Верное сердце
Шрифт:
— Что значит слово «сыскное»? — спросил его торопливо Гриша. — И верно, что Стрелецкий служил там?
Семиклассник оглядел Гришу сквозь стекла пенсне с ног до головы:
— Э-э… тебе, собственно, почему потребовалось заговорить об этом?
— Я просто так…
— Ты — простак, это я и сам вижу. Потому ты и спрашиваешь о том, что понять тебе не дано. Задавать вопросы без смысла — удел глупцов.
Сказав все это не спеша, внушительным басом, Бронислав Грабчинский удалился с гордо поднятой
В другое время он крикнул бы, отбежав, конечно, на надежное расстояние: «Зимние рамы надел на нос и воображаешь!» Можно бы и Никаноркина с Дерябиным подговорить крикнуть это чванному семикласснику втроем, хором. Это всегда хорошо действует. Семиклассники, несмотря на всю свою солидность, редко остаются равнодушными к подобным насмешкам; иногда они с яростными лицами пускаются ловить приготовишек — и всегда безуспешно.
Но теперь Григорию Шумову было не до того.
16
Гриша собрал все свои учебники, начиная с толстой хрестоматии Тихомирова и кончая тощим Евтушевским, и пошел с ними к известному всему городу Былинскому.
На невзрачной вывеске, приютившейся у самого вокзала, Былинский значился букинистом. Он занимался главным образом перепродажей учебников, которые в трудную минуту своей жизни несли к нему школьники. Кроме того, он подторговывал старыми ботинками, брюками и выпусками «Ната Пинкертона». Но это уж был товар подсобный.
Гриша несмело толкнул обитую рваной мешковиной дверь. В ответ раздался резкий лай подвешенного вверху колокольчика, и он очутился в магазине Былинского.
За прилавком, в едко пахнувшем полумраке, стоял человек в фетровой шляпе, в крахмальном высоком воротничке.
Он надменно протянул руку, не говоря ни слова взял Гришины учебники и подошел с ними к тусклому окну.
Луч солнца пробился сквозь покрытое многолетней пылью окно, и Гриша увидел, что шляпа букиниста была вся в пятнах, а из воротничка торчали истлевшие желтые нитки.
Зевнув, букинист повернулся и с молчаливой печалью стал разглядывать темный потолок. Молчание продолжалось долго. Гриша тревожно поглядел наверх: ничего там не было. Даже самого потолка не было видно — так, что-то темное в паутине. У Гриши сжалось сердце: не понравились его книжки Былинскому. Потому и молчит.
Наконец он услышал пренебрежительное, брошенное куда-то в пространство:
— За все рубль восемьдесят.
И тотчас же пухлые веки приоткрылись, мутные глаза глянули пристально и настороженно.
— Ей-богу? — радостно воскликнул Гриша.
— Что значит — ей-богу? — Букинист пожал плечами.
— Вы сказали рубль восемьдесят!
Такая сумма Гришу вполне устраивала: рубль — Стрелецкому,
— Я это сказал? — Былинский опять пожал плечами.
— Ну да, вы сказали!
— Кончено. Если я это сказал — значит, кончено. Пусть это будет мой убыток. Ваш адрес, молодой человек?
Букинист потянул с прилавка толстую книгу в потрепанном переплете и перелистал ее.
— А для чего адрес?
— Ой, неужели непонятно, зачем у людей спрашивают адрес? Затем, чтобы знать, где они живут.
— А зачем вам это знать?
Букинист скорбно вздохнул:
— Бывает, господа гимназисты приносят продавать не свои книги.
— Я реалист.
— За господами реалистами водятся такие ж дела.
— У меня все учебники свои!
— Бывает, господа учащиеся считают, что это ихние учебники, а папаши с мамашами с ними не согласные.
Говоря все это грустным тоном, букинист тем временем уже перекладывал Гришины книги куда-то под прилавок.
— Погодите! — воскликнул Гриша. — Значит, вы мне сейчас не отдадите денег?
— Кто сказал?
— Вы же спрашиваете, где я живу!
— А почему вам не сказать?
— Я скажу! Но деньги мне нужны сейчас!
— Вам они нужны? — Голос Былинского зазвучал торжественно. — Вы их получите!
И он взялся за карандаш — записывать.
Гриша сказал адрес Белковой, и пытка кончилась. Он выскочил на улицу с целым богатством в кармане!
Как это он раньше не догадался? Простое дело! Все, кто побойчее, все так делают. Будто без учебников нельзя жить на свете. Не всегда-то они и нужны, а понадобятся, можно одолжить и у Довгелло и у Никаноркина. Да хоть у того же Жмиля — соседское дело! Жмиль хоть и гимназист, а учится тоже по Тихомирову да Евтушевскому.
Ну до чего ж все вышло удачно! Теперь он свободный человек. Теперь уж Стрелецкому не к чему будет придраться.
Только сейчас Гриша увидел, как светло вокруг. Особенно это было заметно после темной лавки Былинского.
Уже второй день стоит оттепель, с крыш, с лазоревых, рубчатых, как козьи рога, сосулек падают, сверкая, звонкие капли. Щедро светит солнце. Пронизанная его лучами рыжая борода мужика, проехавшего на возу с сеном, вспыхнула на миг лисьим хвостом.
Гриша радостно засмеялся — и ласковому солнцу, и сену, пахнувшему так славно, и бородачу, который глядел добряком и умником, и юрким воробьям, хлопотавшим — совсем по-весеннему — вокруг большой лужи.
Ему со всеми хотелось поделиться своей радостью. Но он не спешил. Медленно шагая по деревянным мосткам, кое-где уже обсохшим под ветром и солнцем, добрался он на квартиру мадам Белковой.