Вера в горниле Сомнений. Православие и русская литература в XVII-XX вв.
Шрифт:
Дьявол использует красоту в борьбе против Бога? Да иначе чем, как не красотой легче ему прельстить наши слабые души? Если бес может принять вид Ангела света (2Кор. 11, 14), то он, следовательно, облекается в светоносную красоту, использует личину красоты, внешне не отличную от подлинной Горней. Ко спасению или к гибели такая красота — вопрос излишний. Всякий душевно тонкий человек хорошо чувствует опасность подобной красоты.
"Всякая красота, и видимая, и невидимая, должна быть помазана Духом, без этого помазания на ней печать тления", — писал святитель Игнатий (Брянчанинов) К. П. Брюллову в 1847 году. Это важный критерий
Как будто всё просто: необходимо лишь установить присутствие в красоте такого помазания. Необходимо, ибо тут все начала и концы, тут судьба — во времени и в вечности может решаться.
Овладевая осмыслением проблемы, Достоевский вначале был близок, пожалуй, тургеневскому пониманию красоты как некоего высшего начала земного бытия, к которому тяготеет бессознательно человеческая натура. Писатель противополагал такое тяготение — «прогрессивному» отвержению красоты в утилитаристских гипотезах революционных демократов. Но останавливаться на одной лишь этой мысли Достоевский не мог.
Красота (всё более проникается он сознанием того) несёт душе и очищение, возможность совершенствования, о чём Достоевский сделал такую краткую отметку в одной из Записных тетрадей (в 1872 году): "Эстетика есть открытие прекрасных моментов в душе человеческой самим человеком же для самосовершенствования". Полезно сравнить эту мысль с писаревской: "…эстетика есть самый прочный элемент умственного застоя и самый надёжный враг разумного прогресса". Безусловно был прав И.Ильин, когда вывел такое суждение о восприятии Достоевским красоты: "Но земная красота говорит ему не о земных свершениях, а о метафизической судьбе мира. Она говорит ему о вероятности земной гармонии".
То, что Достоевский начинает подразумевать под красотою красоту не обыденную, можно подтвердить многими его высказываниями, записями, наблюдениями. Достоевский и вообще понимал конечное преображение мира как обретение им полноты красоты Христа (и не противоречил в том православному вероучению): "Мир станет красота Христова". Не выраженное ли это в конкретном образе понятие обожения, Богочеловечества?
Но как различить присутствие Духа в красоте человеку духовно малочуткому?
На первый случай, можно предложить хотя бы сопоставление с идеалом как с эталоном. Идеал, разумеется, Христос. Но человеку нужно встретить и распознать идеал и в обыденной реальности.
"Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь. Все писатели, не только наши, но даже все европейские, кто только ни брался за изображение положительно прекрасного, — всегда пасовали. Потому что это задача безмерная. Прекрасное есть идеал, а идеал — ни наш, ни цивилизованной Европы ещё далеко не выработался. На свете есть одно только положительно прекрасное лицо — Христос, так что явление этого безмерно, бесконечно прекрасного лица уж конечно есть бесконечное чудо. (Всё Евангелие от Иоанна в этом смысле; он всё чудо находит в одном воплощении, в одном проявлении прекрасного). Но я слишком далеко зашёл".
При осмыслении романа «Идиот» никому не обойтись без этой слишком всем известной выдержки из письма Достоевского С.А. Ивановой от 1 января 18 68
Положительно прекрасный человек… То есть возможно осуществимый в земном бытии идеал красоты. Автор решает осуществить высший принцип своего реализма не апофатически (через отрицание анти-идеала), но прямо катафатически.
Ясно, что обойти соотнесённость своего замысла с личностью Спасителя Достоевский не мог: он и сам указал на Христа как на безмерный и бесконечный идеал для себя.
Осмысляя идею романа Достоевский пометил на полях рабочих записей: КНЯЗЬ ХРИСТОС. А затем ещё и ещё: "КНЯЗЬ ХРИСТОС" и "Кн. Христос".
Как укорененная идея.
Это беглым пунктиром прослеженное развитие основного замысла романа подводит к важнейшему выводу. Достоевский отважился на дерзостный эстетический эксперимент: представить в российской действительности явившегося в ней Христа — в Его человеческой природе, насколько это возможно выразить языком не-сакрального искусства.
"Ибо как смерть чрез человека, так чрез человека и Воскресение мертвых" (1Кор. 15, 21).
Красота Христова есть тот путь, каким только и может придти человек ко спасению. Достоевский выразил эту мысль не только в одной знаменитой своей фразе, ставшей камнем преткновения для многих мудрецов, но и во многих иных размышлениях над миром и его судьбами. Но важно, что в романе действует не Сын Божий, как то позднее видим мы у Булгакова.
Достоевский исследует идею человеческого совершенства — красоты — Христа. Однако взял он на себя задачу неимоверной трудности. Хотя бы потому, что человеческая природа Христа неотделима в Его личности от природы Божественной. Сама идея «вычленения» из личности Сына Божия одних человеческих качеств Его весьма уязвима: качества эти неизбежно снижаются в своём уровне, ибо оказываются во многом беззащитными под напором того зла, в котором лежит мир. Путь к обретению красоты Христовой лежит именно через обожение — конечную цель земного бытия, как понимает это Православие. Достоевский выводит в мир человека не-обоженного. И такой человек не может не потерпеть конечного поражения в соприкосновении со злом мира.
В 1863 году появилась знаменитая книга Ренана "Жизнь Иисуса", где Сын Божий выведен, реальной исторической личностью, но не более чем обычным человеком. Споры книга вызвала жестокие, и Достоевский, разумеется, не мог обойти её вниманием.
Убеждение, что именно в Православии осуществлена полнота красоты (то есть истины) Христовой, стало твердой убеждённостью Достоевского. Об этом он говорил и писал много.
Поэтому, воплощая в романе «Идиот» в каком-то смысле именно ренановскую вне-православную идею, Достоевский её опровергает (скорее всего, такой прямой цели не имея): даже в той неполноте качеств человеческой природы Христа, какою обладает князь Мышкин, подобный человек обречён на столкновение со злом мира, и со злом, также не во всей силе проявленном.
Христос-человек, и только человек, в обезвоженном мире невозможен, а если хоть и в малой доле такой характер явится в подобном мире — мир его отторгнет. Начало же обожения вносит в мир именно единство двух природ в личности Богочеловека. Никакая иная красота мир не спасёт.
Поэтому, когда Достоевский указывает, что в мире идёт борьба между Христом и Аполлоном Бельведерским — он разумеет борьбу между двумя типами красоты, между красотой спасения и красотой гибели мира (то есть служащей дьяволу).