Верное решение
Шрифт:
Ну хорошо… — он выключил музыку. Кабина вездехода наполнилась гулкими звуками работающих электромоторов, шуршания шин и разлетающихся во все стороны камней. — Это снова я, Тит Новак. И я не знаю, как начать… Может вообще начинать не буду. Зачем вам мои проблемы? У вас и своих наверняка хватает. Хотя, до этого же вас они интересовали почему-то? На целых пятьсот тысяч интересовали. Наверное, людям интересно смотреть на чужие беды, чтобы как-то от своих отвлечься. Да, наверное, все так…
Тит недовольно цокнул языком, поймав себя на том, что опять неосознанно пытается съехать с темы.
Ладно,
Мои видеодневники по большей части вышли историями о том, как я бросил все, чтобы завести семью. Я порвал все связи со своими родителями, которые меня в этом решении совсем не поддерживали. Не стал доучиваться в школе, понимая, что не смогу одновременно заботиться о ребенке и делать домашку. Уехал из дома, чтобы осесть в новом месте, начать сначала. Даже провернул аферу со своим старшим братом, чтобы оформить его своим опекуном. Ради своей семьи я отдал все. И теперь настало время рассказать вам, как я эту семью просрал.
Он прервался, чтобы сделать очередную остановку. Выбравшись из кабины, Тит взял прут с датчиками из грузового отсека, отошел от вездехода на пару десятков метров и с силой воткнул его в мерзлый грунт. Одна только мысль о том, что ему придется поделиться с совершенно незнакомыми ему людьми глубоко личными вещами заставляла его внутренне съеживаться. Но он понимал, что это было просто необходимо сделать, промыть огромную гниющую рану, зиявшую в его душе, снять последний груз с плеч. Если колония на Лилии станет его второй попыткой начать все сначала, то на этот раз нужно будет сделать все как следует.
Тит пошатал прут, убедился, что тот стоит крепко, и развернулся, собравшись идти обратно к вездеходу, как вдруг краем глаза заметил то, в поисках чего, собственно выезжал из лагеря. Всего в паре сотен метров впереди покрытая морозной дымкой Стена Неприятностей начала терять высоту, плавно спускаясь к равнине. Тит выключил фонарик и включил увеличение в визоре шлема. На появившейся картинке было отчетливо видно место, где скала сходила на нет. Именно там Тит и решил, что заедет наверх.
Вернувшись в вездеход, он уверенно повел его вперед, забыв на время о том, что собирался рассказать. Продолжил запись он уже тогда, когда начал подъем по крутому скату, с которого начиналась Стена Неприятностей.
У нас с Лилией была любовь, — после долгого молчания сказал он, потом понял, как это прозвучало и добавил: — Ну, это чтобы вы не подумали, что наш брак был по залету. Хотя, признаюсь, это тоже. Сыграли бы мы с ней свадьбу не будь у нас ребенка? Не знаю. Сейчас уже точно сказать сложно. Я был бы не против. Рано или поздно… А она? Уже не уверен.
В общем, когда я сказал ей, что ушел из дома, она на меня наорала. Вот так моя новая семейная жизнь началась. Со скандала. Лилия мне тогда сказала, что я идиот. Может быть это и так. Наверняка так. Но лучшего выхода я не видел.
А любовь точно была, потому, что после скандала она меня обняла, поцеловала и сказала, что тоже начнет собирать вещи.
Я вам сейчас это говорю, а сам думаю, насколько эгоистом в те годы был. Везде «Я», везде «жертвы», а ведь по сути Лилия отдала
Вездеход взбирался по пологому скату Стены Неприятностей, по ту сторону которой была такая же бескрайняя каменистая равнина. С этого ракурса казалось будто огромное поле, раскинувшееся от горизонта и до горизонта, чувствуя внутреннее напряжение, в какой-то момент решило, что с него хватит и раскололось на две части, одна из которых, повинуясь титаническим приливным силам, вздыбила свой край на добрую сотню метров к небу.
Тогда я был слишком молод, чтобы видеть что-то кроме себя самого. Вы не подумайте, я сейчас не оправдываюсь, просто констатирую факты.
Мы с Лилией сняли крохотную квартирку. Она была больше похожа на чулан с кроватью. Но нам этого хватало. Еще одно свойство юности — непритязательность. На первых парах Виктор немного помог с деньгами. Я не хотел у него брать ничего, особенно после истории с опекунством. Мне казалось, что он и так много для меня сделал. Было стыдно брать еще что-то. Но он сказал, что это не подарок, что дает деньги в долг. И я согласился. Конечно же он соврал…
Не помню, говорил я или нет, но на самом деле моей первой работой была не шахта. Хотя я все равно считаю, что она, но это не так. Технически впервые на жизнь я себе заработал мойкой посуды в дешевом ресторане. Больше несовершеннолетнего меня, даже с письменным разрешением опекуна, никуда не брали. Боялись судебных разбирательств и неожиданных проверок. И если нормальной работой это назвать было никак нельзя, так, подработкой, то жизненных уроков она мне предоставила немало. Тогда я понял главное свойство денег. Если у тебя их изначально не было, то даваться они будут ох как нелегко, а улетучиваться — быстро.
Пока мои руки трескались от моющего средства, Лилия по полной готовилась к роли молодой мамочки. Она устроилась приходящей няней. Сидела с детьми по вечерам, пока их родители развлекались где им вздумается. Самое смешное, что за пару-тройку часов такой работы ей платили ненамного меньше, чем мне за день. А иногда даже угощали чем-то вкусным. Это был второй урок, который я усвоил. Справедливость — фантазия, которой живут слабаки. Мир никогда не был справедлив. Это просто свод правил, к которым ты либо приспосабливаешься и выживаешь, либо нет. Иногда, конечно, находятся такие, как Холт. Они имеют достаточно ресурсов, чтобы некоторые из этих правил изменить, но это скорее исключение, чем закономерность.
Примерно тогда и начались наши первые ссоры. Да, вы правильно все поняли. Почти с самого старта новой жизни. Здорово, да? Умом я тогда понимал, что разница в зарплате все же есть и цеплялся за эту мысль как мог, но мое эго и уязвленное мужское самолюбие были явно против. Я еще не смирился с реалиями взрослой жизни, почти все время ходил обиженный на всех вокруг и на мир в целом. А срывался, как вы можете себе представить, на Лилии. Такие ссоры обычно бывали редко и затягивались не больше, чем на день. Есть такое выражение: «Молодые бранятся — только тешатся.» Это целиком про нас. В тот период наших отношений, мы мирились так же легко, как и обижались — на скрипучей старой кровати, на зло соседям, которым из-за тонких стен было слышно вообще все. И нас, в принципе, такая жизнь устраивала. Нет, меня устраивала…