Верхний ярус
Шрифт:
А потом она видит. Что-то не так со всей отраслью, причем не только в Пердью, но и по всей стране. Люди, заведующие американским лесным делом, мечтают лишь о том, чтобы с максимальной скоростью получать ровные, чистые однородные зерна. Они говорят об «экономичных» молодых лесах и «нездоровых» старых, о «среднегодовом приросте» и «экономической зрелости». Патриция уверена, что однажды мужчины, руководящие здесь всем, падут, в следующем году или еще через год. Из павших стволов их верований пробьется богатый новый подлесок. И там она будет процветать.
Она проповедует эту тайную революцию студентам.
— Через двадцать лет вы оглянетесь
Она ладит с коллегами по магистратуре. Ходит на барбекю и фестивали народной музыки, даже умудряется принимать участие в кафедральных сплетнях, при этом оставаясь независимым государством. Как-то ночью случается головокружительное и дикое недопонимание с женщиной с кафедры фитогенетики. Патриция запирает этот неуклюжий инцидент в ящик собственного сердца, чтобы больше никогда его оттуда не доставать.
Тайное подозрение отделяет ее от коллег. Она уверена, хотя у нее нет никаких доказательств, что деревья — социальные существа. Для нее это очевидно: неподвижные создания, которые растут смешанными массовыми обществами, должны были развить методы синхронизации друг с другом. Природа практически не знает одиноких деревьев. Но из-за подобных воззрений Патриция оказывается на необитаемом острове. Горькая ирония: вот она здесь, с людьми своих взглядов, но даже они не видят очевидного.
Пердью получает один из первых прототипов квадрупольной системы газовой хромато-масс-спектрометрии. Какие-то языческие боги приносят машину прямо к Патриции как награду за ее постоянство. Теперь она может измерить, какие летучие органические соединения выделяют в воздух древние исполины Востока, и что эти газы делают с их соседями. Она забрасывает эту идею научруку. Люди понятия не имеют о том, что делают деревья. Это целый новый зеленый мир, созревший для открытий.
— И что полезного мы из этого получим?
— Возможно, ничего.
— А почему вы хотите проводить исследования в лесу? Почему не на контрольных делянках в кампусе?
— Нельзя изучать диких животных, отправившись в зоопарк.
— Вы думаете, что культивированные деревья ведут себя не так, как деревья в лесу?
Патриция в этом уверена. Но его вздох ясен без слов: девушки, занимающиеся наукой, похожи на медведей, катающихся на велосипедах. Возможно, но диковато.
— Я зарезервирую несколько деревьев на лесном участке. Так будет проще и сэкономит вам время.
— Но спешки нет.
— Это ваша диссертация. Вам время терять.
Она теряет его с огромным удовольствием. Работа не слишком привлекательная. Надо прикреплять нумерованные пластиковые мешки к кончикам веток, затем собирать их через определенные временные интервалы. Она делает это снова и снова, бездумно и молча, час за часом, пока весь мир вокруг нее неистовствует от убийств, расовых бунтов и войны в джунглях. Она целыми днями работает в лесах, по ее спине ползают клещи, по голове — вши, во рту — листовой гумус, в глазах — пыльца, паутины шарфами висят вокруг лица, на руках браслеты ядовитого плюща, колени содраны о землю, нос покрыт спорами, внутренняя часть бедер напоминает шрифт Брайля из-за укусов ос, а сердце также счастливо, насколько щедр день.
Патриция приносит собранные образцы в лабораторию и час за часом монотонно ломает голову над концентрациями и молекулярным весом, определяя, какие газы выдыхало
Фотосинтез, говорит Патриция студентам, это чудо: достижение химической инженерии, лежащее в основе всего собора творения. Вся мишура жизни на Земле — лишь безбилетница в этом ошеломляющем магическом действе. Секрет жизни: растения едят свет, воздух и воду, а накопленная ими энергия продолжает создавать и творить все. Патриция ведет своих подопечных в святая святых тайны: сотни молекул хлорофилла собираются в антенные комплексы. Бесчисленное количество таких антенных систем формирует тилакоидные диски. Стопки дисков выстраиваются в отдельный хлоропласт. Около сотни подобных солнечных электростанций питают растительную клетку. Миллионы клеток образуют один-единственный лист. В одном великолепном гинкго шелестят миллионы листьев.
Слишком много нулей: у студентов стекленеют глаза. Патриция должна вернуть их обратно по невероятно тонкой грани между оцепенением и благоговением.
— Миллиарды лет назад одна случайная самокопирующаяся клетка научилась превращать бесплодный шар ядовитого газа и вулканического шлака в этот населенный людьми сад. И стало возможным все, на что вы надеетесь, чего боитесь и что любите.
Они решат, что она не в себе, и Патрицию это устраивает. Ей хватает и того, что она сейчас отправляет воспоминания в их далекое будущее, будущее, которое будет зависеть от непостижимой щедрости зеленых созданий.
Поздно ночью, слишком устав от преподавания и исследований, чтобы работать дальше, она читает своего любимого Мьюра, от «Прогулки в тысячу миль по Заливу» и «Моего первого лета в Сьерра-Неваде» ее душа взмывает к потолку комнаты и вращается там, подобно суфию. Она выписывает любимые цитаты на форзаце полевых блокнотов и посматривает на них, когда политика факультета и жестокость перепуганных людей угнетают ее. Слова не поддаются под безжалостностью дня.
«Мы путешествуем по Млечному пути вместе, деревья и люди… Каждый раз, выходя на природу, человек получает куда больше, чем ищет. Самый простой путь во Вселенную лежит через лесную глушь».
РАСТИТЕЛЬНАЯ ПЭТТИ становится доктором Пэт Вестерфорд, так можно спрятать свой пол в профессиональной переписке. Доктора она получает за работу по тюльпанным деревьям. Эти толстые, длинные дренажные трубы, стоящие торчком, — на самом деле оказываются целыми химическими фабриками, причем они богаче, чем кто-либо подозревает. Лириодендрон имеет целый репертуар запахов. Он выдыхает летучие органические соединения, которые совершают самые разные действия. Патриция еще не знает, как работает эта система. Ей лишь известно, что та разнообразна и прекрасна.