Вернись и возьми
Шрифт:
Мохаммед перевел мою речь, и караванщики снова зашушукались. Шушукались минут пять. Наконец, фокусник, изображавший дракона, поднялся и, приложив правую руку к груди, обратился к нам на тамашек. Вместо перевода Мохаммед сгреб все оставшиеся украшения и пододвинул их к нам. Спасибо, братья.
Через два года туарегские повстанцы, объединившиеся с алжирским руководством «Аль-Каиды», захватят власть в северных районах Мали; международные СМИ переполнятся репортажами о ежедневных перестрелках на улицах Тимбукту, на телеэкране будут мелькать знакомые виды… Невозможно поверить, что все это — там, где мы были всего-то два года назад. «Отель-бутик», в котором мы останавливались, превратился в штаб-квартиру террористической организации, а командир воинской части, гордо демонстрировавший Алле и Юле свой АК-47 («Не
В ту ночь в Сахаре выпало несколько капель дождя, впервые за много месяцев. Спать в палатке было душно, и мы улеглись прямо на песке — под путеводным небом. В пять утра на горизонте вырисовались два силуэта, совершавшие утренний намаз. А к половине шестого моджахеды уже сидели в полном составе на почтительном расстоянии от нашего лежбища, терпеливо дожидаясь пробуждения. На индиговых платках, разостланных у их ног, лежал новый товар.
10. Бандиагара
Летом 1990 года закончилось мое советское детство, а годом позже — и сам Советский Союз. Рухнула Берлинская стена, поднялся железный занавес, началась другая эпоха. И ровно в то же время на другом конце света, на гористом плато Бандиагара, к северо-западу от Верхней Вольты и южнее излучины Нигера, жители наскальной деревни Ндалу покинули свои прежние жилища, которые росли прямо из горной породы наподобие сталагмитов, и спустились в долину. Таким образом, в истории племени, никогда не слыхавшего ни о каких США и СССР, тоже наступил новый период. Правда, для них этот год не был 1991-м. Трудно определить, каким он был по счету. Не потому, что «на проклятом острове нет календаря», а потому, что догонское летоисчисление настолько сильно отличается от нашего, что формула перевода тут невозможна в принципе. Анизотропия пространства-времени — неоспоримый факт при условии, что имеется некая единая система координат, с помощью которой эту анизотропию можно показать. В случае с догонами речь идет не о математическом времени, а о сомнительной бергсоновской «длительности», с помощью которой, конечно же, ничего показать нельзя. Тем не менее лавирующий между западным временем и догонской длительностью Адама уверял, что переселение произошло именно в 1991 году.
До этого переломного момента догоны Ндалу, как и предшествовавшее им племя пигмеев телем, селились в прямоугольных постройках, расположенных террасами в несколько ярусов на уступах Бандиагары. Издали догонская деревня, выбитая в скале, похожа на многоэтажное здание. Вступая в новую фазу жизни (т. е. пройдя очередной обряд возрастной инициации), человек переселялся с одного этажа на другой — по восходящей; время текло не столько вперед, сколько вверх. Наконец, дожив до почтенной старости, он оказывался так высоко над землей, что уже едва различал очертания деревьев, растущих в долине. Верхний этаж принадлежал старцу-огону, верховному жрецу племени. Выше огона было только кладбище: захоронения совершались с помощью приводных канатов и медных шкивов, поднимавших тело усопшего в недосягаемые выси, где птичьи базары испокон веков делят жилплощадь с духами предков.
В долине поселения были разбиты на небольшие квадраты, обрамленные каменной кладкой и обведенные канавами, в которые стекалась вода для орошения, поступавшая из дождевых ям-резервуаров. В целом картина деревенской жизни догонов была полной противоположностью всего, к чему я успел привыкнуть за время пребывания в Африке; первым, что бросалось здесь в глаза, были маниакальные чистота и порядок. Рядом с прямоугольными домиками-коробк'aми располагались круглые амбарные постройки с коническими крышами из соломы. К амбарам были приставлены деревянные лестницы в десять ступеней с резными изображениями мифических животных на каждой ступени. Двери амбаров были украшены резными антропоморфными фигурками. Кроме того, в деревне имелась «аллея идолов». Огромные деревянные истуканы, отделанные замысловатой резьбой, стояли в три ряда лицом к посетителю. Посещать эту аллею разрешалось только членам определенной возрастной и кастовой группы. Были и другие запретные
133
Постройка, предназначенная для проведения важных дискуссий.
Однажды в Аккре, в доме Нкетсия, где за обедом полагалось говорить о духовном, глава семьи задал тему для дискуссии: стали ли африканцы гуманнее после того, как приняли христианскую веру? Странный вопрос, особенно если учесть, что в истории Африки, как до, так и после принятия христианства, гуманность повсеместно соседствует с крайними проявлениями жестокости и человеконенавистничества. Что, впрочем, можно сказать и об истории христианского мира в целом. Но речь не об этом. Догонская деревня может служить контрольной пробой в мысленном эксперименте Нкетсии: ни христианство, ни ислам здесь не прижились. Тем не менее альтруизм, который заложен в иудеохристианской традиции в форме нравственных предписаний, существует у догонов в виде поверий. Так, например, врожденные дефекты и увечья считаются здесь доброй приметой. «Калека — главный из домочадцев». Жители деревни верят, что, если семья будет как следует заботиться об увечном, к ней обязательно придет счастье. И так далее.
Адама, умудрившийся пройти в Ндала какой-то важный обряд посвящения, был вхож в довольно закрытый догонский мир, несмотря на то что принадлежал к другому племени. Через него получили ограниченный доступ и мы. Нас поселили на крыше одной из хижин, что считается высшим проявлением гостеприимства. И правда: по ночам на крыше не так душно, как в самой хижине, но спать все равно невозможно из-за инфернальных концертов, устраиваемых неусыпной домашней живностью. Каждую ночь воздух Бандиагары переполняется зловещей какофонией, померкшее пространство квохчет, блеет, завывает, кричит и стонет. Горное эхо многократно повторяет ишачьи и птичьи позывные, утрируя их так, что недолго уверовать в духов андумбулу и прочую нечисть.
По утрам блеянье сменялось многоголосием приветственных возгласов. Догонское ступенчатое приветствие — обязательный ритуал, повторяющийся по сто раз на дню. Выйдя из хижины поутру и повстречавшись с соседом, воспитанный человек не ограничится «добрым утром» или дежурным «как спалось?». От восхода до заката догоны только и делают, что приветствуют друг друга в развернутой форме. Звучит это так:
— На сэо? (Как ты?)
— Сэ! (В порядке!)
— Умана сэо? (Как семья?)
— Сэ!
— Нини сэо? (Как дети?)
— Сэ!
— Баара сэо? (Как работа?)
— Сэ!
— Сэсэ. (Теперь твоя очередь.)
— На сэо?
— Сэ!
— Умана сэо?
— Сэ!
— Нини сэо?
— Сэ!
— Баара сэо?
— Сэ!
— Мнга! (Ну слава Богу!)
— Мнга!
Иногда нас будил барабанный бой, доносившийся из-за скалы на краю деревни, где была расчищена площадка для ритуальных танцев в масках. Догонские сакральные церемонии — одно из самых красочных зрелищ на всем земном шаре. Словами не описать, с помощью фото— и видеокамеры — тоже.
Деревенские завтраки состояли преимущественно из чая, зато обеды были столь же обильны, сколь и неудобоваримы. Основное блюдо местного рациона называется «то» и представляет собой густую баланду из просяной муки пополам с песком и щебнем (по словам Адамы, наличие песка — знак высокого качества). Бледно-зеленый комок то заливают баобабовой слизью, которую заправляют чем-то вроде толченой воблы (заменитель соли и источник белка) и перекисшими семенами какого-то кустарника, придающими всему блюду запах несвежего тела. Впрочем, эта деревенская трапеза прошла мимо меня, так как я к тому времени уже успел подцепить лямблиоз и сам был бледно-зеленого цвета.