Верблюжий клуб

Болдаччи Дэвид

Стоун начал листать переплетенный в кожу альбом. К его страницам были аккуратно приклеены какие-то газетные вырезки. Робин, которому пребывание в подвале изрядно поднадоело, нетерпеливо топтался на месте. Наконец Стоун захлопнул альбом и снял с полки две здоровенные книжищи, за которыми оказался небольшой кожаный кейс. Стоун приоткрыл его, убедился в наличии там какого-то журнала и сунул кейс в свой рюкзак.

На обратном пути Робин получил от привлекательной дамы в черном три овсяных печенья.

– Меня зовут Робин, – сказал он, склонившись к ней и поглаживая свое обширное брюхо.

– Очень мило! – ответила

дама и заторопилась прочь.

– Думаю, она от меня без ума! – гордо заявил Робин, когда они со Стоуном шли к мотоциклу.

– Наверняка. А умчалась она потому, что ей не терпелось поделиться своим счастьем с подругами, – улыбнулся Оливер.

Глава тридцать девятая

На то, чтобы решить, как одеться для свидания с Кейт Адамс, Алексу Форду потребовался час. За эти тяжкие и даже в чем-то унизительные шестьдесят минут он до конца осознал, как долго у него не было настоящих свиданий. В конце концов он остановился на синем блейзере, рубашке с отложным воротником, брюках цвета хаки и мокасинах. Затем причесался, сбрил вечернюю щетину, оделся, прожевал несколько мятных таблеток, дабы освежить дыхание, и немного поразмышлял о том, какой прекрасный вечер ждет пялящегося на него из зеркала верзилу со слегка помятой рожей.

Автомобильное движение в округе Колумбия достигло пика, о выборе более удобного маршрута не могло быть и речи (такового просто не существовало), и Алекс боялся опоздать. Однако ему повезло. На Шестьдесят шестой дороге произошла авария, и он, благополучно объехав только что столкнувшиеся машины, оказался на свободной от движения трассе. Съехав с Шестьдесят Шестой на Ки-Бридж и переехав на другой берег Потомака, он свернул направо, на Эм-стрит, и скоро уже катил по Тридцать первой улице, расположенной в одном из самых роскошных районов Джорджтауна. Этот пригород Вашингтона получил свое название в честь английского короля, и некоторые его кварталы все еще несли на себе печать королевского величия, или, как говорили некоторые недоброжелатели, откровенного снобизма. Однако в главном торговом районе на Эм-стрит и Висконсин-авеню обстановка была более приземленной и современной. Толпившиеся на узких тротуарах полуголые тинейджеры трепались по мобильникам, что-то орали и обнимались. Но в верхнем Джорджтауне – там, куда держал путь Алекс, – обитали знаменитые семейства, обладавшие баснословными состояниями, не увлекавшиеся ни татуировкой, ни пирсингом.

Проезжая мимо величественных особняков, Алекс нервничал все сильнее. Много лет он охранял самых могущественных людей земли, но, как и все агенты секретной службы, гордился тем, что, работая в элитном ведомстве, сохранил психологию и привычки простого труженика. Обычный ленч за стойкой бара какой-нибудь близлежащей забегаловки был для него милее яств трехзвездочного парижского ресторана. «Что ж, – сказал он себе, проклиная снобизм окрестных обитателей, – обратного хода нет…»

Улица, по которой он ехал, уткнулась в Эр-стрит рядом с массивным зданием «Думбартон-Окс». Алекс свернул налево и по Эр-стрит доехал до нужного места.

– Так, значит, она не шутила, когда говорила о собственном особняке! – присвистнул Алекс, разглядывая могучее кирпичное сооружение со сланцевой крышей. Затормозив на кольцевой подъездной аллее, он выбрался из машины и огляделся.

Пространство вокруг

дома было выдержано в весьма строгом стиле: кусты ровно подстрижены, цветы в симметрично расположенных рабатках и клумбах сияют всеми красками позднего лета. К ведущим на задний двор массивным деревянным воротам шла каменная, поросшая густым мхом дорожка. Впрочем, в подобных дворцах задний двор более уместно называть внутренней территорией, подумалось Алексу.

Взглянув на часы, он увидел, что прибыл на десять минут раньше. Чтобы убить время, он решил объехать вокруг квартала, но его остановил веселый женский голос:

– Значит, вы и есть тот самый человек из секретной службы?

Он обернулся. По дорожке к нему семенила маленькая согбенная женщина. На ее согнутой в локте руке висела корзинка со свежесрезанными цветами. Из-под широкополой шляпы выглядывали светлые букольки. На даме были бежевые полотняные брюки и свободная джинсовая рубаха. Солнцезащитные очки закрывали почти половину ее лица. От возраста женщина сильно усохла, и Алекс дал бы ей лет этак восемьдесят пять.

– Мадам?

– А вы и вправду большой и симпатичный! Надеюсь, вы вооружены? Имея дело с Кейт, надо быть во всеоружии.

Алекс огляделся, опасаясь, что Кейт его разыгрывает и что старушка нанята, дабы разыграть водевиль. Никого не увидев, он посмотрел на даму:

– Я Алекс Форд.

– Один из тех самых Фордов?

– Нет, мэм. И мое будущее, увы, не обеспечено крупным банковским вкладом.

Дама сняла перчатку, сунула ее в карман брюк и протянула Алексу сухонькую ладонь. После рукопожатия она, не отпустив руки, потянула его к дому.

– Кейт пока не готова. Входите, Алекс, мы немного выпьем и поболтаем!

Алекс позволил втащить себя в дом. Собственно, у него и не было других вариантов. Старушка благоухала какими-то пряностями, но более всего – лаком для волос.

Едва они вошли в дом, она отпустила его руку и сокрушенно воскликнула:

– Что случилось с моими манерами? Я даже не представилась! Люсиль Уитни-Хаусмен…

– Одна из тех самых Уитни-Хаусменов? – с широкой улыбкой спросил Алекс.

Дама сняла очки и кокетливо улыбнулась:

– Мой папа, Айра Уитни, вовсе не основал промышленную упаковку мяса. Он всего лишь сколотил на этом деле состояние. Мой дорогой супруг Берни, царство ему небесное, – она посмотрела в потолок и перекрестилась, – родом из семьи, разбогатевшей на виски. Увы, не всегда законным путем. Мой дорогой Берни, прежде чем стать федеральным судьей, работал прокурором, и наши семейные встречи, уверяю вас, иногда оказывались довольно забавными.

Люсиль Уитни-Хаусмен провела Алекса в большую гостиную и жестом пригласила присесть на стоящую у стены широкую софу. Поставив цветы в хрустальную вазу, она обернулась к нему:

– Поскольку речь зашла о виски, назовите вашу любимую отраву!

Люсиль подошла к невысокому шкафчику и открыла дверцу. За дверцей оказался прекрасно укомплектованный бар.

– М-м… миссис… какое обращение вы предпочитаете? С обеими фамилиями?

– Зовите меня просто Лаки. Меня все так называют – и, знаете, мне всю жизнь везло!

– Я бы предпочел стакан содовой, Лаки.

Она одарила его суровым взглядом и нравоучительно произнесла:

– Я знаю рецепты множества коктейлей, молодой человек, но среди них нет напитка под названием «Содовая».