так? Вы преследовали меня, вы меня снимали, а это и есть те доказательства, которые ему нужны.
— Вы не понимаете, — возразила женщина. — Ему не нужны доказательства. Таким, как он, они никогда не нужны. Доказательства для них ничего не значат. Они закручивают дела по одну сторону закона, а потом вдруг оказываются по другую его сторону, но у них всегда под рукой толпа адвокатов, чтобы разобраться с возникшими проблемами.
— Тогда позвольте выкупить мои фотографии, — сказала Алатея. — Если он их увидит, если он увидит на них меня… — Она сняла обручальное кольцо с бриллиантами. Сняла большой изумруд, которые Файрклог преподнёс ей в день свадьбы. — Вот. Пожалуйста. Возьмите и это тоже. В обмен на мои фотографии.
— Но фотографии ничего не значат! В них нет смысла без текста! Главное — именно текст. Да и в любом случае мне не нужны ваши деньги и не нужны ваши драгоценности. Я просто хотела извиниться за… ну, за всё, но в особенности за то, что погубила ваш замысел. Мы с вами во многом похожи. Возможно, по разным причинам, но в основном — да, мы одинаковы.
Алатея ухватилась за то, что могли означать извинения женщины.
— Так вы ему не скажете?
На лице женщины отразилось сожаление.
— Боюсь, он уже знает. В том-то и дело. Я поэтому и приехала. Я хотела, чтобы вы были готовы к тому, что может теперь произойти, и знали, что это моя вина, и знали, как я ужасно жалею об этом. Я пыталась всё скрыть от него, но такие люди всегда всё узнают сами, и раз уж он приехал в Камбрию… Мне очень жаль, миссис Файрклог.
Алатея сразу поняла,
— Так он здесь, в Камбрии?
— Он здесь уже несколько дней. Я думала, вы знаете. Разве он не…
— Где он сейчас? Скажите мне.
— В Уиндермире, думаю. Если нет, тогда не знаю.
Говорить больше было не о чём, зато очень многое нужно было сделать. Алатея быстро распрощалась с женщиной и, двигаясь как во сне, собрала всё то, что принесла из спальни в надежде подкупить женщину. Очень кстати, думала Алатея, что женщина ничего не взяла. Ей теперь самой всё понадобится, потому что у неё не оставалось выбора, кроме бегства.
Она вернулась наверх, в спальню, и бросила деньги и драгоценности на кровать. Из кладовой в конце коридора принесла небольшую дорожную сумку. У неё было слишком мало времени для сбора необходимых вещей.
В спальне она подошла к комоду. Комод стоял между двумя окнами, и Алатея сразу услышала, как внизу хлопнула дверца машины. Выглянув в окно, она увидела, что Ники, как нарочно, вернулся домой раньше обычного. И теперь разговаривал с рыжеволосой женщиной. На его лице была написана настоящая ярость. Голос Николаса звучал громко, хотя сквозь оконные стёкла Алатея не могла разобрать слов.
Но ведь не в словах было дело. Значение имело лишь то, что они говорили друг с другом. А выражение лица Николаса давало понять, на какую тему они говорят. Видя всё это, Алатея поняла, что хотя ей и необходимо бежать, такой возможности у неё нет. Она не могла уехать на машине, потому что Ники и та женщина стояли прямо перед домом. Она не могла и уйти пешком на железнодорожную станцию в дальнем конце деревни Арнсайд, потому что единственным способом добраться туда была дорожка, лежавшая как раз между Николасом и той женщиной. Поэтому Алатея принялась просто молиться, мечась по комнате. В спальне было ещё одно окно, в другой стене, и оно выходило на лужайку и дамбу за ней, а дальше сквозь него был виден волнолом вдали, и за ним уже — сам залив Моркам.
Сегодня был один из тех дней, когда отлив отодвинул воду особенно далеко. А это значило, что обнажившиеся пески были в распоряжении Алатеи. Она могла пересечь их и добраться до Грэндж-овер-Сэндс, что находился всего в нескольких милях от Арнсайд-хауса. А там была другая железнодорожная станция. И Алатее только и нужно было, что добраться до неё.
Камбрия, Уиндермир
Тим провёл ночь под каким-то фургоном в парке Фоллбэрроу, на берегу озера. По дороге из фотоателье он прихватил одеяло на пожарной станции — целая стопка этих одеял, пахнувших дымом, лежала прямо за открытой настежь дверью, как будто подавая Тиму знак, как именно он может провести время до тех пор, пока «Той-фор-ю» будет готов заняться им. Сам Тим уже был готов. Необходимость бегства давила его изнутри. Скоро, говорил он себе, он получит ответ на тот единственный вопрос, который возник в его жизни вместе с Кавехом Мехраном.