Верховная королева
Шрифт:
– И все же мне бы никогда не позволили… как-то раз меня прибили за то, что я прикоснулась к арфе, – с сожалением промолвила Гвенвифар. – Но ты подчинила своими чарам всех нас, и думаю я, вопреки всему, что магия эта – благая.
– Все мужи и жены Авалона изучают музыку, но мало кто обладает даром столь редким, как леди Моргейна. – вступил в разговор Талиесин. – С чудесным голосом надо родиться; учением такого не добьешься. А ежели голос – это Господень дар, так сдается мне, презирать его и пренебрегать им – не что иное, как гордыня, неважно, идет ли речь о мужчине или женщине. Как можем мы решить, что Господь совершил ошибку, наделив подобным
– Спорить с друидом о теологии я не возьмусь, – промолвил Экторий, – но, если бы моя дочь родилась с подобным даром, я счел бы его искушением и соблазном выйти за предел, назначенный женщине. В Писании не говорится, что Мария, Матерь Господа нашего, плясала либо пела…
– Однако ж говорится в Писании, что, когда Дух Святой снизошел на нее, – возвысила она свой голос и запела:» Величит душа Моя Господа…» – тихо произнес мерлин. Однако сказал он это по-гречески:» Megalynei he psyche тоu ton Kyrion «.
Лишь Экторий, Ланселет и епископ поняли слова мерлина, хотя и Моргейне тоже доводилось слышать этот язык не раз и не два.
– Однако пела она перед лицом одного лишь Господа, – решительно отрезал епископ. – Только про Марию Магдалину известно, что она пела и плясала перед мужами, и то до того, как Искупитель наш спас ее душу для Бога, ибо, распевая и танцуя, предавалась она разврату.
– Царь Давид, как нам рассказывают, тоже был певцом и играл на арфе, – не без лукавства заметила Игрейна. – Вы полагаете, он бил своих дочерей и жен, ежели те прикасались к струнам?
– А если Мария из Магдалы, – эту историю я отлично помню! – и играла на арфе и танцевала, так все равно она спаслась, и нигде не говорится, будто Иисус велел ей кротко сидеть в уголке и помалкивать! – вспыхнула Моргейна. – Если она помазала Господа драгоценным мирром, Он же не позволял своим спутникам упрекать ее, возможно, Он и другим ее дарованиям радовался не меньше! Боги дают людям лучшее, что только есть у них, а никак не худшее!
– Ежели здесь, в Британии, религия существует в таком виде, так, стало быть, и впрямь не обойтись без церковных соборов, что созывает наша церковь! – чопорно произнес епископ, и Моргейна, уже сожалея об опрометчивых словах, опустила голову: не должно ей разжигать ссору между Авалоном и церковью на Артуровой свадьбе! Но почему не выскажется сам Артур? И тут заговорили все разом; и Кевин, вновь взяв в руки арфу, заиграл веселый напев, и, воспользовавшись этим, слуги вновь принялись разносить свежие яства, хотя к тому времени на еду никто уже не глядел.
Спустя какое-то время Кевин отложил арфу, и Моргейна, по обычаям Авалона, налила ему вина и, преклонив колени, поднесла угощение. Кевин улыбнулся, принял чашу и жестом велел ей подняться и сесть рядом.
– Благодарю тебя, леди Моргейна.
– То долг мой и великое удовольствие – услужить такому барду, о великий арфист. Ты ведь недавно с Авалона? Благополучна ли родственница моя Вивиана?
– Да, но заметно постарела, – тихо отозвался он. – И, как мне думается, истосковалась по тебе. Тебе следовало бы вернуться.
И Моргейну вновь захлестнуло неизбывное отчаяние. Молодая женщина смущенно отвернулась.
– Я не могу. Но расскажи мне, что нового у меня дома.
– Если ты хочешь узнать новости Авалона, придется тебе самой туда съездить. Я не был на острове вот уже год: мне ведено приносить Владычице вести со всего королевства,
– Ну что ж, – отозвалась Моргейна, – тебе найдется что порассказать ей об этом браке.
– Я поведаю ей, что ты жива и здорова, ибо она по сей день тебя оплакивает, – промолвил Кевин. – Зрение ее оставило, так что узнать о том сама она не может. А еще я расскажу ей про ее младшего сына, ставшего первым из Артуровых соратников, – добавил он, саркастически улыбаясь. – Воистину, вот гляжу я на них с Артуром: ну ни дать ни взять младший из учеников, что на вечере возлежал у груди Иисуса… 4
4
Ин 13:23
Моргейна, не сдержавшись, фыркнула себе под нос:
– Епископ, надо думать, приказал бы высечь тебя за кощунственные речи, кабы только услышал.
– А что такого я сказал? – удивился Кевин. – Вот восседает владыка Артур, подобно Иисусу в кругу апостолов, защитник и поборник христианства во вверенных ему землях. А что до епископа, так он просто-напросто старый невежа.
– Как, только потому, что у бедняги нет музыкального слуха? – Моргейна сама не сознавала, насколько изголодалась по шутливому подтруниванию в беседе равного с равным: Моргауза и ее дамы сплетничали о таких пустяках, так, носились с сущими мелочами!
– Я бы сказал, что любой человек, музыкального слуха лишенный, воистину невежественный осел, поскольку не говорит, а истошно ревет! – не задержался с ответом Кевин. – Да только дело не только в слухе. Разве сейчас время играть свадьбу?
Моргейна так долго пробыла вдали от Авалона, что не сразу поняла, куда клонит собеседник, но тут Кевин указал на небо.
– Луна идет на убыль. Дурное это предзнаменование для брака; вот и лорд Талиесин так говорил. Но епископ настоял на своем: дескать, пусть венчание состоится вскорости после полнолуния, чтобы гостям не по темноте домой возвращаться; кроме того, это – праздник одного из христианских святых, уж и не знаю какого! Беседовал мерлин и с Артуром и объяснял, что брак этот не сулит ему радости; не знаю почему. Однако отменить свадьбу под каким-либо благовидным предлогом уже не удавалось; видимо, слишком далеко все зашло.
Моргейна инстинктивно поняла, что имел в виду старый друид; ведь и она тоже видела, как Гвенвифар глядит на Ланселета. Уж не проблеск ли Зрения внушил ей настороженность по отношению к девушке в тот памятный день на Авалоне?
«В тот день она навеки отобрала у меня Ланселета», – подумала Моргейна и, тут же вспомнив, что некогда дала обет сохранить свою девственность для Богини, с отрешенным изумлением заглянула в себя. Неужто ради Ланселета она бы нарушила клятву? Она пристыженно потупилась, на мгновение вдруг устрашившись, что Кевин сможет прочесть ее мысли.
Некогда Вивиана наставляла ее, что жрице должно соизмерять послушание с велениями собственного здравого смысла. Инстинкт, повелевший ей возжелать Ланселета, был правилен, невзирая на все обеты…» Лучше бы я в тот день уступила Ланселету – даже по законам Авалона я поступила бы как должно; тогда бы Артурова королева вручила жениху сердце, еще никем не затронутое, ибо между Ланселетом и мною возникла бы мистическая связь, а ребенок, что я родила бы, принадлежал бы к древнему королевскому роду Авалона…»