Верное сердце
Шрифт:
— Всё смешалось в нашем чане под названием королевство Вайндуол, — неловко отшутился Старый Лис. — Главное, что мы друг за друга. Если отбросить в сторону окрашиваемые в красные тона таверны и ристалища.
Долго обсуждали политику. На чьей стороне правда, когда мятежники столкнутся с королём в прямом бою, почему союзники королевства по большей части остранились от войны, кому могло быть выгодно развязывание гражданской войны и как в этом может быть замешана церковь. Нарнетт не любила политическую демагогию, а сейчас её буквально выворачивало наизнанку от подобного.
— Я отойду,
Появилась чесотка. Ей хотелось разорвать свои предплечья, вцепиться с них ногтями, вырвать кожу с мясом. По голове прошёл страшный зуд. Организм изменялся, каждое новое изменение было более радикальным и невыносимым. Нарнетт, едва дошагав до своих палат и ударив по лицу услужливого пажа, что вызвался открыть дверь, заперлась изнутри. Убедилась, что тут никого нет. Сняла геннин, платье и котту, осталась в камизе. Взглянула в зеркало, моментом увидела не свои глаза. Её отражение пыталось что-то внушить ей. Пыталось овладеть ею.
— Да будь ты проклят, род Мэссиров! — вскрикнула она и вцепилась в свои волосы. — О, Всевышний, что это?.. Что это?!
В её руках остались клочки волос. Она взревела, заметалась у зеркала, с кулака врезала по своей насмехающейся копии в зеркале. На руке остались порезы. Голова горела, требовала расчесать себя. Руки не слушались, требовали соединиться с головой. Она вырывала из себя клочки волос, царапала кожу, едва не распорола нос обоюдострым маникюром. Кое-как пришла в себя, схватила кресло и с неведомой силой швырнула в зеркало туалетного столика, зеркало каскадом рассыпалось по полу крупинками и стекляшками.
Ворвались слуги и стража, она оценила их звериным взглядом. Люди не на шутку перепугались, застыли на месте.
— Я в порядке! — она не заметила, что голос её изменился. — Пошли вон! Вон!
Потоптавшись и переглянувшись, они вышли. Нара рухнула на пол, взяла самый крупный осколок зеркала, приглянулась. С её темени ползли ручейки крови, глаза заливала ярость — новые трещинки дали о себе знать. Но причёска больше не принадлежала благородной даме — от роскошного огненно-рыжего водопада, который под головным убором обычно поддерживался обручем или диадемой, остался лишь потрескивающий костерок, бурьян помадковых тонов. Нарнетт достала из комода лечебное зелье, половину отпила с горла, остальное вылила на голову, не забыв обмазать пальцы. Голову защипало, она нашла повязку, порвала ткань, наспех связала платок и обмотала им голову. Для уверенности, чтобы сбить запах крови, прыснула на себя парфюм. Едкий орехово-травяной букет ударил в самые лёгкие. Геннин и остальную одежду вернула на голову и тело, встала, отряхнулась, ещё раз взглянула в осколок зеркала — пряди волос всё же выглядывали из-под повязки и головного убора. Подумав, направилась прочь.
— Уберите там. На следы крови не обращайте внимания, я справилась.
Паж потупил взглядом, но служанка треснула его по темени. Стражники отмолчались.
Вновь дворяне одарили её скрипами кресел и томными взглядами встающих за стойку тавернщиков. Она села.
— Нара, что с тобой случилось? Словно побледнела.
— Нездоровится в последнее время, Абаллия. Не волнуйся,
— Но, дорогая, — продолжала пожилая графиня, — нам нужно как раз решить вопрос большой политики. За кого мы выступим?
— Ни за кого. Мы сидим дома и точка.
— Наша мелюзга то и дело разбойничает, — вступил Старый Лис. — Северные границы Айрснерара горели всё лето. Разве ты не разобрала кипу писем от нашего южного соседа, на минуточку — отца дражайшей королевы?
— Я каждый месяц отписываю Керту, что разберусь, — отвечала Нара. — И каждый раз он более настойчив в своём слоге. Думаю, он понимает, что с непогодой «наша мелюзга» прекратит безобразничать. А в следующем году посевы дадут норму, дичь расплодится в лесах, всё вернётся в старое русло.
— Кроме тебя.
Нарнетт медленно перевела взгляд на третьего в левом ряду мужчину, что сидел между графом Гэбриалом и безымянной баронессой.
— О чём ты, Ольхт?
— Посмотри на себя, Нарнетт, — серьёзно сказал он, миниатюрный, аккуратный, но острый на язык черноволосый барон, её подданный. — Раньше ты была весела, первая на балах и пирах, первая хлопала в ладоши на охотах, каждый месяц навещала нас. Сейчас ты зажалась, ушла в себя. Из дворца приходят слухи, что ты даже за сыном не ухаживаешь. Прости, что говорю это не лично. Но мы все одна семья, у нас не должно быть секретов.
Кто-то кивал, соглашаясь. Жарнор и безымянная баронесса напротив — негативно крутили головами, противясь этим словам.
— У тебя от нас какая-то тайна? И… Что с тобой?
— Я в порядке, Ольхт.
— У тебя кровь течёт.
Она достала платок, вытерла лоб. Платок побагровел.
— Доведёшь девушку до гроба, негодяй! — возмутилась Абаллия.
— Мы имеем право знать, матушка! — отвечал он.
— Не лезь под чужое одеяло, понял?!
— Друзья, прекратите! — вскочил уже Жарнор. — Нам нужно!..
Нарнетт незаметно, пока дворяне переругивались друг с другом, достала малюсенькую колбочку, откупорила, выпила залпом. Зелье подействовало моментально. Почти сразу люди вокруг превратились в туманные очертания. Кто-то махал руками, показывал на неё, выпавшую из этой реальности. Кто-то кричал, но крики их сливались в музыкальные ноты, неприятные, скрежещущие, фальшивые.
— Успокоились. Немедленно.
Туманные очертания затихли. Сели по своим местам.
— Что у тебя с голосом? Словно из могилы.
— Побочный эффект.
Дальше она не слышала себя. Понимала, что говорит не она. Её личность раздваивалась. Кажется, зелье работало. Зелье могло выпустить вторую сущность наружу.
— Она зачарована? Но кем?
Уши заложило. Снова не услышала себя. Но других слышала прекрасно. Туманные очертания преобразились, появились клыкастые вытянутые морды с рубиновыми глазами, между когтистых пальцев — перепонки, с подбородков капала кровь. Они приглашали её на свой кровавый пир, где в качестве угощения использовалась кровь будущих поколений. Именно так что-то внушило Нарнетт. Возможно, что-то, о чём говорил Абалтун. Сущность. Крайне могущественная.