Верхом на монстре
Шрифт:
Внезапно другой спортсмен издал крик отчаяния и стал подгребать к дежурному аппарату, отказавшись, таким образом, от претензий на подходящую волну, от победы в сегодняшнем дне, от участия в соревнованиях. Акорисал повернул голову на восток и начал быстро-быстро подгребать, зажав шест между колен.
Он побоялся было, что переждал лишнего. На какое-то время он завис на вершине водяной горы, потом стал продвигаться вперед все с меньшими усилиями. Он перестал подгребать, но продолжал двигаться, прибавляя в скорости и слегка соскальзывая вперед. Волна продолжала набирать величину и силу, и
То он лежал на животе, теперь встал на колени, постепенно наращивая скорость. Пальцы ног упирались в слегка упругую поверхность доски. Он встал, отставил одну ногу на дюйм назад, а другую соответственно вперед. Пальцы левой руки схватились за шнур зажигания ранцевого реактивного двигателя.
Чувствовал он себя превосходно. Гонка проходила легко и гладко, доска слушалась его каждого движения и чутко откликалась на малейшее перемещение им веса и на прикосновении пальцами ног к датчикам управления. Шест он крепко держал теперь в правой руке.
Он бросил взгляд вниз, и пальцы его инстинктивно еще крепче ухватились на петлю на конце пускового шнура.
Далеко-далеко внизу под солнцем блестела стальным блеском ровная поверхность океана. Ветер свистел и бил в лицо, соль пощипывала глаза. Его сковало было от одной мысли, что под ним пропасть в сто футов, но двадцатилетняя практика помогла ему взять себя в руки.
Доска резко пошла вниз по фронту волны. Десять, двадцать, тридцать футов. Он остановил стремительное снижение, перенеся вес чуть назад от центра доски и изменив положение крыла. Стабилизаторы удерживали доску на одном уровне, носовые фута четыре висели над пустотой, со свистом разрезая воздух.
На какой-то момент его обуяло смешанное чувство чистой воды страха и настоящего восторга. Справа от него двигалась, возвышаясь над ним, зеленая гора в тысячи тонн, слева была пустота.
Наконец он обратил внимание, как мерно и устойчиво рокочет Монстр, только сейчас этот звук не пугал, а вызывал благоговейный страх, Жоао прочно стоял на доске, слился с ней. Теперь он рискнул оглянуться.
Над ним постоянно висела многотонная масса воды высотой в три десятка футов, которая стремилась обрушиться в семидесятифутовый провал под ним. Она образовывала огромный зеленый стеклянный тоннель, вытянутую изумрудную трубу. Складываясь, она выбрасывала из себя воздух, добавляя высокие тона в рокот Монстра.
Он обеими руками крепко держал шест, помогая им балансировать, оставив пока что без внимания ранец. Потом он решил взглянуть на хронометр, составлявший часть его амуниции.
Он катится на волне уже полчаса.
Ему стала радостно от ощущения того, что он один, без соперников ведет эту гонку, но при этом не забывал поглядывать на завиток и гребень, опасаясь сюрпризов с их стороны — вдруг все это возьмет и рухнет вниз, и погребет его под собой. Вообще-то волна с достаточным постоянством держит свою форму, но иногда она неожиданно ломается и неосторожный или самоуверенный гонщик оказывается погребенным под миллионами тонн воды.
Но волна Акорисала шла и шла вперед, как машина, а завиток держался за его доской,
Он чувствовал себя все увереннее и увереннее. Вот он решил прощупать волну. То он взобрался на вершину зеленой стены, но тут же поспешно бросился вниз, побоявшись, что может очутиться на той стороне гребня, спустился почти к основанию волны и увидел над головой всю эту огромную гору в восемьдесят футов.
После трех часов гонки, когда он чувствовал себя совсем уверенно, он позволил себе подняться наверх, в трубу. Там было почти спокойно, шум рушащегося гребня убаюкивал. Тоннель был высоким и широким, и внутри его гудел сильный ветер. Тут надо было смотреть в оба, иначе сдует с доски, а завиток накроет.
Вдруг ему что-то привиделось сквозь стену падающей перед ним воды, и он вышел за пределы трубы. Этих «что-то» оказалась масса.
Про тринтаглий ему говорили. Они держались на поверхности прямо перед ним. Плавательные пузыри были предельно раздуты, тонкая, как бумага, кожа желто-розового цвета вы глядела натянутой, как барабан. По толщине они колебались в пределах от нескольких дюймов до фута. Передвигаясь, они использовали воздушный поток, предшествовавший трубе, при этом работая, как крыльями, длинными тонкими плавниками. Их выпученные голубые глаза разом обратились в сторону странной фигуры, появившейся перед ними.
То одна, то другая ныряли, чтобы выхватить из воды что-нибудь съедобное. Некоторые выпускали воздух из пузырей и исчезали в толще волны, другие держались под водой более-менее близко к поверхности. Жоао взял и протянул руку, чтобы потрогать тринтаглию. Та дернулась и подалась прочь, сердито глядя на него широко раскрытыми глазами.
Жоао взглянул на часы. Пять часов тридцать пять минут По времени нахождения на волне он уже на втором месте В ногах появилась тяжесть, в левом боку слегка закололо, глаза покраснели от соленых брызг, а во рту — когда кругом вода! — пересохло.
Оказавшись вне трубы, он увидел слева очертания скальной гряды на берегу. А впереди по-прежнему лежала бесконечная колышущаяся и рокочущая водная поверхность.
Еще тридцать минут, сказал он себе. Еще полчаса — и у него будет самый продолжительный заезд дня. Сейчас выходить из игры было нельзя, хотя ноги готовы были отказать в любой момент и плохо слушались. Но все шло так хорошо. Волна по-прежнему сохраняла величину и силу и не выказывала никаких признаков уменьшения. Какое же расстояние проходят участники, интересно? Над этим вопросом он как-то не занимался, да и когда, и как? Может, они идут вокруг континента? Или от полюса до полюса?
Ладно, еще тридцать минут. Еще полчаса в этом мокром аду — и он выходит.
И тут ваксиал едва не схватил его.
Хорошо, что тот принял конец шеста за часть человека. Это и спасло Акорисала. Узкая, как у угря, голова высунулась из воды и набросилась на шест, лязгнув зубами по остро заточенному металлическому наконечнику. Все шесть его продольных плавников были распущены, чтобы легче было балансировать в воде, а темно-красные жаберные отверстия позади челюстей ходили от возбуждения. Один глаз с ладонь человека, полыхал злобой, когда животное смотрело на вздрогнувшего Акорисала.