Верните бутон дилетанту (Принцип Криницына - 2)
Шрифт:
*** Сегодня я еду на другой машине - на своей "Победе", но зато опять - в село Ильинское. Мне до зарезу хотелось попасть на то озеро, но так попасть, чтобы обитатели виллы меня не видели: интересовала меня жизнь на этой вилле, и даже очень. Утро прекрасное сегодня, солнце яркое, а на небе - ни облачка. Влажное от росы шоссе так и летит мне навстречу, а мне не весело: девочки те из интернета всю душу измяли. Машину я оставил у Варенцовых и, ничего не объясняя им особенно, отправился пешком к озеру, что у деревеньки Выселки приютилось. Идти я решил тем путем, которым не раз и не два ходили мы с Нюрой в наших походах за грибами - вдоль русла речки против ее течения. С собой у меня было немногое: фотокамера да запасная кассета с пленкой. Оружия я не носил, у меня и разрешения на его ношение не было. Егорий обещался, но его обещания, знаете ведь, пустой звук его обещания, вот - что. Как-то с Валерием зашли мы в тир, он это предложил мне пострелять, а я с радостью превеликой согласился. Я пистолет взял стволом к своему животу и стал затвор передергивать. "Расс-туды-т-твою-в-туды-душубога-мать-етит-то-нехай", - всего и сказал в сердцах Валерий, пистолет отобрал и больше никогда не давал, и не предлагал не то пострелять, но и в тир заходить. Такая вот история была у меня с огнестрельным оружием. Шел я неспешно, думу думал, на грибы иной раз посматривал. Время для грибов хоть и раннее, но красноголовики иногда и встречались: я не брал их - пусть растут себе. Путь не такой и долгий, вот и опушка леса. Отсюда вид на озеро и виллу на ее берегу великолепный. Я впервые ее вижу. В последний раз я был здесь, когда от избушки старушек, так мерзко сожженных бандитами, осталось одно пепелище. Вилла трехэтажная на этом самом месте и стояла. Баня шикарная; если и печку учитывать, Петром Николаевичем сложенную, то нет ей, этой бане, цены. К озеру от здания сбегает сходенка, затейливо изготовленная из дорогих пород дерева - это и отсюда видно через объектив моего Nikon,а. Вот махонькая пристань, к котрой причален катерок. Увеличение изумительное. Умеют ведь на диком Западе технику делать, когда захотят. И я опять снимал: клиентов, гостей, гонцов и курьеров. Стоп, а это кто? Парнишка вертлявый из себя весь, черненький. Он вытащил из дому коробку, поставил ее в кузов автомобиля, затем еще вытащил, ему помогли охранники и еще одну принести. Вот парнишка прощается с крепким мужиком бритоголовым, вот еще один тип с рожей бандитской. Кончилась пленка. Я вытащил кассету, спрятал законченную в карман, а новую перезарядил. Я еще и снимка ни одного не сделал на эту пленку, только что вставленную, как жуткой силы удар в бок, а затем, когда меня перевернуло в воздухе, в грудь. Голову только что успевал хоть как-то уворачивать. Я даже не видел, кто меня лупит. Боже мой, вот так-то меня еще никто не бил! Наконец, мне удалось хоть на четвереньки встать, а это уже что-то! Я рывком оттолкнулся ногами и назад кубрет сделал, уходя от ударов. Пусть меня кто-нибудь попросит повторить этот кубрет: господа, это глупо - просить о том, что сделать невозможно, потому что этого в принципе сделать невозможно! И встал на ноги, а противник мой ко мне лицом оказался. Он, дурашка, еще не знал, что удар моей правой - смертельный номер. Так мой удар он даже почувствовать не успел, как потерял сознание. Однако надо бежать, потому - еще один противник спешит на помощь первому, бездыханному, и мою физиономию уже разглядел, сфотографировал в своей памяти. Я, вообще-то, надеялся на то, что скоропалительность событий сотрет из его памяти детали, но там кто его знает. Бежать, бежать, бежать:И я бегу, потому что противник этот "свеженький" - о-очень крепкий парень, не чета первому. Бежать, бежать, бежать:И я бегу!
Лицо я умыл речной водой уже невдалеке от Ильинского: через луговину перейти, и вот оно - село. Варенцовы были дома. Ни о чем меня не спрашивали, хотя лик мой, видимо, был ужасен. Только у них я и вспомнил, что на месте боя оставил свой замечательный фотоаппарат. Где такой найдешь, да еще с таким-то объективом!
– Ваня, примочки бы какие тебе. Больно ведь, поди?
– посочувствовала после молчания Нюра.
– Самогоночки вот выпьем, так - как рукой и сымет всю боль, - решил пойти супртив жены Петр Николаевич.
– Тебе бы все зубоскалить, старый хрен, - совсем уж рассердилась на него Нюра. Пойдем, Ваня, я помажу тебе лицо хоть йодом. Нюра прижгла мне многочисленные ссадины йодом.
– Мочу бы приложить, свежая моча - первейшее средство от ушибов. Особливо хороша моча от кошек, - то ли в шутку, то ли всерьез опять встрял дядя Петя. Нюра по наивности натуры это на полный серьез приняла: -Это разве у кошки столько мочи наберется? Сколько же кошек надо, чтобы все Ивановы ушибы смочить? Да и не дадутся они, чтобы на ушибы помочиться. Смех да и только с этими стариками! Ну ее к черту, эту мочу кошачью, самогоночки и выпьем.
– Петр Николаевич, ты расскажи мне, что за печи и камины ты клал на вилле той, что у озера?
– попросил я, когда мы уже сидели с дядей Петей за столом.
– А при возможности расскажи, что знаешь о расположении комнат в ней.
– Ну, комнат много - где мне было упомнить. Лестниц с первого этажа и до третьего - две, с боков здания они. Вроде как и в подвальные помещения тоже лестницы ведут.
– Вот как!
– и подвалы там есть?
– Я в подвалах не был, вниз лестницы с первого этажа спускаются, это - точно.
– А сам хозяин где, в основном, бывает?
– А где придется, там и бывает, но самые шикарные камины я на втором этаже клал. Изразцы - великолепные! Что за интерес-то к вилле возник, Вань?
– Так, есть один интерес. Давайте, дядь Петя, еще по маленькой, да поеду я, домой мне надо.
Окончательно отдышался я дома, отлежался на софе. Что интересно!
– кошка моя всего меня обглаживала, всего облизывала, всю ноченьку спала то между ног моих, то приспособится к лицу моему прилечь и лапками меня обнимать. А уж мурлыкала всю ночь на все голоса! А мне не спалось: только смежу глаза - кошмар какой-нибудь! Всколыхнусь всем телом от этакого чудища, да в сон проваливаюсь - и опять кошмар! Но утром встал почти здоровым, а ссадин на лице так и совсем почти не видать. Может быть, и правду говорят о целительной способности кошек?! А к психиатру тому все-таки надо бы попасть на прием. Может, что умное скажет?
Часам к десяти я созвонился с Егорием и Валерой Русиновым, мы договорились встретиться в любимом кабаке, откуда мы как-то с Егорием удирали в студенческие еще времена от неудобств, самим же Васильичем и созданных. Денег у нас тогда для рассчета за обед
– Ну, раз уж тебе так не терпится с ним познакомиться, так я, пожалуй, через моего знакомого бизнесмена - Сергея Курочкина - тебя и попытаюсь с Жлобом свести. Весь "цвет" города тусуется в клубе для избранных по субботам, туда бы тебе попасть. А там все от тебя зависит, как ты свои актерские данные проявить сможешь, - изрек свое предложение Валерий.
– До того времени тебе ссадины на физиономии подлечить надобно. Я сегодня и позвоню Курочкину, где-нибудь все вместе с ним и встретимся. Он обязан мне многим за свои дела. Когда-то на него наезжали крепко бандюги-рэкетиры, а влетел Сергей крепко. Я да еще отец Сергея и спасли его от расправы. Ну, да ладно, то дело прошлое. Годится, жди звонка. Дома будешь?
– А куда мне деваться с такой рожей? Валера, я отдам тебе пленочку для проявки в вашей лаборатории? Фотографии сами и напечатайте, не хочу я, чтобы в какой-нибудь городской фотографии мой заказ выполняли. Мало ли каких знакомых или агентов у этих мафиози? На том мы и разошлись из кабака. Я до вечера отдыхал, с нетерпением ожидая звонка от Валерия Русинова. Он заявился ко мне сам, без предварительного звонка. Зашел, кошку сперва погладил. Она к нему явно неравнодушна, ласкается, трется об ноги, а Валера тоже ее всю обглаживает. Он тоже находит, что есть в моей любимице какая-то скрытая значимость, короче - не простая это кошка. Расположились на кухоньке, где я расставил остатки от Нюриного угощения, к тому же - самогон Петра Николаевича. Валера сначала самогонки себе налил с полстакана, не дожидаясь меня и, естественно, не чокаясь. Задержал дыхание на мгновение и - выдохнул. Крепка, видать, еще советская власть!
– морда кра-асная какая стала.
– Договорился я с тем бизнесменом, пришлось кое-что и рассказать, но самую малость, детали он, конечно, не знает. Но с тем, что ты наш, городской, ознакомлен. Завтра к обеду и встретимся. Вот, кстати, твои фотографии. На фотографиях, увеличенных до необходимых размеров, позволявших рассмотреть и детали, были те лица, которые я уже, понятно, видел. А вот Валера, тот призадумался, а потом изрек: -Морды эти частично мне известны. Бандюги те еще! Но претензий пока найти к ним мы не можем, то есть - знаем, что они мразь, а ухватить их:Чернявенький этот мне не известен, видать какую-то продукцию укладывает, гад, в машину. Да, ладно, теперь все равно разберемся. Кое-кто из этих личностей к городской властной элите относится. Вот и все! Ну, не пойдешь же с обыском в ту, так неприятную тебе виллу? А с чем мы пойдем? Прокурор и ордера не даст. Ему своя голова дороже! Так что, готовься, прояви себя на тусовке среди этих держиморд. Главное, чтобы тебя не признал там кто. Есть у тебя знакомые среди представителей нашего славного российского бизнеса, черного и трехцветного?
– Если и есть, то немного. Муж моей бывшей жены - Клебанов Андрей. Мы с ним на одном факультете не один год мытарились, а выпито сколько!
– А что там твоя бывшая - приходит к тебе еще в твоих кошмарах?
– Она, насколько я понял, беременна. И счастлива этим. Со мной ведь у нее ничего не получалось. Я видел ее раз. Изменилась совершенно. Поначалу она ведь и Андрюхе Клебанову рога наставляла. И с кем?
– с самим Кротовым Степаном!
– бандюгой и мафиози. Кстати, а перстенек тот, у семьи Аллесов украденный, она вернула? Знатный ведь перстень, одних алмазов в нем на десяток таких машин, как моя "Победа".
– Перстень возвращен законным владельцам. И что же, Клебанов этот простил Людмиле?
– Не то простил - любит ее безмерно. Но, что важно, и она, по-моему, любит его. Все простилось, все забылось. И я, знаешь, Людмиле простил. Бывает такое, что нет у супругов совместимости - и все тут! И что ты не делай, как не угождай жене, а развод неизбежен.
– Железная логика! За это придется выпить. И мы выпили за это несколько раз. После всего выпитого Русинову пришлось ночевать у меня. Он только предварительно позвонил в свой уголовку, где его, на случай важности дел, могли и разыскивать. А как же - город у нас немаленький, бандитов много, как же без Валерия Афанасьевича Русинова может жить такой город? Важно, что и бандиты не могут. Я, на всякий случай, оставил ключ возле изголовья постели, где уснул мой приятель. Он спал, а я смотрел на него некоторое время. Тоже у него не все хорошо в семейной жизни получилось: дочь похоронил, от опухоли мозга и умерла она, там развод, а года через два еще одна утрата - сын тринадцатилетний, без присмотра-то отцовского, утонул. Пошел один купаться в речке да и утонул. Вот тебе и жизнь, кто же знает: как и куда она повернет. Спи, Валера, спи, дружок мой лучший и проверенный. Дай Бог тебе здоровья! И удачи!
*** С бизнесменом и банкиром Курочкиным Сергеем Васильевичем мы встретились в холле его шикарного офиса. Был это полноватый и крупный мужчина, лицо тоже крупное с красноватыми прожилками, выделявшимися на его щеках и носу. Лоб широкий, глаза вот только уводил в сторону, будто стыдился чего-то, или так бывает, когда человек на руку не чист. А я вспомнил отца его, вспомнил из когда-то шумных газетных публикаций об успехах колхоза в деревне Березовка, которым руководил Курочкин Василий Иванович. Многое из жизни Василия Ивановича мне рассказал как-то Петр Николаевич Варенцов. Занятная встреча! А и вправду, совесть, что ли, этого Сергея гложет? Ну, чего он от меня глаза уводит, прячет? Я ему не судья, чего меня стыдиться? Или он всех порядочных людей стыдится? Разговор между нами был достаточно краток, но продуктивен: мы договорились, что в субботу я и Сергей Васильевич вместе подойдем к зданию, где был тот привелигированный клуб. Для избранных, значит. Сергей меня и проведет, выдав за биснесмена из, скажем, славного города Нижнего Новгорода, приехавшего вот в этот город для заключения всевозможных договоров, поставок книжной и кинопродукции, да всего, что прибыль принести сможет. Поговорили о том, что лучше одеть, как разговаривать, с кем и как общаться: И расстались до субботы.
Здание, в котором располагался клуб, было расположено в старинном особнячке, отреставрированном снаружи и, как мне думалось, изнутри в хорошем европейском стиле. Изысканность чувствовалась на ближайшей к клубу территории: лакеи во фраках у входа, машины красивые, сверкающие лаком, подъезжали, а отгоняли их на стоянку специально для этих целей натасканные служащие. Дорожки вокруг здания выложены тротуарной плиткой, деревья пострижены. Во всем чувствовались порядок и изыск. С Сергеем мы встретились заблаговременно у дома, где он жил. Сергей вышел, мы подошли к автомобилю, ожидавшему нас. Перед тем, как сесть в салон, он критически осмотрел меня. В новом темно-сером костюме, модных туфлях на толстой подошве и ярком галстуке я выглядел, насколько сам мог судить по отражению в зеркале, висевшем в прихожей моей квартиры, вполне сносно. Дуська, по крайней мере, рядом со мной отиравшаяся, обнюхала все мои обновки, когда они еще ненадетыми на софе лежали. Сейчас она походила-походила, фыркнула и ушла к своим любимым кактусам. Что она сказать мне хотела? Может быть: "Иди, иди себе к этим мерзавцам, как бы тебе опять морду не начистили. Заразу еще какую от "прихехешницы" принеси, иди! Ты иди, а я лапы свои утираю от негодования. "Фырк" на тебя!". Ну, не знаю, может статься, что и это она хотела сказать: кошка у меня мудрая, в нее, пожалуй что, души безвинно убиенных старушек из обезлюдевшей деревеньки вселились. Вы не верите, а я предполагаю это на полном серьезе. Встретили нас с Сергеем без особого отличия от других гостей, так же радушно приветствовали на входе ливрейные лакеи, так же отогнали автомобиль Курочкина. Сергей Васильевич под руку со мной шел к другим гостям, весело балагурил, не забывая представлять и меня, начинающего бизнесмена из Нижнего Новгорода. Он рисковал. Рисковал и я: могли встретиться знакомые. А мир, господа, тесен! Я не прав?
– чуть в стороне от нашей "кучки" стоял Андрей Клебанов. Был он без жены, хоть в этом мне повезло. Теперь надо надеяться, что этот жирный мерзавец, уведший мою жену Людмилу, сообразит, что есть у меня своя роль в этом изысканном клубе, среди всей этой разодетой шушеры и чванливой мрази. А я, пожалуй, неправ в оценке внешности Клебанова. Нет, при объективном взгляде на него виделось, что и одет отлично, старательными и заботливыми женскими руками обглаженный, и манерами Бог не обделил. Он увидел меня и от удивления глаза вытаращил. Все, что я мог сделать, это незаметно подмигнуть ему и поднести аккуратно палец к губам. Он подошел, будто не знал меня. Молодец, Андрюха! Нет, неправ, совсем неправ я в оценке твоей личности. Он даже попросил у Сергея Курочкина представить ему меня. Чего там Курочкин!
– я на радостях сам представился. Клебанов, правда, с легкой усмешечкой (вот, гад!) предложил мне отойти в сторонку и поболтать "тет а тет". Отошли.
– Что ты здесь делаешь, искатель приключений?
– негромко начал он.
– Ты ведь, насколько мне известно, вроде бы детективом, что ли, на хлеб насущный зарабатываешь? И что означает эта твоя легенда?
– "бизнесмен из Нижнего Новгорода"? Если ты решил аферу какую здесь провертывать, то я бы тебе этого делать не советовал. Откроется живым навряд останешься! Здесь такие жлобы!
– а вон, кстати, и настоящий "Жлоб", - и он указал мне кивком головы на стоявшего на небольшом удалении и в окружении дам привлекательной наружности мужчину. Я посмотрел заинтересованно на этого самого "Жлоба", Галеева Виктора Пвловича. Высоченный, с широким лбом и ироничными, но жестокими, сразу видно, глазами, с мощными руками, в которых - и под пиджаком - ощущалась громадная физическая сила, фигурой своей он подавлял буквально всех окружающих. Личность, безусловно, примечательная, колоритная, что и говорить: Жлоб - он и есть жлоб.
– Ну, ладно, Андрюха, ты меня не знаешь, а я тебя - тоже. Не выдашь - прощу тебе, заразе, все твои прегрешения противу моей личности и против нашей с тобой студенческой жизни. Выдашь - не будет тебе прощения, ни детям твоим, ни жене твоей нынешней, а моей бывшей, Людмилке.
– Живи, "супермен", но на мою помощь не рассчитывай. Хорошо еще для тебя, что мешать не буду. Все понял? Устраивает тебя моя позиция?
– Устраивает-устраивает. Как же мне подобраться к тебе, а?
– "Жлоб"? Я огляделся вокруг. На тусовке, что происходила в этом "привелигированном" клубе, масса молодых и в годах уже людей. Много броско одетых незастенчивых женщин. Все разодеты, пьют, кое-где по углам обнимаются разнополые и однополые пары; мне подали бокал шампанского, я отказался пью либо водку, либо коньяк. Подали коньяк. Без проблем. Мне повезло необыкновенно: от своего крысика, что вихлялся в углу зала, отдалилась, вдруг, красивая девица чернявая, броско и откровенно одетая. Ее партнер, что так и остался в углу вихляться, равнодушно проводил девицу взглядом и тут же глаза отвел. Метко я его обозвал "крысиком": нос тоненький и длинноват, верхняя челюсть выдается слегка вперед, а нижняя скошена. Подбородок узенький, да и сама рожица худая и бледная. Росточек у него, как у школьника-переростка пятого-шестого класса коррекции, головка вообще небольшая и болтается на тонюсенькой длинной шейке. Я даже хохотнул про себя. Ловко я его! "Крысик"! Ха-ха: Девица, меж тем, направилась именно ко мне. А куда же еще!
– такихто парубков в этом зале всего двое: я да еще "Жлоб". Но он, как мне и Вам понятно, не в счет - бандит же! Фланирующей походкой она подкатила ко мне и стала интересоваться деловыми и досужими признаками: кто я, чем занимаюсь, какой у меня доход, интересуюсь ли женщинами ("А может быть, мужчинами?", - спросила она, выжидая отрицательного ответа, и с лукавой усмешечкой). Мы познакомились, она назвала свое имя, которому я не придал особого внимания, так и пропустил мимо ушей. Не ты, крошка, меня интересуешь, а вон тот ухарь, по кличке "Жлоб". Но ей бы откуда знать? Разговор с ней сам по себе мне был скучен, тем более, что я врал самым бессовестным образом. Договорившись уже до сексуальных намеков, от которых недалеко было и до откровенных договоренностей, я попросил ее на правах уже вероятного полового партнера познакомить меня с господином Галеевым.
– Без проблем, мы с ним в о-очень хороших отношениях. А ты и действительно хорош, красавчик! Как мы с тобой поступим, а? Сегодня я свободна.
– А тот, что с тобой стоял рядом?
– А-а! Тот, что с крысиной рожицей? Он во всех отношениях партнер хороший: и богатый, и родители у него еще богаче, чем он, но в половом отношении ориентируется, в основном, на мужчин. Одним словом, голубенький "крысеныш"! Так, пошли, познакомлю я тебя с Галеевым. Вот, видите, я был прав в своих оценках идеально. Точно как назвал того хлюста! Хо-хо.. "Крысеныш": -Ви-иктор Палыч, здравствуйте!
– Здравствуй, моя кошечка, - обратил он на нее внимание, при этом левой рукой взял за подбородок, а правой с плотоядностью похватал девицу за попочку, вовсе ничем не стесняясь. Да-а, между ними, видать, все бывало! Но ему, знать, не жалко было эту девицу и кому другому подарить, у него этих баб вона - целый зал, да еще и полгорода, почитай. С этакими-то деньжищами!
– Виктор Палыч, а я к Вам бизнесмена вот интересующегося привела.
– Да уж обратил внимание на его персону, - взглянул и на меня Галеев.
– Сергей Курочкин, между делом, намекнул. Так что Вас интересует в нашем городе?
– Все, что может дать деньги: лес, молоко, бабы, металл, книги:Решительно все! решил я слегка нагловато с ним разговаривать. С таким мужиком иначе нельзя: это ведь щука и в бизнесе, и в бандитских своих разборках. Они другого языка не понимают, потому - сами наглые.
– Вот как! Ха-ха-ха, - раскатисто захохотал он.
– Это Вы ловко: лес и бабы.. Ну, баб у нас полно, выбирай любую, а хотя бы и эту вот, - и он снова ухватил девицу за задницу, а та и не сопротивлялась, не увертывалась, а напротив, как мне показалось, задницу ему только ближе подвернула.
– И книгами, и металлом? Может, и кино Вас интересует? Какой тематики? Порно не хотите?
– Смотря что. Если жесткое, то пойдет и это. Любителей клубнички нынче немало. Да, пойдет и это. Что-то еще можете предложить?
– Предложим-предложим. Приходите-ка дня через два в казино, это в центре. Я-то не любитель, знаете, рулетки там, картишек этих. А вот в бильярдик постукивать любитель, даже и профессионалом когда-то поучаствовал. Ну, как, сыграете в бильярдик партеечку? Простую? Денежек только побольше приносите с собой, после партеечки-то может и не хватит Вам денег на баб. Я ведь хорошо играю, сразу Вам об этом говорю.
– Ну, бильярд, так бильярд. Годится!
– На этом Галеев потерял, как будто, интерес ко мне, и я отошел в сторонку. С полчаса я еще постоял-потолкался среди этих откормленных тараканов и собрался уходить. Уж и вышел ведь из клуба этого, как меня догнала та девица вертлявая. Но хороша, плутовка, все-таки!
– А как же я? А договор? Нет, так дело не пойдет! Я на ночь к Вам!
– Да, я:.
– замялся я. А куда же ее вести? Не в мою же квартиру, где все и раскроется?
– Ко мне пойдем, будешь у меня в гостях. Я ведь понимаю, что Вы - гость нашего города, а значит, есть проблемы с жильем. И правда, не в отель же идти? Идем ко мне! Так она предупредила все, спасла своим предложением мою аферу. И меня! На таких радостях я решил: будь, что будет - пойду! К дому, где жила Вероника, как она назвалась, мы подъехали на такси. Квартира у нее была, как и моя, на втором этаже, но дом в престижном районе, а квартира просторная, из трех комнат, обставлена богато. А что особенного?
– многие проститутки и содержанки у богатых хозяев так живут. Я хорошо помню, что начали мы с вина. Затем пошли в дело виски, водка, коньяк, что-то еще. Помню ласки. Начало помню. Утром, часу в десятом, я с трудом оторвал голову от ложа и мутным взглядом охватил все вокруг, насколько хватало мне моего взгляда. Я даже встал с постели и прошелся по комнате. Бардак кругом жуткий: одежда там и здесь, трусики какие-то, бюстгалтер. Ага, а это мои трусы. И майка тоже. Я обошел глазами еще раз вокруг, пока не остановился на приподымающейся девице. Она абсолютно даже голая, а простыню, что слегка ее прикрывала, и совсем сбросила. Тоже, видать, с кошмарного похмелья!
– глаза, вон, какие опухшие.
– Ты кто?
– Верони-ика я, - сначала тускло начала она свой лепет. А потом все более и более оживленно продолжала: -Ты что, ничего не помнишь?
– Нет, начало я помню, а потом : Нет, не помню. А что было?
– Сначала, как и положено - вино, водка: Потом.. А потом - ой!
– что было! Ты хоть помнишь сколько раз - и как!
– ты меня "гонял"? Развра-а-атник этакий! Любишь женщин, мальчик мой? А "шутничок" у тебя о-очень даже приличный!
– и она при этом пригрозила пальчиком игриво. Я еще раз ознакомился с обстановкой в комнате: кровать стояла углом как-то, а я ведь хорошо помню, что в самом начале все прямо было. И постель спущена, все валяется кругом. Господи, где я?!
– Ну, а: А что вообще было, если я ничегошеньки не помню?
– А и где тебе помнить, если Вы после "того" и в промежутках между "тем" полтора литра водки выпить изволили-с?
– тут уж она откровенно расхохоталась.
– А чего я говорил?
– У меня еще теплилась надежда на то, что я не наговорил чего-то такого, что вызвало бы подозрения в моей "легенде" и в моей личности. И она ведь, наверное, немало вылакала водочки.
– А ничего. Что-то буровил про кошку какую-то, про старушек сожженных: - Она вдруг нахмурилась и продолжила "воспоминания", - Слушай, ты ведь и вправду из Нижнего Новгорода?
– Ну, да, а откуда я?
– Нет, но: ты такие подробности о нашем городе знаешь.
– Так приятель мой здесь живет, да и я бывал уже в вашем городе. Что особенного?
– Да нет, ничего особенного. Похмелимся, а? А потом еще, ладно? Ты тако-ой милашка!
– Вероника, давай похмелимся, но все остальное на потом отложим, хорошо? У меня совершенно нет сил.
– Ну, ладно, как скажешь, - слегка обиженно надула она губки. Мы похмелились, а я, с трудом отыскав одежду, напялил все на себя и отбыл домой на первом попавшемся мне такси. Дома я сбросил с себя лишнюю одежду, на что израсходовал свои последние силы, успев еще, правда, выпить пару таблеток немецкого аспирина (свой аспирин, мною купленный; Людкин аспирин индийский уже давно закончился!), свалился на диван и уснул сном праведника. Алкогольный наркоз, знаете!
– и кошмары не снились. А Дуська опять фыркнула на меня и скрылась из квартиры через форточку. И ночью ее не было. И вообще, она вернулась только к исходу следующего дня, такая же на меня обиженная.
Глава VIII. Я уже ел на кухне, заставляя себя через силу пережевывать полузасохшие Нюрины пирожки с капустой, рискуя от их возможной "испорченности и прокислости" подхватить какую-нибудь болезнь, сопровождающуюся частым жидким стулом. Почему "возможной испорченности и прокислости"? Так я ни вкуса, ни запаха не ощущал после ночного кутежа, я даже смотрел на мир совсем-совсем мутным взглядом. И если бы мне сейчас "всуропили", извините, дерьма, то я, по причине отсутствия всех своих чувств, съел бы и оное. А что делать? Дверной звонок я сначала прослушал, а, услышав, наконец, так отнесся к его беспрерывным трелям абсолютно равнодушно. И все-таки они меня достали, эти звонки! Я подошел, открыл. Пришли-нарисовались мои дружки, Егорий и Валерий. Я молча раскрыл дверь, пропуская их в квартиру. Я и потом не говорил, когда Валера наливал мне коньяк из своей большой фляжки. Я продолжал молчать и после того, как выпил. Минут десять еще молчал, а потом ко мне стала возвращаться острота зрения, затем я стал чувствовать грубые запахи морга, исходящиие от Васильича, и лишь затем ощутил тонкий аромат французского мужского аромата от Валерки Русинова. Все, я здоров! И могу говорить.
– Рассказывай. Или тебе еще налить, - Валерий потряс фляжкой, а она - пуста.
– Вот, зараза! Поедем в "наш" кабак, там и поболтаем.
– Но не ранее, чем мы выполним поручение начальника областного бюро. У нас там парень, работающий на базе областного бюро, запил. Не ходит на работу ужу две недели. Начальнику его жалко - пропадет ведь совсем парень, если выгнать. Вот, попросил меня к нему заехать и уговорить завязать:Хоть на время:, - зачастил Васильич.
– Заедем, раз надо, но потом - все равно в "наш" кабак, - упрямо повторил свое предложение Валера. "А я ведь знаю, что ты, Валера, из-за меня так печешься, меня тебе жалко, - догадливо подумал я. В салоне милицейской машины я начал, было, докладывать о перепитиях вчерашней тусовки, но Валерий оборвал меня: -Потом. Все - потом. И я надолго замолчал. Я молчал, когда мы поднялись в жактовскую квартирку из двух комнат с небольшим коридором по шаткой деревянной лестнице с перильцами, когда вошли в эту квартиру. Тут меня словно электрическим током шибануло! Какой ток? вонь, жуткая вонь застоявшейся мочи. Я выскочил на воздух и с лестницы выблевал из своего желудка все, что у меня оставалось из Нюриных полузасохших пирожков с капустой сомнитеьной годности. Меня рвало долго, пока не пошла из меня зеленая желчь, я уже и устал рвать, мне было больно в животе от этих бешеных конвульсивных движений бедного моего желудка. Я успокоился немного, задышав глубоко свежим воздухом, как на крылечко вышел тот парень-эксперт из областного бюро. От него воняло так же мерзко и сильно; и я опять, пока он ухмылялся совершенно глупо и бессмысленно, стал рвать уже воздухом каким-то, а сам махал и махал ему рукой, чтобы он уходил отсюда поскорее. Его Егорий затащил обратно в комнату, и я успокоился уже окончательно. Господи, спаси и помилуй мя! Я спустился на землю по лестнице. За мной, также не выдержав такой газовой атаки, выскочил Валерий. Он спустился ко мне и стал через нос с шумом втягивать в себя и выдыхать из себя воздух, крепко сжав губы и повернув голову в сторону от меня. На глазах его стояли слезы. Я опять удивился терпеливости Валерия к всякого рода оказиям. А Васильича не было довольно долго, потом он вышел с довольной улыбкой на губах: уговорил-таки парня завязать с выпивкой. Молодец! Егорий тоже очень терпеливый мужчина. По пути в любимый кабак Егорий рассказал нам, что парень на улицу обе эти недели (а может, и дольше!) не выходил, а туалет у них - на улице. Вот тот парень и мочился, и испражнялся в квартире, а выносить все за собой не осиливал. У него в квартире везде: в каждой плошке, кувшинчике, вазочке, тазике - стояла моча разной степени свежести.
– Всякое бывает, - спокойно заметил Валерий. Я с ним согласился - бывает всякое. Разговор о деле мы начали лишь после того, как пропустили по парочке хороших стаканчиков водки, я больше не стал: в меня не лезло. Из еды заставил себя проглотить мясной салат, запивая его минеральной водой. Я все по порядку доложил, выпустив из разговора только встречу с Вероникой. И, как выяснилось позже, зря! Валерий Русинов заинтересовался лишь реакцией Андрюхи Клебанова и поведением Курочкина. Видать, эти люди нужны были для чего-то Русинову, и он проверял свои догадки в отношении этих людей моими замечаниями. Так мы посидели еще немного и решили разбегаться. Егорий ушел пешком, ему было недалеко до дома очередной "прихехешницы". А меня Валера решил подвезти к дому. Мы ехали и непринужденно болтали о том, о сем. Уже и мимо железнодорожного вокзала проезжать стали, мимо пригородных его касс, как вдруг я увидел парня того. Что в деревеньке выселки, во дворе той виллы ящики грузил в кузов автомашины.
– Стой!.
– закричал я водителю, а когда он остановился - выскочил из машины за этим парнем. Зачем выскочил? Я не мог бы в тот миг ответить на этот вопрос. Да и сейчас не могу ответить: правильно ли я сделал, побежав за ним. "Побежав", потому что он стал убегать от нас с Валеркой, вслед за мной выскочившим из машины, и, наверное, недоумевающим от моей выходки. Парень убегал, размахивая черным кейсом. Он заметался, не зная - куда бежать, но затем сунулся куда-то в толпу и пропал из нашего поля зрения в одном из залов железнодорожного вокзала. Мы сначала не заметили его маневра и долгонько рыскали в его поисках. Наконец, Валерий крикнул мне, чтобы я бежал на перрон, а сам он бросился к автоматическим камерам хранения. Я выскочил на перрон, но, к сожалению, поздно - парень тот вскочил в уходящую электричку; двери в электричке захлопнулись, она стала набирать ход, а парень тот, наполовину уже в тамбуре, правой свободной рукой раздвигал закрывающиеся двери вагона. Ему это удалось. "Уехал, гад!" - со злом подумал я о чернявом парне.
– Вот, зараза!
– проговорил сквозь зубы Валерий.
– А ты не заметил, он вскочил в электричку с кейсом или без него? Не в камере хранения он его сунул, пока мы с тобой, как дураки, парня этого по вокзальным туалетам искали?
– Так давай и вскроем все камеры хранения. Тебе-то, с твоей ксивой начальника уголовного розыска - это как два пальца обмочить!
– Это тебе только так кажется. Мы прошли с Валерием в зал с автоматическими камерами хранения. В зале почти пустынно. Только старик-нищий, грязный весь, и сидит у стенки. На наш вопрос: "Не пробегал ли здесь парень чернявый с дипломатом?" - он ответил, что парень пробегал, а где, чего, был ли какой-то дипломат - ничего не заметил.
– Ясно, что ничего не ясно. Я, конечно, попытаюсь у начальства испросить усилить патрулирование на вокзале, но дело это мертвое. Не только этот парень, но и Галеев твой - в наших разработках не числятся. Кто же мне ни стого, ни с сего позволит усиливать патрулирование и наблюдать за какой-то камерой хранения? Да и не успел он, скорее всего, что-то здесь спрятать, ведь и времени-то немного прошло, пока мы его бегалиискали.. А что мне ему ответить? Мне - дилетанту, ему - профессионалу - что сказать? Я прекрасно видел на лице у Русинова, что материалы на мафиози Галеева, возможно, и есть, но он находится под железным прикрытием представителей власти в городе и "достать" его практически невозможно.
*** Накануне, перед "походом" в казино, в подвальном помещении которого была бильярдная, Русинов час-полтора инструктировал меня, как себя вести. А когда мы уже закончили эту "тренировку", и он собрался уходить из моей холостяцкой квартиры, повернулся при уже открытой двери, вновь закрыл ее, и говорит: -А знаешь, не советую я тебе соваться в логово это бандитское. Может, не пойдешь, а? Откажись ты от своей затеи да и дело с концом.
– Извини меня, но: не могу. Спасибо, конечно, за совет. Ты настоящий друг, Валера. И я тебе вообще за все благодарен. Ты не знаешь сам, как я тебе за все благодарен.
– Я так расчувствовался в этот момент, даже в горле что-то зашевелилось предательски, и вытолкал его из квартиры, боясь окончательно скиснуть и - чего бы еще не хватало! всплакнуть от переизбытка чувств. К десяти вечера следующих суток я подъехал к зданию, где находилось казино. Владельцем его после смерти Кротова стал Виктор Галеев. Мне это казино хорошо было знакомо, бывал я уже здесь однажды: Об одном я молил Бога: чтобы никто из служащих не узнал бы в "бизнесмене из Нижнего Новгорода" того Ивана Криницина, который наделал как-то много шума и имел, хоть и "косвенное (по официальной сводке), но все же определенное отношение к гибели их бывшего хозяина. Бог миловал меня, и я спустился в бильярдную неузнанным. В подвале, где находилась бильярдная, было дымно. Кондиционеры работали на всю мощь, но с дымом от сигарет все же не справлялись. В длинном и просторном зале стояли в ряд пять бильярдных столов, и каждый из них был занят игроками. Ставки, судя по отсутствию ажиотажа, были невысоки: время, видать, этому еще не подошло. А может, и игроков серьезных не было. Кто ж его знает? Среди играющих Галеева не видно, но в углу зала виднелась дверь; не исключено, что за той дверью и был Виктор Галеев - Жлоб. Я прошел к стойке бара и заказал себе рюмку коньяку. Отсюда мне было удобно рассматривать игроков и то, как они играют. Сам я не был отличным бильярдистом, но, во-первых, надеялся на удачу, во-вторых, даже в случае проигрыша были шансы на то, что я буду приглашен Жлобом на виллу для "заключения сделок". Все зависело от меня самого и: удачи. Очень я надеялся отыскать Зою или, хотя бы, ее следы на вилле у Галеева. Ненависть меня к нему душила за искалеченные души тех девчонок, что видел я на фотографиях, предоставленных мне Русиновым, и на интернетовском порносайте. Вот что гнало меня в тот загородный дом, где, как я чувствовал, было скопище мерзости. А ненависть-то и нужно бы унять: выполнение задачи, стоящей передо мной, требовало быть предельно спокойным и уравновешенным. Однако, как я ни пытался успокоиться, ненависть во мне только копилась. И я прекратил бороться с этим чувством, видя бесплодность своих усилий. А я оказался прав: Виктор Галеев и двое его спутников, видимо, охранников вышли из комнаты, скрытой за дверью в углу бильярдной. У охранников крутые плечи и мощные руки. Ну, да и у меня руки не слабые. Что до Жлоба, то на его лице нельзя было прочитать какие-то намерения или мысли, на губах у него гуляла фирменная, словно наклеенная, улыбка. С этой улыбкой он и подошел ко мне, разглядев мою персону у стойки бара. Он также попросил для себя рюмку коньяку. И я попросил повторить.
– Одну партию? Обыкновенную "американку" - так Вы сказали накануне? Я готов. Ставлю пять сотен. Долларов, естественно. Как? Хватит у Вас деньжат?
– или занять? хохотнул Галеев.
– Пять сотен у меня есть (как хорошо, что я призанял денег у отца!).
– Тогда к барьеру, - театрально протянул он руку к освободившемуся бильярдному столу.
– А после игры я хотел бы устроить поездку за город, где мы и займемся делами вперемешку с развлечениями. Даже независимо от исхода партии. Выражение его лица, между прочим, несколько изменилось. Нет, улыбка сохранилась, но общее выражение лица стало жестким, если не сказать - зловещим. Зато все устраивается без всяких усилий. И чего Валерий Русинов боялся? Волков бояться - в лес не ходить! Что до перемены выражения его лица у Галеева, так - черт бы с ним! Игра до восьми шаров. Все
– Ну, ладно, мастер, а теперь очередь для настоящего дела настала. Поехали? Мы двинулись с ним к выходу из бильярдной мимо замолчавших вдруг игроков в сопровождении все тех же двух охранников. Подойдя к стоящей у входа в казино машине, Галеев предложил мне занять место на заднем сиденье. По краям от меня уселись его "волкодавы". "Сам" уселся спереди, рядом с водителем; и мы поехали. Он всю дорогу молчал, и мне это не очень нравилось. Вроде бы, целью нашей встречи были договора о поставках товаров, леса, например. А он молчит. Охранников своих, что ли, стесняется? Так они о своем хозяине чего только не знают! Подумаешь - лес, металл, да хоть бы и бабы! До села Ильинского мы домчались куда быстрее, чем я мог бы выжать из своей "Победы". Их машина буквально летела, несмотря на ночное уже время. Галеев был любителем быстрой езды. А кто из русских не любит: Все правильно: поворот к Выселкам. Хоть и темно, но я это почувствовал - точно, в Выселки. На грунтовой дороге нас слегка потряхивало, но ехали все равно быстро, почти не сбавляя скорости. Так, некрутой подъем - я телом его ощущаю. Мне это место, господа бандиты, очень даже знакомо. Машина остановилась, и мы вышли. Перед нами высилась темной громадой вилла Жлоба. Окна в доме горели лишь на первом этаже. Ведь что делают деньги! Была деревня пустая и обезлюдевшая: ни электричества не было, ни телефона. А появился такой вот Галеев и на, тебе - свет и телефон. Галеев и двое его телохранителей отошли в сторону и пошептались о чем-то. Затем телохранители, согласно покивав своему хозяину, сели в машину и уехали. В десятке метров тихо плескалось озеро, в легкой ряби на водной поверхности слегка колебались края лунной дорожки. По берегам серыми пятнами выделялись плакучие ивы, подсвеченные лунным светом. Ночью я еще не видел это озеро ни разу и был так очарован этим зрелищем, что на какое-то время забыл о цели своего приезда сюда и о моем спутнике, что стоял рядом. Входную дверь Жлоб открыл сам, его никто не встретил; и я мысленно обрадовался тому, что мы с ним в доме будем одни. Очень мне не хотелось встречаться с теми охранниками, с которыми на опушке леса "встретились". Сегодняшняя встреча с ними ничего хорошего мне бы не сулила. Войдя в дом, мы из просторного вестибюля поднялись на второй этаж, а затем, минуя анфиладу комнат, попали, как мне подумалось, в кабинет самого Жлоба. Петр Николаевич Варенцов расписал мне об изысканности изразцов и оригинальности камина, но он либо поскромничал, либо не нашлось у него таких емких и красивых слов, чтобы описать этакое великолепие. Ну, Петр Николаевич, ну, печникзолотые руки - мастер! Галеев подошел к бару с большим набором напитков и спросил меня: -Пить что будете? Как всегда - водку или коньяк?
– Как это Вы угадали мои вкусы?
– Да Вы официанту в клубе сами об этом сказали.
– Пожалуй, коньяк.
– Вот, сволочь, все у него либо доносчики, либо помощники, любое слово гостя фиксируют. Мы выпили с ним, усевшись в креслах напротив друг друга у шикарного антикварного стола. Я осмотрелся: в углу комнаты стоял еще один стол - с компьютером. Компьютер был и сейчас включен, оперативно принимая, видимо, и электронную почту. Я убедился в этом, когда Жлоб неожиданно встал и, извинившись передо мной, покрутился у компьютера, принимая почту. В течение следующего получаса Галеев расписывал мне свои возможности по поставкам товаров, книго- и кинопродукции и т.д.. Не преминул заметить о том, что уж леса-то и в нижегородской губернии предостаточно, так зачем, мол, тебе лес? А затем он как-то незаметно подошел к тому вопросу, который интересовал меня особо и служил целью моей рискованной поездки к нему в загородный дом. Галеев завел разговор о порнопродукции, причем, как он заметил, можно поставлять ее на любой вкус и массовыми партиями. И недорого.
– Сами Вы не интересуетесь "клубничкой"? Могу предложить девочку любой масти, любого возраста - от десяти до двадцати.
– И он захихикал тонко и противно, скрипуче как-то, что совсем не вязалось с его крупной комплекцией. Плотоядно захихикал - вот как, а рот его мне пастью того чудища показался: ну - точь в точь, как в моих кошмарных снах. Мы еще сидели с ним, в изобилии употребляя коньяк и закусывая его шоколадом.
– У меня есть возможность не только фильмы поставлять, - продолжал уже изрядно захмелевший Галеев.
– Можно и живых девочек отправить по конкретному адресу, а хотя бы и - в Нижний. А когда я усомнился в его возможностях, он азартно заспорил, убеждая меня в том, что они не только по России такие заказы выполняли, но и гаремы у турок и арабов укомплектовывали молоденькими русскими девочками.
– И никакого риска! Любых девочек и любого возраста. И мальчиков, - добавил он, посмеиваясь все так же противно.
– А вот, если мы сработаемся, то и Вы могли бы поучаствовать в нашем бизнесе, тут возможности неограниченные. Я покажу Вам коекакие экземпляры живьем, тогда вы окончательно убедитесь в этом. И он предложил мне спуститься вниз, чтобы, как он выразился, живьем увидеть "экземпляры". В смысле устойчивости к алкоголю я оказался крепче, чем Галеев, может быть. Он уже и до меня употребил прилично. Но выглядел он уже совсем "хорошеньким". И в этой пьяной горячности он стал хвастаться совсем уж не в меру. А я только поддерживал его хвастовство, где надо - подзуживая его азарт.
– Это что! С моими девочками развлекаются по вечерам кое-кто из городской администрации и прокуратуры, так мы и их в кино снимаем, без их, разумеется, разрешения, - со смехом рассказывал мне Галеев. Мы спустились с ним в подвальные помещения его загородного дома, и я вскоре убедился в том, что это не только (и не столько) загородный дом, а настоящая фабрика "удовольствий": со студиями для съемки фильмов, оборудованными современной кино- и фотоаппаратурой. Съемки велись, судя по всему, со всевозможными сценами мазохизма, садизма и всех жуткостей, которые мне, нормальному человеку, казались кошмаром. Этито фильмы рекламировались и предлагались для реализации и на сайтах интернета. Я до поездки сюда об этом догадывался, но чтобы такой размах!
– это было выше моего воображения. Галеев в своей пьяной горячности показал мне и комнаты, где держались взаперти девушки и совсем молоденькие девчонки, участницы и актрисы в жутких этих фильмах. Это был еще и бордель, где, видать, городская знать развлекалась с девочками, и не только: Лица некоторых девчонок мне были знакомы по фотографиям от Русинова и из интернета. Но, как я ни вглядывался напряженно и лихорадочно в лица этих узниц (а иначе и не скажешь), Зои я среди них не разглядел.
– Ну, как, удостоверился в наших неограниченных возможностях? Не хочешь ли развлечься?
– здесь этого товара на любой вкус!
– Нет, мне что-то не хочется, из местных девиц мне в душу запала одна Вероника.
– Вероника?
– захохотал он.
– И она здесь, наверху только. Вероника девушка свободная. Пошли, будет тебе Вероника, - перешел Галеев уже на "ты". Господи, только этого мне еще не хватало. Все-то у этого Жлоба схвачено, за все заплачено. Ну, пошли, так - пошли. А куда деваться? Мы подымались уже на второй этаж, как на последнем лестничном пролете столкнулись с крупным молодым парнем крепкого телосложения, а, если уж быть откровенным до конца, так очень крупным. Он пристально и вдруг округлившимися глазами уставился на меня. Узнал! Я его тоже узнал - это от него я удирал с опушки леса. Так, сделать вид, что мы незнакомы. Мне это, правда, удавалось с великим трудом, а сердце заколотилось в груди, как дикая птичка в клетке. В кабинет Галеева я прошел уже на деревянных ногах, чувствуя на себе взгляд ошарашенного охранника, галеевской шестерки. Мы уже уселись в кресла, как охранник этот заглянул в кабинет и попросил хозяина выйти. Только закрылась за ними дверь, за которой зашелестел разговор Галеева и охранника, как я стрелой рванулся к компьютеру: электронный адрес Русинова мне почему-то и запомнился. Он пульсировал у меня в мозгах яркими вспышками. Сколько секунд или минут я крутился у компьютера - не знаю. Успел только набрать в тексте сообщения первое пришедшее на ум слово "Хана" и щелкнуть на "отправить" и "доставить", как в кабинет влетели оба и, увидев меня за монитором, рванулись ко мне с диким ревом. Они опоздали: я уже переслал почту в уголовку к Валерке. Теперь одна надежда - принял бы кто-нибудь. На работе ли Русинов? А если его нет, то принял бы кто-нибудь почту и сообщил бы Валерию. На него была только надежда. Я не успел даже среагировать, как охранник тот отыгрался за прошлую неудачу: удары сыпались один за другим. Там, где он не справлялся, ему помогал сам Галеев.
– Что ты передал? Кто ты на самом деле, мразь? Бизнесме-еном, гад, прикидывался! Дай ему еще, еще, еще: Я уже почти не чувствовал боли. Какое-то отупение пришло и равнодушие к жизни, когда они, видимо, устав, прекратили это избиение.
– Тащим его вниз, - скомандовал Жлоб своему помощнику. Я еще смог разглядеть заплывшими от отека и излившейся крови глазами вошедшую Веронику. Она широкими от ужаса "гляделками" посмотрела на меня, но тоже не утерпела, пнула ногой в бок. "Мразь:и гадина!
– беззлобно подумал я о ней. Меня тащили за шиворот и за руки по лестнице куда-то вниз, вероятно - в подвал. Там же у них фабрика ужасов. Точно, притащили полубесчувственного и бросили на пол.
– Устройте ему развлечение до утра. А там посмотрим, что с ним делать. Все расскажет, зараза. А потом замолчит навсегда, "Он будет солнце на небо звать - солнце не встанет. И крик, когда он будет кричать, как камень канет:" Эстет он был, поэтов знал, Жлоб этот. К одному охраннику, как я смог разглядеть, присоединился второй. Этого я тоже узнал, кажется. Не с ним ли мы схватились в лесу? Славно я его тогда угостил. Но это тогда! А сейчас он со свежей-то силушкой тоже стал угощать меня пинками и кулаками, к нему присоединился первый: меня вновь топтали, месили, пока я совсем не перестал чтолибо ощущать. Свет померк в моих глазах. Очнулся я в пустой комнате, сядящим на земляном загаженном полу. Я сидел, приваленный - а иначе не скажешь - к стене спиной. Постепенно возвращалось ощущение боли: болело все тело сразу, здорового места нигде не было. Мои палачи крепили к одному концу довольно толстого каната "блины" от спортивной штанги: "блинов" там было довольно много. Вот они справились и подошли ко мне. Подтянув канат, перекинутый через шкив на толстой железной балке у потолка комнаты, к себе, они другим его концом перехватили мне запястья. Меня вмиг потянуло кверху, но ровно настолько, чтобы воздеты были только руки. Я смотрел на их действия через щелочки чуть приоткрытых глаз: увидят еще, что я очнулся, и снова лупить будут. А вот того, что они сотворили дальше, я ожидать никак не мог. Кому-то из моих палачей была известна пытка, описанная в романе Д.Оруэлла "1984": бандиты спустили на меня, разутого, как я только что разглядел, крыс из клетки. Пожалуй, это все-таки затея их шефа: пытка уж очень глубокомысленная, простому-то охраннику не додуматься, да и не читают охранники этакой серьезной литературы. Если бы они такие книжки читали, так у бандитов бы в услужении ни под каким предлогом не служили. Сами охранники выскочили за дверь комнаты и через приоткрытую ее наблюдали за сим действием, веселясь от души. Изголодавшиеся твари набросились на мои голые ноги и стали рвать мясо с пальцев. Насколько можно было, я отгонял их ногами. Крысы отбегали ненадолго и вновь набрасывались на меня. Охранникам, видимо, это зрелище было не в диковину. Они постояли малость и, захлопнув дверь, ушли. Я извивался, визжал, корчился, но силы ведь мои небеспредельны. Как эта мысль пришла оттолкнуться пятками от земляного пола, не знаю, но, оттолкнувшись однажды и упираясь при этом спиной в стену, мне удалось приблизиться к тому, чтобы полностью встать на ноги. Еще немного и - я стою на ногах, отпинывая визжащих от себя голодных серых тварей. Я подпрыгиваю вверх - груз через шкив чуть опускается. Я приземляюсь - канат с привязанным противовесом возвращется на место. Но я прыгаю и прыгаю вновь. С десяток, а может и больше, попыток - и я, наконец, смог перекинуть одну ногу через балку, на которой установлен шкив. Повисев на коленном сгибе для короткого отдыха, я глянул вниз: противовес из "блинов" лежал на земле. Оставалось всего ничего - пролезть между балкой и потолком, а расстояние между ними сантиметров тридцать, а то и меньше - где мне считать сантиметры:Всю спинушку я себе ободрал, но прополз в эту узкую щель и, совсем обессиленный, рухнул всем телом вниз на земляной изгаженный пол. Одна надежда, что этого грохота охранники не услышали. Миг только всего и отдыхаю: крысы меня зубами хватают. Боль во всем теле парализует буквально, но вскакиваю на ноги, охнув от боли в правом боку. Ребра где-то поломаны - это минимум. Теперь - освободить руки, а это тоже нелегко: кисти затекли и почти ничего не ощущают, но: Вот, она - победа!. Со злобы, что накопилась во мне, я пинком отправляю ближайшую крысу к противопроложной стене, а сам в один прыжок приближаюсь к двери. Даже если бы за ней стояли охранники, я все равно бы открыл ее рывком: так мерзко и страшно было находиться перед стаей голодных зверенышей, щелкающих зубами. Вылетел за дверь и захлопнул ее. К счастью, никого из охранников не было видно. По стеночке, по стеночке я двигался по подвальному коридору и дальше - по лестнице. Осторожно выглянув из-за угла, удостоверился, что один охранник сидит в кресле здесь же, в вестибюле. Я поискал глазами что-то потяжелее, но, не увидев, тихонечко спустился обратно и отыскал кусок толстой железной трубы рядом с батареей отопления. Вернулся к исходной позиции: охранник все так же дремал. Я еще раз осмотрелся, приготовился и в два прыжка оказался возле него, с размаху обрушив на его голову железяку. Короткий глухой хруст - есть: один успокоился. Я подхватываю его обмягшее тело и приваливаю на спинку кресла. Заметив пистолет в заплечной кобуре, я вытащил его. Теперь я с оружием - не так уже и страшно, хотя пользоваться им так и не научился. Можно и осмотреться. Потрясающе, но за моими мстительными действами боль в боку, в ногах, в голове, как будто, и отступила. Оглядевшись, я решил двинуться на второй этаж в поисках главаря банды - Жлоба. По пути я вовремя увидел спускающегося охранника и спрятался за угол. Ничего особенного в положении "уснувшего" в кресле товарища он, видно, не заметил и спускался вниз безбоязненно. Как только этот второй охранник поравнялся со мной, он тут же получил рукояткой пистолета в висок, от удивления и неожиданности сохраняя после удара на некоторое время вертикальное положение. Понятное дело - немаленькой наружности охранник. Пришлось ему добавить сначала прямым левой, а затем еще раз рукояткой, после чего он уже совсем бесчувственным свалился на лестнице. Все также босыми окровавленными ногами я затопал вверх и выбежал в длинный коридор второго этажа виллы, открывая поочередно одну за другой двери. Жлоба я отыскал в крайней комнате, служившей спальней. Он кувыркался с Вероникой, и сцена эта освещалась красноватым светом от бра. Галеев повернулся лицом к двери и увидел меня, а, увидев, рывком сбросил одеяло и бросился к стулу, где, видать, было какое-то оружие. Я опередил Жлоба, ударом ноги врезав ему в нижнюю челюсть.
– Спокойно, если хочешь жить, тварь. Одевайся, поедем в город. Ключи от комнат в подвале - у кого? У охранников? Одевайся, пошли. А ты можешь остаться, ты мне не нужна, - сказал я Веронике, увидев, что и она начала, было, вставать с постели. Отдыхай, крошка. Галеева я пинками заставил одеться быстрее и повел его под дулом пистолета вниз. Охранники его еще "отдыхали". Тут я споткнулся, и Жлоб, увидев это, ногой ударил меня в грудь и рванулся через вестибюль к выходу из дома. Он уже прыгнул в катерок, стоявший у махонького причала, когда я почти нагнал его. Мотор взревел, нарушая ночной покой озера, и катерок стал выворачивать носом и двигаться по направлению к центру озера, как: Это не я стрелял - я и стрелять-то не умею! Один за другим выстрелы пробивали жестяной борт уходившего катерочка. Ближе к середине озера он стал все глубже и глубже оседать бортами и, наконец, полностью погрузился в воду. А вода в этом озере мягкая необыкновенно. Правда, я плавал - совершенно не держит вода из-за своей мягкости. Мы долго ждали с подошедшим Русиновым, что Жлоб выплывет, но и круги от затонувшего катерочка исчезли, и тишина наступила опять на озере, а Галеева все не было и не было. А мне его не жалко - пусть себе тонет. О чем-то говорили Валерий, оперативники из уголовки, но я их не слышал, а отошел к мостику через ручей, вытекающий из озера, сел на его деревянный настил и опустил свои избитые и изгрызенные ноги в его воды. Вода холодная, ключевая, но мне приятно было. Минут через десять, когда я уже достаточно успокоился, ко мне подошел Русинов с моей одеждой, найденной им где-то в доме и молча протянул ее мне.
– Оденься хотя бы, прохладно ведь - ночь. Хоть и июнь. Что же ты, шеф, стрелять так и не научился?
– Почему шеф?
– Ты разве забыл о своем предложении? Я решил завязать с уголовкой, перейду к тебе. Возьмешь?
– Естественно. Фляжка с собой? Дай глотнуть. Я пил коньяк из его фляжки большими глотками и почувствовал, как разливается по телу приятное тепло, лишь тогда, когда фляжка оказалась совсем пуста. Валерка потряс опустевшую фляжку, но ничего не сказал. Да пошел бы в дом Галеева, там этого коньяка море разливанное.
– Девчонок вывезут отсюда автобусом, я уже договорился, но среди них Зои нет. Я в доме фотокамеру твою нашел, так взял и в нашу машину на заднем сиденье оставил. Заберешь потом.
– За фотокамеру спасибо. А Зоя:Я уже знаю про Зою. Либо отправили в какуюнибудь Турцию, либо еще куда: Знаешь, к Полине Галаниной я и заезжать пока не буду, потом как-нибудь:
*** В ту ночь, что так неожиданно закончилась гибелью владельца загородного дома у озера в деревеньке Выселки, к дому меня подвез начальник (пока еще начальник!) уголовного розыска Русинов Валерий. Я не обращался за медицинской помощью, решив, что все и так затянется, как на собаке. Дуськи опять не было, и я, выпив еще немного для полного успокоения нервов, свалился на софу и уснул. Проснулся я часам к двенадцати дня. Принял душ, побрился и, осмотрев себя придирчиво в зеркале, остался доволен. Конечно, при оценке своей внешности я учитывал перенесенные страхи и ужасы прошлой ночи. Надо бы все-таки съездить к тете Поле и сообщить результаты моей работы, но я все пытался как-то оттянуть этот неприятный разговор. Ну, может, к вечеру: А пока я решил перекусить в ближайшем кафе и заглянуть к Егорию. Давненько я его не видел. Егорий Васильевич, лаборант-гистолог Леночка и санитар морга - эстет, пьяница и отчаянный картежник Костя Кабалкин - развлекались в секционной морга тем, что пытались отловить крысу-мутанта, которая на днях обнаружилась в морге. Крыса подпускала людей близко, а затем срывалась с места и убегала в сторону, и опять ждала, когда к ней подойдут. Окраса крыса была необыкновенного: сама серая, на спине широкая белая полоса, по большому белому пятну на бочках. Из стаи крысиной ее, что ли, собратья выгнали, а то - еще какая причина, но только она в одиночку бегала по секционной и тем развлекала работников морга. Мне после переживаний прошлой ночи на крыс и смотреть не хотелось. А этим - нравилось. Три дня, по их же словам, ничем другим не занимались, пытаясь отловить необычную крысу. Что сказать?
– дураки! Прости, Господи! В секционной стоят визг и хохот, а я снисходительно смотрел на этих взрослых людей, которые вели себя, как дети. Наконец, Васильич поймал крысу, усадил ее себе на одну ладонь, а другой придерживал, чтобы не вырвалась. Крыса сидела спокойно, и Васильич принял это спокойствие за смиренность (приручилась, мол!) и стал поглаживать ей мордочку, животик, спинку. Крыса улучила момент и тяпнула Егория острыми зубками за палец. От неожиданности он выпустил крысу, и все сотрудники заохали при виде маленького укуса на пальце у Васильича, хором предлагая ему бежать в травмпункт и непременно прививаться от всех заразных болезней, какие только существуют. Я посмотрел на Егория, его сотрудников, плюнул в сердцах и ушел, решив все-таки ехать к Полине. В селе Ильинском, как я убедился, люди много серьезнее городских. Я не спеша ехал по городу. Куда спешить: приятного я Полине Галаниной ничего сообщить не смогу и поэтому пытался оттянуть время. Поезжая мимо вокзала я неожиданно вновь увидел того парнишку, который сбежал от нас с Валерием. Он был опять с черным кейсом и, озираясь вокруг, садился в такси. Мне так казалось, что был этот парень курьером и доставлял какие-то материалы Галееву, а забирал от того готовую "продукцию". Он, видимо, не знал еще о событиях прошлой ночи и собирался ехать на знакомую мне виллу. Решив быть на сей раз похитрее, я поехал следом за такси. Машина немного попетляла по городу и направилась к трассе, ведущей к селу Ильинскому и, далее, в Выселки. Уж не знаю, по какой такой причине (а теперь уж и не узнаю), но такси остановилось за городом, и парень вышел из машины. О чем-то он поговорил ли, поспорил ли с водителем такси, только машина круто развернулась и отправилась в сторону города. Трасса была пустынна, и я решил подъехать к парню, одиноко стоявшему у обочины в ожидании, возможно, попутной машины. А вдруг он меня не узнает? Я и подъехал, остановившись рядом с ним. Только я дверцы машины приоткрыл и высунулся с предложением подвезти его, как парень вытаращил на меня глаза и побежал вдоль дороги. Я уже со смехом тихонько за ним двинулся, а он петлял, как заяц. Что бы ему в сторону "дернуть"?! А он точь в точь заяц, когда тот, значит, ночью из света фар вырваться в сторону не может из страха или еще по какой заячьей глупости. Так и этот парень. Побежит-побежит да оглянется: еду ли я за ним?
– да вновь бежит. Вот споткнулся, упал, поднялся и опять побежал, пока вновь не растянулся на асфальте. Тогда он, вдруг, выбросил кейс с перепугу в кювет и вновь побежал было, да неожиданно в сторону, на встречную полосу, и выскочил. Странное дело!
– я до сего момента не видел этот "Камаз". Откуда он вывернулся? И на полном ходу "Камаз" капотом этого паренька подкинул сначала вверх, а потом уж его на шоссе кинуло. Я остановил машину в ужасе и выскочил на дорогу: грузовик маячил вдали, а на шоссе лежало раздавленное тело этого чернявого пацана. Не нужно быть врачом, чтобы утверждать - погиб парень. Как назло: на дороге ни одной машины. Днем они обычно едут потоками. Да еще летом-то! А тут ни одной машины. Я по сотовому телефону вызвал милицию, скорую. И стал ждать, в волнении прохаживаясь вдоль дороги. Тут только я и увидел валяющийся "дипломат". Скорее чисто механически я подобрал его и бросил на заднее сиденье своей машины, а потом и забыл об этом, пребывая в состоянии шока. Пережитое за истекшие сутки сказывалось, знаете. Так до вечера я и отчитывался то в милиции, то на "скорой": кто наехал, где наехали, что за парень, не обратил ли я внимание на номера: В этот день я к тете Поле не попал, потому что вернулся поздно. Ко мне заявились Васильич с перебинтованным пальцем и Валерий Русинов. Егорий Васильевич постоянно морщился, якобы от боли, придуряясь перед нами. Я предложил Васильичу метод лечения, предложенный мне самому Петром Николаевичем Варенцовым: помазать покусанный пальчик кашачьей мочой, - но Егорий категорически отказался. Не хочет - не надо. Пусть тогда он у тебя долго болит, помнить будет, как диких крыс на руки брать. Мы засиделись допоздна, и я совсем забыл про тот "дипломат", что так и валялся у меня в машине. На следующий день я созвонился с Егорием Васильевичем и попросил его о направлении к его другу психиатру. Замучили меня эти кошмары по ночам.
– Да какое тебе направление? Отправляйся к нему в городскую психиатрическую больницу, я ему уж давно позвонил и наобещал, что ты придешь.
Психиатрическая больница располагалась за городом, недалеко, кстати, от трассы, идущей из Ильинского. Вокруг больницы зелень. Но пышная зелень - только и всего пышного и красивого, что было у этого "комплекса". Это потому я говорю, что само здание было в ужасном состоянии. Фундамент разрушался, шифер на крыше старый и побитый весь, осенью больным, видимо, было не сладко , когда от проливных дождей текли ручьи в палаты. Хотя, что могли эти больные сказать: разум у большинства из них разрушен; им теперь всегда было хорошо, лишь бы кушать давали. Единственный у них и был надежный рефлекс - еда. Ну, да ладно, я не философствовать сюда пришел, а по рекомендации Егория Васильевича от кошмаров своих избавляться. Врач-психиатр мужик был еще молодой, он вместе с Васильичем учился на одном курсе и даже на одном потоке. Они с Егорием внешне похожи были животами и толстой красной физиономией. Звали его, как мне сказал Егорий, Александром Александровичем Кирпичниковым. Я нашел его в кабинете. Кабинет был небольшой и неопрятный: стены обшарпаны, с потолка отпала часть штукатурки. Она и сейчас грозила падением, так что я даже примерился, куда бы мне лучше сесть, чтобы на голову не рухнул какой-нибудь здоровенный кусок штукатурки. Если он мне на голову, и без того болезную, рухнет, так кошмары мне уже не вылечить никогда.
– Здравствуйте, я к Вам по рекомендации Егория Васильевича Попова. Зовут меня Иван Андреевич Криницин.
– О-очень приятно, - поднял голову Александр Александрович.
– Как же, как же: Звонил мне Егорий. Как он себя чувствует сам? Не болен ли?
– Час назад был здоров, даже - слегка пьян.
– Так вы с ним друзья?
– Давно.
– А что же мы с Вами не дружны, если он мне - тоже друг?
– Надеюсь теперь, что подружимся.
– Ну, рассказывайте, что у вас случилось? На что жалуетесь? Я рассказал ему историю своей болезни, о том, что меня периодически мучают кошмары, что кошмары эти впервые у меня появились после развода, незадолго до расследования, связанного с тем то, и с тем-то.
– А сейчас Вы чем занимаетесь, если это не секрет?
– Вообще-то, секрет, но: В общих чертах, это расследование связано с пропажей детей, точнее - одного ребенка. Вы знаете, то кошка мне снится, пожирающая еще не расцветший до конца бутон, то стали какие-то чудища сниться.. И все какие-то цветы, цветы. Или бутоны, на глазах засыхающие: они засыхают у меня на глазах и при этом жалобно плачут и плачут: Одним словом, ни сна мне, ни покоя.
– А знаете, сны у Вас, возможно, пророческие!
– вот что я вам скажу. И связаны они с Вашей работой. А что делать?
– снятся же композиторам ноты ненаписанного еще произведения. Вот и Вам приблизительно то же снится. Не ноты, конечно, а объекты поиска. Или преступники: Ну, я не знаю, как Вы их там называете. На самом деле все оказывается проще, чем мне Егорий расписал. И лекарств Вам, возможно, никаких пить не требуется. Если уж совсем они, кошмары Ваши, покоя не дают, то, конечно, можно и попить чего снотворного. Однако, чаще это бесполезно. Для умного человека такие пророчества - не болезнь, а дар Божий.
– Это что же, я в моих пророческих кошмарах могу в принципе увидеть и жертву, и преступника?
– Да, только Вам эти кошмары, простите - пророчества - поощрять надобно.
– Чем же их поощрять? Не алкоголем ли?
– Ну, читать, работать, думать, версии всякие там предлагать мозгам Вашим: Алкоголь, который Вы - кстати очень!
– упомянули, для нас, умных людей, принципиально не вреден, а и полезен для разрядки, значит, повышенной умственной работоспособности. Вот теперь я все понял. Все, что касается алкоголя, мне понятно до слез.
– Так, я принес:алкоголь: -А что же Вы раньше молчали?
– Речь о нем не заходила, а как зашла - вот, он - алкоголь.
– И я вытащил из целлофанового пакета две бутылки марочного коньяка.
– А вот это вы напрасно принесли. Сколько Вы за это добро заплатили? Небось, рубликов триста-четыреста? А сколько можно было простенькой русской водки купить? А-а!
– то-то же. Мы с ним выпили тут же в кабинете бутылку коньяку, но я пил меньше, а ему с его комплекцией - знаете, сколько надо? Уже после третьей большенькой рюмки он раздобрел, и мы, наконец, перешли на "ты".
– Вот, ты, Вань, ребенка пропавшего ищешь, а нам на днях женщина какая-то с дороги девочку привела, усталую и замызганную такую, что и описать невозможно. Видно, что лет этак тринадцать-четырнадцать, а узнать у нее ничего невозможно. То она мычит, то вообще молчит, а то вдруг подберет какую палочку маленькую либо хворостинку и - ну петь, а в песне той всего два слова и есть: спи, Зоя. У меня при этих словах дыхание в зобу сперло.
– Где же ее нашли?
– У дороги сидела, смотрела на автомашины. Глаза огромные, пустые какие-то, на вопросы не отвечает. Даже еду поначалу совсем не принимала, сейчас хоть это стала делать, но тоже как-то неопрятно и мало очень ест. Все молчит и молчит. И поет еще: как приступами это с ней начинается!
– поет свои два слова. У меня сложилось впечатление, что она из своей жизни только их и запомнила, которые ей, может быть, самые приятные, то есть из того периода, когда ей хорошо было.
– Это из чего же ты такой вывод сделал? А самому мне уже и говорить не в мочь было: сжало все в горле, дышать тяжело стало, а сердце!
– сердце буквально из груди вырывается.
– А из того, - поднял торжественно палец кверху Александр Александрович, - что у нее на теле ведь ни одного живого места нет, - сказал он и откинулся на спинку кресла, посмотрев на меня по-учительски. Посмотрел на меня да и еще добавил, уже нагнувшись к столешнице и понизив свой голос до шепота.
– Насиловали ее, видать, жутким и всяким развратным образом.
– Давай, Сан Саныч, еще выпьем, - и я с горя опрокинул еще одну рюмку, выпил и еще налил. И снова выпил. Тут же встал и нервно по кабинету прошелся. Резко перед доктором остановился и сказал отрывисто (себя я уже почти не контролировал!): -Пошли. Покажи мне эту девочку. Мне показалось, что Александр Александрович даже испугался моего вида, но пошел безропотно. Мы рядышком пошли с ним во двор: днем в палатах находились только буйные и отяжеленные сопутствующими заболеваниями, а остальные в это время гуляли во дворе. Некоторые больные ходили парами и разговаривали о чем-то, внешне, по крайней мере, они выглядели, как нормальные. Другие ходили поодиночке, разговаривали сами с собой. Мы едва не столкнулись с веселым мужчиной, быстро до этого ходившим по двору и жестикулирующим руками самым отчаянным образом. Он взялся убеждать нас в том, как беспечно и расточительно наше правительство: надо для экономии производить вечные спички. Я спросил его: -Вы кто будете по профессии? Он с пафосом ответил, указывая в небо пальцем: -Моя настоящая должность - министр мыльно-пыльно-угольной промышленности, и, вообще, я, между прочим, четырежды герой мира. Сейчас вот только по совместительству работаю истопником. Мы едва от него оторвались - такой оказался навязчивый. Зою я узнал сразу: она и сидела все так же, как там, в Ильинском, у дома своей бабушки Полины Галаниной. Сейчас Зоя баюкала маленькую хворостинку и протяжно, негромко, но очень уж жалобно напевала все одни и те же слова: -Спи-и-и, Зо-оя: Спи-и-и, Зо-оя:.
– Давно это у нее продолжается?
– спросил Сан Саныч у подошедшей медсестры.
– Ну, минут десять-пятнадцать.
– Сейчас закончит, -убежденно проговорил психиатр. И точно - Зоя замолчала, но сидела, как каменная - неподвижно, и смотрела в никуда пустыми огромными глазами с широкими зрачками. Я позвал ее тихонько: -Зоя, Зоя, ты слышишь меня?
– Бесполезно, травма психическая, видимо, была так велика, что, боюсь, это все добром не кончится, - сказал Александр, озабоченно посматривая то на нее, то на меня.
– Ладно. Пошли, Саша. Ты лечи ее, пожалуйста, самыми хорошими лекарствами. Все, что нужно, я добуду. Если деньги потребуются - дам. Мы расстались с Александром Кирпичниковым у входа в его больницу. Перед уходом я попросил его не сообщать в милицию о Зое, если еще не сообщали. Как оказалось, по халатности персонала как раз и не сообщили. Я пообещал сам сообщить, куда надо. С этим мы и расстались. Я шел и чувствовал, что меня буквально переполняет ярость, которую надо непременно выместить на злодеях. Иначе, не жизнь у меня будет, а один сплошной кошмар. Что до Зои - пусть пока полечится, а попозднее я тете Поле сообщу о ней. Очень уж девочка плохо выглядит: от одного только вида Зои как бы с Полиной-то чего не случилось.