Вернейские грачи

Кальма Н.

Такси миновало мост через реку — бурную, быструю, всю в клочьях белой пены. У самого берега стояло здание электростанции, за ним — дома казарменного типа с маленькими окнами без занавесок. Узкая, как ущелье, улица, запах сырости, темные дворы.

Каждую весну река вплотную подступала к этим домам, оставляя мокрые следы на лестницах и непросыхающие лужи во дворах.

Зеленоватая плесень росла на розово-серой черепице крыш. На стекла у многих обитателей этого района не хватало денег, окна все еще были залеплены бумагой или забиты фанерой,

как во время войны, и от этого казалось, что у домов на глазах бельма.

В нижних этажах помещались лавки торговцев бакалеей и вином, мясом, овощами, мелкой галантереей.

Этот район назывался Заречьем. Здесь жили рабочие и вся вернейская беднота.

В крохотных фонтанчиках женщины полоскали белье и мыли салат. Стучали молоточками, сидя у окон, сапожники. На чердаках играли дети и висело белье.

Но чем выше взбиралось по горбатым уличкам такси, тем нарядней становились дома. Здесь широко и привольно зеленели каштаны. Над маленькой площадью, давя и попирая ее, поднимался старинный готический собор. Черные каменные святые сурово посматривали из своих ниш на прохожих.

Снова площадь — круглая, тихая, с величавой статуей женщины. В высоко вскинутых к небу руках женщина держала ребенка. Бронзовое лицо ее было скорбно.

— Братская могила героев последней войны, — сказал шофер.

Почти тотчас же за памятником начиналось длинное темное здание. Не то крепость, не то замок с бойницами — крохотными окнами, разбросанными кое-где по замшелым стенам, и башнями по углам. Глухая стена окружала его, а железные запертые ворота так заржавели, будто никто и никогда их не отпирал. Сырость, мрак, одиночество. Дрожь пробирала при взгляде на эти стены.

— Что здесь такое? Крепость? — спросил Хомер, когда такси поравнялось с воротами.

— Гостиница, — сострил Фэйни.

Шофер полуобернулся.

— Гостиница для тек, кто не согласен с правительством и любит говорить правду, — проворчал он.

Хомер не понял.

— Что он говорит? Вы разобрали, джентльмены?

— Что-то о тех, кто бунтует против правительства, — сказал Рой. — В общем, кажется, это тюрьма.

— У меня в путеводителе сказано, что это замок Синей Бороды, который сейчас превращен в тюрьму, — вмешался Тэд.

— Уж этот Маллори! Всегда он все знает, — не то похвалил, не то сыронизировал Хомер.

Такси миновало рыночную площадь, где продавали молоко и розы. В воздухе пахло вином и немного земляникой. У маленького ресторанчика стояли, как лошади в стойлах, велосипеды — владельцы их, видно, зашли пропустить стаканчик вина.

Прохожих и проезжих было на редкость мало: проехало несколько велосипедистов с сумками на багажниках, промелькнул на маленьком санитарном автомобиле доктор в соломенной шляпе довоенного фасона.

Наконец такси остановилось у приземистого розового дома с зелеными ставнями и полосатыми маркизами над окнами.

— «Бо сежур», — громко прочел Рой, — гостиница «Прелестный отдых». Посмотрим, что это

за прелесть! Выгружайтесь, мальчики!

— Э! Да это, кажется, наши ребята, — раздался веселый молодой голос, и в дверях гостиницы показался офицер. У него было ясное, худое, смуглое лицо, суховатая, удлиненная фигура, длинные руки с худыми сильными пальцами, да и весь он производил впечатление чего-то симпатично-удлиненного, похожего на Паганеля из «Детей капитана Гранта».

Увидев офицера, Хомер неприязненно сощурился. Билл Удхауз! Скажите, пожалуйста, как ему повезло, этому заносчивому парню! Капитанские полоски и служба в Европе! Сам Хомер от этого не отказался бы! Хомер мгновенно вспомнил свои стычки с Удхаузом. Однажды он увидел Удхауза в кафе с офицером негром и доложил об этом начальству, а Удхауз не постеснялся публично обозвать его шпионом. В другой раз Хомер грубо обошелся с солдатом, Удхауз заступился за обиженного, и у Хомера был неприятный разговор с начальством. Словом, встретить здесь, в Вернее, Билла Удхауза Хомеру было не так уж приятно.

Вероятно, и Билл Удхауз испытывал подобное же чувство, потому что, увидев Хомера, он принужденно прикоснулся к фуражке и сказал сквозь зубы:

— Мистер Артур Хомер, если не ошибаюсь? Значит, это правда: променяли славу полководца на жребий ментора? Ходили такие слухи… Что же, эти мальчики — ваши питомцы?

— Совершенно верно, Удхауз, — Хомер поочередно представил ему школьников. — Ого, а вы, кажется, еще подросли, если только это возможно, — сказал он, выдавливая из себя улыбку: а вдруг здесь Удхауз — любимец начальства? Не мешает быть с ним полюбезнее. — А где Ронни? — справился он о приятеле. — Я получил от него письмо и хочу с ним повидаться.

— Капитан Поулз послан в Штаты, — сказал Удхауз. — Он уехал в командировку дней пять назад.

— О-о… вот жалость-то! — воскликнул Хомер. — Значит, мы с ним разминулись, пока я был с моими мальчиками в Париже. Ну, а как вам здесь живется, капитан? — обратился он к Удхаузу. — Небось рады-радехоньки, что попали сюда, а не в Корею?

— Конечно, я рад, что не участвовал в этом… в этой войне, — ответил Удхауз. — Не так уж почетно было зарабатывать там кресты и медали, — прибавил он, видимо не удержавшись.

— Ото, я вижу, вы как были, так и остались… гм… идеалистом, — язвительно усмехнулся Хомер. — Характер у вас, как говорится, непокладистый.

— Поговорим лучше о вас, — перебил его Удхауз. — Так, значит, вы путешествуете?

Хомер осторожно изучал своего собеседника. Несколько лет назад, в полку, Удхауз был самым смелым рубахой-парнем, который резал всем в глаза правду, водил дружбу с солдатами, толковал о демократии и был форвардом в армейской футбольной команде. Товарищи его любили и всегда в ссорах его с Хомером принимали сторону Удхауза. Сейчас Билл выглядел постаревшим, усталым, в глазах у него появился острый блеск, и весь он был какой-то новый, более сдержанный и зрелый.