Вернись, а то убью!
Шрифт:
— Отпусти меня, — бережно отвел он руку Камиры и решительно шагнул ко мне, — Грег… прости. Я не имел права открыть тайну. И спасибо тебе за всё, что ты сделал для неё… Камира мне рассказала.
— Но почему… — от горечи, стиснувшей грудь, я не мог даже говорить, махнул рукой и шагнул прочь.
— Таржен! — бросилась ко мне Камира, попытавшись удержать за рукав, но я ловко уклонился от ее пальцев.
— Оставь…
— Грег… выслушай, прошу! — он почти шептал, но для меня этот шепот был громче крика.
— Он ничего не знал, — словно разбившаяся на каменном полу сосулька, звенели в моей голове уверенные слова Артемии, — это я всем запретила рассказывать ему про наши дела. Потому и не хотела… чтоб Камира его забирала. Все равно, когда он всё узнает, сам уйдет. А ей будет в тысячу раз больнее. Все гоблины очень бесчувственные и безжалостные,
— Не могут все быть одинаковыми, — крепко держа меня за руку, спорит Зия, — если бы он был злой, Грег бы с ним не дружил. У него нюх на злых и подлых.
Спасибо родная, прижимая её к себе свободной рукой, наконец-то вздохнул я свободнее.
— Прошу всех к столу, — махнула в сторону столовой Ортензия, и гости заторопились, понимая, что мне нужно время, чтоб немного остыть и прийти в себя.
И уже через пару минут я ощутил стыд за свою вспышку. Ну и в самом деле, с чего так расстроился? Ведь всегда соблюдал святое правило, не обвинять и не судить никого, пока не выслушаю всех, кто хоть сколько-то в курсе события. Причем, если потребуется, то и не по одному разу.
А в этот раз определенно сказалось напряжение последних дней, все-таки никогда еще не приходилось мне влипать в такие серьезные передряги, абсолютно не подготовившись.
— Все в порядке, пойдем, — чувствуя, что могу, наконец, держать себя в руках, подталкиваю Зию к столовой и она, бдительно оглядев мое лицо, первой шагает в двери.
Я вхожу следом и ловлю на себе настороженные взгляды гостей. Нет, так не годится, похоже я запугал их до потери аппетита. И хотя я просто до зубовного скипа не люблю извиняться и оправдываться за проявление свойственных всем нормальным людям слабостей, сейчас, похоже, придется переступить через себя.
— Прошу всех извинить нас за небольшое недоразумение, надеюсь, оно не повлияло на ваше намерение проверить мастерство главного повара? Иначе он будет очень расстроен! — Опередившая меня Ортензия сияет просто ослепительно радушной улыбкой, и мне невольно становится смешно.
Дошел до того, что не я защищаю жену, а она меня. Причем от меня же самого.
— Что-то я устал за последние дни, — бормочу вполголоса, усаживаясь на свое место и взяв Ортензию за руку, благодарно целую её узкое запястье.
После моих слов с лиц присутствующих словно стекли маски, правдоподобные, но неживые. Потянулись к приборам руки, побежали вокруг стола предупредительные лакеи.
— Пожалуй, я бы еще разок воспользовалась приглашением, — пробормотала Олли, несчастно рассматривая наполовину съеденный огромный кусок торта.
Это уже второй кусок, первый она проглотила с таким восторженным видом, что Ортензия не выдержала и незаметно кивнула лакею на ее тарелку.
— Ты можешь приезжать на все каникулы, — немедленно откликнулась жена, и по её поспешному ответу я понял, что девушка задела в душе Зии какие-то особые струны.
Но пригласить Олли и не пригласить Руна я считал неправильным. Мне был симпатичен откровенный парнишка, самозабвенно преданный первой возлюбленной, и не хотелось доставлять ему лишние страдания. Поэтому я слегка нахмурился и шутливо попенял жене, что не подобает выделять кого-то из учеников, а потому приглашение действительно для всех.
Мы уже ушли от обеденного стола и удобно расположились в креслах вокруг открытого огня разожженного в огромной чаше. Это уютное местечко, расположенное в дальней половине длинной столовой, было первым, что я обустроил по своему вкусу, поселившись в стерильно чистых, но старомодно неприветливых стенах этого дворца. Когда-то здесь стояли лишь пиршественные столы в виде буквы "п", и первое, что я сделал, поселившись в Монтаеззи, велел вынести их в подвалы. Мне всегда хотелось иметь уютную семейную столовую, где будет приятно обедать и своей семьей, и угощать друзей. Многолюдные официальные пиры всегда вызывали в моей душе невообразимую тоску.
Ковен разрешил в тот раз Клариссе помочь и прислал опытных мастеров, закончивших все дела в несколько дней. С тех этот уголок настолько полюбился нам с Зией, что я решительно запретил даже приближаться к нему нахальному голубоглазому старичку, перестраивающему весной замок по своему разумению. И лишь одно изменение появилось здесь за эти годы. Вот уже три месяца, как возле окна, в сделанном на заказ большом керамическом горшке, растет ветвистый кустик духов.
— Ну что ж, — отставив чашечку с горячим взваром, приготовленным по
Она помолчала, глотнула отвар, тяжело вздохнула, и как в пропасть со скалы, безоглядно бросилась в собственное прошлое.
— Меня отдали замуж в пятнадцать лет, за довольно состоятельного вдовца. Впрочем, я не понимала тогда, что он, по сути, просто купил себе молоденькую девчонку, все твердили, как мне повезло, и я сама думала так же. Жизнь в доме мужа была намного легче и приятнее, чем в родительском. Не нужно было рано вставать, мыть и доить коров, сбивать масло, варить творог, и в любую погоду везти на тележке за пять лиг в соседнее большое село. Делать мне вообще ничего не приходилось, в доме были повар и служанка. Мои младшие сестренки, приходя в гости, смотрели на меня с откровенной завистью. Жизнь и так была ко мне милостива, а когда через два года мой муж неожиданно умер, оставив мне всё состояние, я посчитала себя необычайно везучей.
Артемия горько усмехнулась своим воспоминаниям, и отвернулась к окну.
— Через некоторое время за мной стали ухаживать несколько холостяков, и теперь уже я выбирала себе партию по душе, и почти выбрала, да в один вьюжный морозный вечер в ворота постучали какие-то люди. Они попросились переночевать, и я, сама не знаю, почему, согласилась. И не прошло и трех дней, как поняла, что влюбилась в их командира. Я любила впервые в жизни, и это чувство было так огромно… так всепоглощающе… если бы он в тот миг потребовал отдать всю кровь, отдала и не охнула. И он тоже твердил нежные слова… зима в том году была морозная и снежная, все дороги из города завалило намертво. А у меня на душе цвела весна… казалось, красивее и лучше времени года еще не бывало. Но едва снег немного стаял, он собрался и уехал… даже не оглянулся. Еще и насмехался на прощанье, советы давал, за кого выйти замуж. Я чуть с ума не сошла от горя, но первое, что сделала, наняла надежных парней и послала по следу. С этого дня я не покупала себе ни наряды, ни украшения, и через неделю дала согласие на брак не тому жениху, что нравился мне раньше, а тому, что был всех богаче и старше. В конце лета у нас родилась дочь… и только я знала, кто её настоящий отец. Дела обоих мужей я прибрала к рукам, целыми днями проверяла отчеты, считала выгоду и еще через три года, когда мой муж случайно погиб на переправе, в моих руках было неплохое состояние. И никто не знал, что большая часть прибыли уходит на оплату шпионов, всяческими путями втирающимися в доверие к отцу моего ребенка. Разумеется, я уже была не настолько доверчива, чтобы верить всему, что писали мои наемники, и нанимала других, перепроверять полученные сведения. Это стоило очень дорого, зато уже через несколько лет я сумела сделать выводы, которые меня потрясли. Они не были людьми, мой бывший любовник и его родственники, хотя и были на нас необычайно похожи. Особенно на чиндайцев, и потому специально носили похожие прически и одежды. А иногда покупали у шаманов амулеты и надевали личины. К этому времени я встретила милорда Шуглинда, и он начал всерьез за мной ухаживать. У него было поместье в наших краях и замок на восточном побережье. Этот замок и сыграл решающую роль, я как раз получила неопровержимые доказательства, что нелюдей очень сильно интересуют те места. Я снова вышла замуж, милорд удочерил Камиру, и мы переехали на восточное побережье. Я думаю… не нужно говорить, что милорда я не любила?! Впрочем, я вообще разучилась любить, я говорю про чувства к мужчинам, еще задолго до рождения дочери. Только к ней я испытывала нежную привязанность, сама себе удивляясь… как это возможно, смертельно ненавидеть предавшего меня мужчину, и всем сердцем обожать его ребенка. Но потом объяснила себе и это, она не была его ребенком… потому что никогда не была ему нужна. И даже больше… мои шпионы доносили, что иногда женщин, пустивших в свою постель одного из нелюдей, находили заколотыми. Обычно такие случаи списывают на ревность, и осуждают кокеток, морочащих голову сразу двоим. Но я, получая подробные отчеты, знала точно, чужакам и в голову не приходило ревновать человечек. Они убивали не всех своих любовниц… а только тех, у кого могли родится их дети. Я часами стояла на коленях перед алтарями всеслышащего, вознося горячие молитвы за то, что не дал мне в тот черный день проговориться. Иначе мой любовник не пожалел бы ни меня, ни свое дитя.