Вернись в завтра
Шрифт:
— А ты видел тех волков?
— Доводилось. Пошел за дровишками для костра, и только нагнулся к сломанной ветром ветке на меня сзади кто-то наскочил. Я подумал, что охранник вздумал в сугробе приморить, ну и забазарил, отворил варежку. А тот зверюга уже телогрейку рвет. Я как оглянулся, мигом про топор в руке вспомнил. Но у волка зубы и клыки. Он видно очень жрать хотел. А мне сдыхать в его пасти за падло было. Ну и схватились, кто кого одолеет, кто из нас сильней другого? Зверюга попался коварный, ловкий, опытный. Видать ни одного беглого зэка припутал в сугробе и сожрал. Глаза зелеными огнями
— А вы его съели? — спросил Колька.
— Конечно! Что там один волк на полсотню зэков? Даже распробовать не удалось. Мясо, конечно, жесткое, мочой и псиной воняло, но все ж лучше баланды. Конечно, на воле никто б эту гадость жрать не стал бы. А тогда подарком посчитали. Правда охрана долго надо мной глумилась. Смеялись, для чего меня волк в коромысло загнул? Выходит, видели, но помочь, выручить и не подумали. Вот и пойми, чем они отличались от зверюг? То-то и оно, что морды малость разные, а хватка одна — враз за горло!
— А ты боялся их?
— Поначалу да! Потом за десять лет привык.
— Я и собаков боюсь. Только не смейся, ладно. Меня Бобик хотел за ногу попробовать, я на него как упал, и укусил за ухо. Он как закричал! Выскочил из- под меня и орет на всю улицу, на меня брешет. Тетка Степановна с палкой выскочила, это ее пес был, знаешь, как грозилась ухи мне оборвать и в жопу вставить. А зачем они в заднице нужны?
— Не поймала она тебя? — хохотал Федька.
— Куда ей? Я быстрей Бобика домой прибежал. Зато теперь он как увидит, сразу под крыльцом прячется и оттуда брешет. Знает, что я туда за ним не полезу.
— Я тоже не люблю собак. Особо овчарок. Раньше мы с отцом держали во дворе всяких псов. Теперь
не выношу собачий брех. Слишком много их развелось, слишком мало людей осталось…
Тонька тихо слушала их разговор. Она то улыбалась, то хмурилась.
— А я вчера с петухом своим подрался! — вспомнил Колька.
— Это за что? — не понял человек.
— Мамка велела яйцы из корзинок взять. Ну какие куры народили. Сунулся в кошелку, а петух как укусил меня, в самую жопу, так больно стало. Я аж заплакал. Потом словил и весь хвост его вырвал. Все перья с головы пощипал. Пусть куры над ним смеются. Он нынче уже не ходит по сараю хозяином. Прячется в корзинке. Тоже несется. На меня уже не скачет. Когда зашел в сарай, он все ворчал, ругался. Я ему пообещал, что в другой раз в сарай с рогаткой приду, и тогда ему круто достанется, — хвалился Колька.
— Своих бить нельзя. Ведь ты хозяин в доме, а петух в хозяйстве первый помощник, — объяснил Кольке, зачем нужны петухи.
— Непременно помирись с ним и дружи. В своем доме всех любить нужно.
Колька долго думал над сказанным. А Федя пообещал Тоньке, что хоть ненадолго, но каждый день заходить будет.
— Доброму нашего мальца учишь, спасибо тебе, — говорила женщина.
— Я еще был на Колыме, когда слово дал, если выйду живым на волю, всякий день стану делать хоть что-то доброе…
—
— Богу…Кому ж еще? Человек человеку соврать может. А Господь все видит и знает. Его даже в мыслях не проведешь. Ему все ведомо. Поверишь, после того много легче стало мне. С ремонтных работ на трассе меня перевели в хлеборезы. Господь от многих бед уберег.
— А ты до тюрьмы верил в Бога?
— Трудно сказать. Конечно, слышал много о Нем, но не молился, не обращался и праздники святые не признавал. Все на Колыме пришло.
— Люди подсказали?
— И они, да и сама жизнь научила многому. Вот я сегодня Коле рассказал, как одолел волка. А ведь не просто так все приключилось. Зверюга уже одолевал. Вот тогда впервые крикнул:
— Господи! Помоги! Спаси мою душу! — вспомнил человек давнее.
— И откуда силы взялись? Ведь сколько раз пытался волку голову раскроить, да все мимо. Тут же враз попал! И был спасен…
— Значит, виден Господу, не иначе, — тихо сказала Тонька.
— Все видны. И я выходит, еще нужен, коль вывел Господь живым с самой Колымы…
Федька погладил Кольку по голове, светло и чисто улыбнулся бабе. Пожелав всем спокойной ночи, вышел во двор, пошел к калитке. А Тонька все смотрела ему вслед. Сегодня она увидела в нем совсем другого человека, какой прятал свою душу от чужих глаз. В нем баба невольно узнавала себя, деда и даже сына. И удивлялась, сколь похожими друг на друга бывают совсем чужие люди.
Федьке, едва он вышел из дома Петровича, стало не до размышлений о высоких материях. Вспомнил, что утром ему нужно идти на другой конец города к новым русским, ставить там английский камин, за какой обещали хорошо заплатить, а человеку так хотелось хоть немного приодеться после зоны, чтоб выглядеть не хуже других горожан. И уже утром, едва рассвело, он встал, наскоро перекусив, взял сумку с инструментом, пошел по названному адресу.
Двери ему открыла моложавая женщина и, оглядев Федора с головы до ног, ввела в дом.
– Проходите! — позвала за собою улыбчиво.
– Вот здесь хотим камин сделать! — указала вглубь гостиной — мрачной большой комнаты.
Федор огляделся:
— А где хозяин? С кем могу поговорить? Обсудить сюит все, ваши и мои условия!
— Я хозяйка! Сама справляюсь. О чем базар, говори! — ответила резко и, указав Федьке на кресло, предложила присесть.
— Как вас зовут? — спросил человек.
— Елена! Ну, а тебя? — поинтересовалась тут же.
— Федор! — ответил человек и предложил:
— Давайте обсудим, где я камин поставлю. Оно, конечно, решать вам. Но зачем прятать камин вглубь гостиной — в дальний, темный угол. Он украшеньем комнаты станет, все вечера возле него станете проводить. А как туда в угол поставите кресла, столик или диван?
— Ну не выносить же его на середину! — не соглашалась хозяйка.
— Я этого и не предлагаю. Но вот здесь. Тут и дымоход рядом и камин будет на виду. Сколько места он займет, давайте примерно глянем, — предложил Елене.
Когда все вымеряли, обсудили, хозяйка согласилась, Федор взялся за работу. Вначале стал готовить основание, фундамент для камина, потом принес кирпичи, помочь было некому. Женщина жила в коттедже вместе с матерью и предупредила сразу: