Вернадский
Шрифт:
Принцип прост. Но специалисты по традиции отдают предпочтение анализу, а не синтезу, расчленению на части исследуемого объекта.
Размышления Вернадского над общими проблемами бытия приучили его избегать узости мысли. И в своем первом кратком курсе минералогии сначала рассказал о строении… всей планеты: атмосферы, гидросферы, земной коры; о круговоротах некоторых химических элементов (азота, кислорода), которые движет солнечная энергия.
По его определению минералогия представляет собой химию земной коры; изучает продукты природных химических процессов, сами процессы и изменения
Вернадский, как обычно, не удовлетворен собой.
«Опять ничего не сделал аккуратно, — записал осенью 1892 года, — и опять тяжелое чувство вследствие неумения серьезно распорядиться своим временем». Через полгода высказался резче: «Надо работать над наукой серьезно, а я дилетант. Или уже такова моя судьба?»
Полгода спустя: «Я очень сильно недоволен собою. Сильная критика своих знаний и способа своих занятий очень мешает правильной работе».
В критическом отношении к самому себе он зашел далековато: стал критиковать даже свою склонность к критике!
Он ведет лабораторные работы (в частности, делает анализы грунтов для Докучаева), готовит и защищает магистерскую диссертацию, пишет добрый десяток статей. Разрабатывает и читает оригинальный курс минералогии. Самостоятельно овладевает шведским языком. Проводит экскурсии в долине Оки (Серпухов, Таруса, Алексин) и участвует в полтавской экспедиции Докучаева.
Мало ли сделано за два года? И ещё. В 1891 году начинается голод в центральных районах России. Он едет в деревню, много сил и времени отдает организации помощи голодающим, борьбе с неурожаем и начавшейся эпидемией холеры. Участвует в местных органах управления — земских собраниях. Руководит постройкой дома в своем поместье Вернадовке. В Моршанске его выбирают почетным мировым судьей.
Ему приходится подолгу бывать вне семьи. Он горячо и нежно любит близких, тяготится одиночеством и не скрывает своих чувств. Пишет множество писем (однажды за месяц — сотню!). Письма жене заменяют дневник, отмечая текущие события, мысли, планы на будущее.
3 сентября 1892 года сообщает Наталье Егоровне: «Сегодня 6 лет нашей свадьбе… Эти 6 лет — такие хорошие годы». Через несколько дней добавляет: «Такую силу придает уверенность, что вместе мы думаем одно и то же и всегда будем идти в жизни вместе».
Не достигший тридцатилетия Вернадский ведет научную, преподавательскую, общественную работу; прекрасный семьянин; глубокий мыслитель. Он ощущает свою причастность к духовной жизни человечества: «Мысль постоянно направляется к ясному сознанию чувства общей преемственности в истории человеческой мысли… В работе мысли есть радость, захватывающая дух сила, гармония».
Почему же он недоволен собой? Мне кажется, дело вот в чем.
Слушая прекрасную музыку или вглядываясь в прекрасную картину, он остро ощущал силу и радость гармонии, идеала. То же ощущение у него вызывала любовь — к родным и людям вообще, ко всей природе.
Но гармония разрушалась. Он видел, насколько безобразна,
Природа поражала его своей стройностью, вечностью, совершенством. В ней не было столь уродливых проявлений, как в жизни человеческой. Постоянная изменчивость природы, ее обновление и единство вызывали ощущение величайшей гармонии.
Он мог бы повторить вслед за Ломоносовым: я желаю понять нерукотворное Евангелие Природы. Это озарение пришло к нему в двадцатилетием возрасте, когда он записал в дневнике:
«Какое наслаждение «вопрошать природу»! Какой рой вопросов, мыслей, соображений! Сколько причин для удивления, сколько ощущений приятного при попытке обнять своим умом, воспроизвести в себе ту работу, какая длилась века в бесконечных её областях!»
Гармонию небесных тел, подчинённых закону всемирного тяготения, выразил Исаак Ньютон. Но это механические модели, в системах которых звёзды и планеты приняты за точки, обладающие массами.
Но разве наша Земля — точка?! Разве можно пренебрегать, как ничтожной малостью, земной природой, живыми существами? Хочется повторить слова Фёдора Тютчева:
Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик — В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык… Они не видят и не слышат, Живут в сем мире, как впотьмах, Для них и солнцы, знать, не дышат, И жизни нет в морских волнах…Поэту открыт мир живой земной природы. А учёные стараются выразить законы Мироздания на формальном языке физики и математики, словно отрешаясь от окружающей их реальности.
Вернадского восхищали и вдохновляли строки Тютчева:
Певучесть есть в морских волнах, Гармония в стихийных спорах, И стройный мусикийский шорох Струится в зыбких камышах. Невозмутимый строй во всём. Созвучье полное в природе, — Лишь в нашей призрачной свободе Разлад мы с нею сознаём…Постичь суть этой гармонии природы и разлада с ней человека хотя бы в общих чертах он ещё не умел; был похож на человека, плохо понимающего классическую музыку и попавшего на симфонический концерт или в оперу. Такой слушатель порой улавливает мелодию, но общее впечатление остается смутным, и музыка не вызывает в нем созвучных движений души.
И все-таки не угасала вера Вернадского в идеалы, гармонию, истину. Он продолжал поиски.
О смерти и бессмертии