Вернись после смерти
Шрифт:
– Чё смурной, Паха, али новости худые? – рядовой Федор Горяев кивнул на письмо в руках младшего сержанта Борисенко.
– Ошибаешься, новости как раз отличные, – очнулся тот от глубокого оцепенения.
– Дак, а смурной-то чё, спрашиваю?
– Тебе-то, какое дело? – Павел недобро прищурился.
– Да не-е, мое дело – сторона… – Федор яростно начищал замок длинноствольного пулемета, установленного на разлапистой треноге перед амбразурой. – Просто узнать хотел, чё
– Не волнуйся, не провалилась еще твоя деревня, стоит.
– А твоя? – Федор внимательнее присмотрелся к напарнику.
Не отвечая, Павел чиркнул спичкой, прикурил плоскую трофейную сигарету, огоньком той же спички поджег письмо. Застывшим взглядом смотрел на бледное пламя, уничтожающее бумажный треугольник.
– Ты чё это письмо-то матушкино палишь? – удивленно спросил его Федор.
– Заткнешься ты, наконец!? – взорвался тот. – Задолбал дурацкими вопросами!
– Вот чё, паря, – нахмурился Горяев. – Сиднем сидеть – хорош, раскрой-ка ишшо один-другой цинкарь да набей лент с пяток. Запас, он сроду не лишний.
– Это ты мне приказываешь, сержанту, я правильно понял? – снова вспылил Павел.
– Дак, а чё ты расселся, быдто у тёшши на блинах? Сам же толковал: я – чишшу оружиё, ты – заряжашь. А стрелям – попеременки.
Борисенко докурил, нехотя поднялся с гранатного ящика, злобно посматривая на Горяева, принялся вскрывать патронную цинку широким немецким штыком. Федор тем временем закончил чистку, выставил на прицеле нужную дистанцию, примеряясь к оружию, повел гофрированным стволом влево-вправо, чуть подвернул валик угломера, потом, навалившись на затыльник пулемета плечом, стал задумчиво смотреть через амбразуру на заснеженное поле, сплошь избитое черными оспинами снарядных воронок. Проговорил тихо, как бы для себя:
– Навряд сёдни ишшо пойдут и так порядком положили. Гансы щас обедают: кофий горячий трескают с жареной колбасятиной, прям – лафа! Даже воюют с-суки по часам.
Павел молча сопел в углу бетонного колпака, возясь с патронной лентой. Снаружи ударили в окованную листовым железом дверь чем-то тяжелым раз, другой.
– Кинь-ка «шмайсс» 51 , – попросил Федор Павла, и, поймав на лету трофейный автомат, подошел к выходу, спросил, приложившись ртом к пазу люка:
51
«Шмайсс», «шмайссер» – бытовавшее в солдатской среде ошибочное название массового германского пистолета-пулемёта калибра 9 мм. Известный оружейник Гуго Шмайссер не имел к нему никакого отношения. Истинным создателем модели был Генрих Фоллмер, генеральный конструктор фирмы Эрма Верке расположенной в городе Эрфурт. Правильное наименование оружия:
– Каво там ишшо принесло?
–Окрывайтеся, вояки! – раздался знакомый простуженный голос старшины пулеметной роты Камнёва. – Харч прибыл.
– Харч харчем, а пароль паролем! – никак не реагируя на издевательскую усмешку Павла, твердо потребовал Горяев.
– Ну, «гильза», забери вас черти! – в сердцах ругнулся старшина. – Чё кобенитесь, отпирайте, торчим из-за вас на холоду'.
– «Гомель», – произнес Федор отзыв и одним рывком сдвинул рычаг клин-замка. Загородив своей массивной фигурой светлый проем, в дот протиснулся закуржавевший от мороза старшина, вслед за ним спустились двое угловатых, беспрестанно и пугливо озирающихся солдат-новобранцев из хозвзвода. Крайний из них замешкался, зацепившись за что-то полой шинели и Федор по-хозяйски прикрикнул:
– Эй, салабо'н, а ну заползай шустрее, чё воро'тья распази'л, не май месяц, однако!
Когда из термосов в котелки пулеметчиков перекочевала часть наваристого горохового супа, а в порожнюю цинку из-под патронов была выложена солидная порция перловой каши, Камнёв с отцовской заботливостью проговорил:
– Ну, хряпайте на здоровьичко, ребяты.
Борисенко при этом не преминул злобно выругаться:
– Опять «шрапнель», мать их за ногу, этих поваров! То пшённой «кирзой» пичкают неделями, то «шрапнелью», твари!
– Ты жуй да помалкавай, – сердито заметил старшина, снимая с сивых усов ледышки. – Добро хоть это ишшо есть. В Ленинграде народ с сентября голодует, тышшами мрёт. Вот подумай-ка – сутошная пайка хлеба для работяги всего двести пятьдесят грамм, а на ребятишков и стариков дак наполовину меньше. И хлеб то – одни отруби пошти што…
– Слышали про это… – угрюмо сказал Федор и указав на пулемет, добавил. – Ты скажи ротному, Михалыч, штоба кого-нибудь прислал заместо Василия. Уж два дня, как его убило. Вдвоем несподручно в доте работать, заряжаюшший шибко нужон. Када атаки часты', ленты быстро уходют, еле успевам набивать. А тут ишшо этих эсэсов хрен принёс на наш фланг. Отчаянны вояки, в рот имя' ды'шлину! Вчерась один мало не на гранатный бросок сбоку надбежал. Ладно, Паха вовремя заметил да с «ручника» положил, а то б хана… Я ночью сползал, «шмайсс» евонный забрал да патро'нья. – Фёдор кивнул на новенький пистолет-пулемёт. – У того ганса под маскировкой чёрна форма, на френчике крестов – как у дурака цветочков. Герой с дырой, бляха-муха!
– Сказать-то я, скажу лейтенанту, а толку? Ты знашь, сколь народу в роте осталося после утрешнего бою? – удрученно вздохнул старшина.
– Знаю…
– Ну, дак, а чё тогда… – Камнёв, по-стариковски кряхтя, поднялся. – Заклинь-ка дверь за нами.
Конец ознакомительного фрагмента.