Верная Рука
Шрифт:
Это было сказано слишком сильно для моих друзей. Такого вынести они не могли и выразили свое негодование весьма бурно.
— Я ничего не могу поделать! — оправдывался Кокс. — После такого ответа вы, конечно, не будете им заниматься, мистер Шеттерхэнд?
— Почему же? Вы тут недавно сказали, что он тоже человек. Это не так. Но я-то точно человек и вести ceбя буду по-человечески. Я постараюсь отбросить все прочие мысли и видеть в нем только страдальца. А то, что вы во всем этом также играете одну бесконечную роль, то печальную, то
— Вы что-то затеяли?
— Я или кто-то другой — какая разница, как любит выражаться наш друг Хаммердал. Я имею в виду только то, что для каждого человека однажды бьет час расплаты за грехи его. И с вами это тоже случится! Идемте!
Мои товарищи хотели меня удержать, а больше всех Тресков. Я не возражал им, просто вообще никак не отвечал. Меня отвязали от лошади и подвели к Каттеру. Тот закрыл глаза, чтобы не видеть меня. Руки мне, конечно, развязали. Перелом был двойной, опасный сам по себе, а Каттеру в его возрасте нечего было и надеяться на то, что кости срастутся.
— Мы должны как можно быстрее уехать отсюда, -заявил я. — Ему необходима вода. Река рядом. Он вполне может сам держаться в седле, даже несмотря на руку.
Каттер ответил бранью и поклялся жестоко отомстить Апаначке.
— Вы не очень-то рассчитывайте на этих людей! — прервал я его. — Неужели вам недостает разума, чтобы осознать, что вы сами виноваты в том, что произошло?
— Нет, вот как раз на это и не хватает, — ответил он зло.
— Если бы вы не указывали команчу, что ему следует делать, ему бы не было нужды вас опрокидывать.
— Поэтому я и сломал руку?
— Именно. Следовательно, и в этом повинны тоже вы сами.
— Я что-то ничего не понял. Объясните все толком, без этих ваших дурацких колкостей!
— Ваша рука была бы в целости, если бы вы не взяли мое ружье.
— Какая здесь связь?
— Когда вы падали с лошади, ружье висело у вас на плече. При ударе о землю ваша рука попала между двумя ружьями, отсюда и двойной перелом. Если бы вы не так рьяно заботились о моем имуществе, встали бы с земли невредимым.
— Вы говорите это только для того, чтобы разозлить меня! Хау!
— Нет, это правда, и мне совершенно все равно, верите ли вы в нее или нет.
— Я верю, во что хочу, а не в то, что вам нравится! Теперь вас снова свяжут, и мы поедем к реке. Будь проклят этот чужак со своей женщиной! Если бы не они, всего этого бы не произошло. Должно быть, это предостережение, которое послал нам сам Бог, — лучше, мол, обходить его людей стороной!
Даже теперь этот человек был способен богохульствовать! Я охотно позволил себя связать, хотя и лишился при этом великолепной возможности для побега. Когда я стоял около Олд Уоббла, поблизости лежало мое ружье, и мой вороной ждал меня. На все ушло бы с полминуты, не больше: вскочить с ружьем на коня и ускакать. Но что потом? Я, конечно, постарался бы освободить своих товарищей ночью. Но тогда трампы тоже не хлопали
Апаначка стоял около скво и пытался заговорить с ней, но без какого-либо заметного успеха. Тибо наблюдал за ними с едва сдерживаемой яростью, хотя и не осмеливался мешать команчу. Думаю, это ему подсказывал опыт общения со мной. Даже когда я подъехал к ним, он ничего не сказал, но подошел ближе. Я прислушался; Апаначка пытался добиться от женщины самых простых слов, но все напрасно.
— Твой дух ушел и не хочет возвращаться! — с болью сказал он. — Сын не может говорить со своей матерью — она его не понимает!
— Позволь я попробую воззвать к ее душе!
– предложил я, подойдя к ней с другой стороны.
— Нет, нет! — крикнул Тибо. — Олд Шеттерхэнд не должен с ней говорить, я этого не разрешаю.
— Вы это разрешите, — сказал я ему. — Апаначка, последи за ним. Как он только шевельнется, прыгай через него так же, как в прошлый раз, и сломай ему ногу! А я помогу!
— Мой брат Шеттерхэнд может на меня рассчитывать, — ответил Апаначка. — Он может говорить со скво, а если белый шаман попробует шевельнуть рукой, тут же окажется трупом под ногами коня!
Он занял позицию около Тибо, и я почувствовал себя гораздо увереннее.
— Была ли ты сегодня в Каам-Кулано? — спросил я женщину.
Она покачала головой и посмотрела на меня пустыми глазами. Я почувствовал, как отчаяние перехватает дыхание у меня в горле, но, прогнав его от себя, продолжил:
— Есть ли у тебя «нина та-а-упа» — муж?
Она снова покачала головой.
— Где твой «то-ац» — сын?
Ответом было все то же покачивание.
— Видела ли ты свою «икокхе» — старшую сестру?
Никакой осмысленной реакции. Мне стало ясно, что она равнодушна к вопросам из жизни команчей. Я попробовал зайти с другого конца:
— Знаешь ли ты Вава Иквеципа?
— Ик-ве-ц-па, — тихо прошептала она.
— Да. Ик-ве-ци-па, — повторил я, четко произнося каждый слог.
Тогда она ответила, как будто сквозь сон, но все же:
— Иквеципа мой вава.
Значит, мои предположения оказались верны: она была сестра падре.
— Знаешь ли ты Техуа? Те-хуа!
— Техуа была моя «икокхе» — старшая сестра.
— Кто такая Токбела? Ток-бе-ла!
— Токбела — это «нуу» — это я.
Она стала внимательнее. Слова, донесшиеся в затуманенное сознание Тибо-вете из детства и юности, потревожили какие-то образы в ее памяти. Душа безумной заметалась, силясь вырваться из-под тяжелого гнета больного разума, но тщетно: выхода из мрака она не нашла. И все же взгляд ее глаз больше не был пустым; постепенно он становился все более живым. Теперь мы уже могли добраться и до здравого смысла. Время было дорого, я и спросил то, что было для меня сегодня самым важным: