Вернись, бэби!
Шрифт:
Открылась дверь ванной, и оттуда вышел Джо, ослепительно красивый в узком серо-коричневом костюме из мягкой ткани, которую так и хотелось потрогать. Молли поразила происшедшая в нем перемена: обычно стеснительный на людях, сейчас Джо явно нравился самому себе.
– Так, – Клэр быстро взяла дело в свои руки, – давайте-ка начнем, пока сюда не нагрянули конкуренты, а то все это окажется пустой тратой времени.
Стелла, с легкой гримасой неудовольствия, расположилась в причудливом белом кресле-шезлонге.
– Куда мне лучше сесть? –
– Пожалуйста, рядом со Стеллой.
Джо устроился на указанном месте. Теперь он был несколько смущен, что необычайно порадовало Молли. Ей было невыносимо думать, что Джо может у нее на глазах превратиться в нарядную пустоголовую модель, из тех мальчиков, что расхаживают по подиуму.
Сейчас, когда Джо и Стелла сидели рядом, сходство было разительным.
– Итак, – Клэр взяла с места в карьер, – никто не возражает против этой штуковины? – Она включила диктофон величиной не больше спичечного коробка и поставила его между Джо и Стеллой.
– Скажите, Стелла, должно быть, для вас было большой неожиданностью, когда взрослый сын вдруг возник из небытия? Ведь вы его не видели, по-моему, двадцать пять лет!
Стелла радостно рассмеялась с выражением именинницы. Клэр уловила в этом грудном смехе оттенок собственнического чувства.
– Это было совершенно потрясающе! – согласилась Стелла. – Что-то необыкновенное! В один самый обычный выходной я пришла домой с ощущением, что в жизни чего-то не хватает, и включила автоответчик. А там – этот голос! – Стелла бросила взгляд на Джо и улыбнулась, как если бы они были в комнате одни. – Это оказался Джозеф, именно как гром среди ясного неба. Он говорил, что мы, возможно, родственники, и сообщал дату своего рождения. Это было как разорвавшаяся бомба.
– Интересный образ. Вы говорите так, словно для вас в этом было больше опасности, чем радости.
– Да, – согласилась Стелла, – я почувствовала опасность. Уж не знаю, отдавал ли себе Джозеф в этом отчет. Мне нелегко далось то, чего я добилась в жизни. И я совсем не была уверена, что хочу каких-то перемен, особенно таких непредвиденных. Мне спустя столько лет напоминали о прошлом – не могу сказать, что мне это понравилось.
– А вы не рассердились, что он посмел вас побеспокоить? Вторгся в вашу частную жизнь?
Молли перевела глаза со Стеллы на Джо. Тот внимательно вслушивался в каждое слово, будто этим фразам предстояло быть высеченными в камне. Клэр удивительно здорово вела интервью.
– Да. Но ровно до того момента, как мы встретились. Разве можно сердиться на Джозефа? Как только я его увидела, мне стало ясно, что это он должен на меня сердиться, а не наоборот.
Молли опять бросила взгляд на Джо, но Клэр пока интересовала только Стелла.
– А не жалко вам, что вы лишили себя сына на столько лет? – спросила она. – Ведь все эти годы он у вас мог бы быть!
Молли затаила дыхание. По лицу Стеллы можно было заключить, что такая мысль не приходила ей в голову и только
– Да… – Стелла тщательно взвесила свой ответ. – Думаю, что это была ужасная потеря.
– А за эти годы, – мягко нажимала Клэр, – вы никогда не задумывались над тем, что означало для него остаться без родной матери? Я имею в виду, что вы ведь не были нищей школьницей, вы осознанно от него отказались.
В ответ Стелла всхлипнула. Рыдание повисло в воздухе, неуместное в этих шикарных интерьерах, как пятно на свадебном платье.
– Да, – наконец сумела она вымолвить. – Конечно, задумывалась.
– Именно поэтому она писала мне письма, – вставил Джо, стараясь защитить мать.
– А что это были за письма? – не унималась Клэр.
Джо опередил Стеллу с ответом:
– Каждый год в день моего рождения она писала мне письмо. И сохранила их, на случай если я вдруг объявлюсь, чтобы я знал – она всегда обо мне помнила.
Джо не заметил, что при этих словах Стелла неловко поерзала в кресле. Зато это не укрылось от Молли.
Стелла закусила губу, пораженная звучавшей в голосе сына любовью, которую она явно не заслужила. Конечно, эти письма она написала из лучших побуждений, но поймет ли это Джо, если когда-нибудь узнает о подлоге?
– Думаю, пора задать действительно трудный вопрос. Вы, по всей видимости, рады тому, что Джо вернулся в вашу жизнь, это все заметили. – Мать с сыном обменялись взглядами, которые заставили бы устыдиться самого отъявленного скептика. – Тогда почему вы от него отказались?
Стелла погрузилась в молчание. Было видно, что ее терзают внутренние сомнения. Глаза метались по комнате, как птица в клетке.
– Тогда жизнь была совсем другой… Вы даже представить себе не можете насколько.
– Неужели и в семидесятые годы?
– Да, и в семидесятые тоже. Для большинства людей понятия сексуальной свободы не существовало. Мы все были невинны. Я была не готова к материнству. Душой я была еще дитя. Даже родители меня бы не поддержали. К тому же я рвалась на сцену. – Она повернулась к Джо, словно других собеседников рядом не было. – Джозеф, ты должен понять. Я не могла тебя оставить, это было исключено. Но это не значит, что я тебя не любила.
Молли смахнула слезу. Неподдельная боль, которая слышалась в словах Стеллы Милтон, превратила их из избитой фразы в реальность, наполненную переживаниями. Если двадцать пять лет назад она и совершила эгоистический поступок, то сполна за него расплатилась.
Все это время Молли так злилась на Стеллу за своего Джо, что винила ее во всех его бедах и не задумывалась над тем, каково было самой Стелле столько лет помнить, что у нее есть сын, и ничего о нем не знать. И страшно, и одиноко. Один безрассудный поступок – и вся твоя жизнь перевернута безвозвратно. Сегодня другое дело: и матери-одиночки, и дети, растущие без отца, стали обычным явлением.