Верность Отчизне

Кожедуб Иван Никитович

Дружба

После знакомства с эскадрильями я вернулся на КП и по просьбе командира и замполита кратко рассказал о своих бывших однополчанах. Потом меня обстоятельно вводили в курс моих обязанностей.

Предстояло изучить по карте район будущих боев, тактику действий полка, повадки воздушного противника.

Внимательно вглядываюсь в карту, пока Яков Петрович подробно знакомит меня с обстановкой на левом крыле фронта, ближе к которому находится наш аэродром. Войска ведут бои за расширение плацдармов в районе Магнушева и Пулавы. Одновременно войска правого крыла овладевают плацдармами

в районе Пултуска и Сероцка, где противник наносит сильный контрудар.

А затем подошел командир, и мы заговорили о слетанности.

— Вам известно, товарищ капитан, что пара — единое целое. А в нашем палку этому единству придается особое значение — ведь на охоту мы вылетаем парами. У нас за каждым летчиком закреплен самолет, и у каждого летчика — постоянный напарник. За время подготовки прекрасно слетались летчики, прибывшие к нам сравнительно недавно. — И командир добавляет: — Вам, очевидно, чаще всего летать в паре с Титаренко — он будет вашим ведомым, раз вы прилетели без напарника. Хоть у вас обоих большой опыт, но слетаться надо.

К вечеру Титаренко, Шебеко и я поехали километров за пять от аэродрома в поселок, где расквартированы летчики. Внимательно приглядываюсь к Титаренко. Видно по всему, у него веселый, спокойный характер, он хороший товарищ.

И вот мы в комнате, где будем жить втроем. Нас навещает полковой врач Шалва Капанадзе, спрашивает меня:

— Как долетели, как самочувствие?

— Спасибо, здоров!

Капанадзе, по-хозяйски оглядев комнату, уходит. Титаренко говорит, улыбаясь:

— Доктор у нас заботливый. Не успеешь на новое место прилететь — тщательно осматривает жилье, столовую, кухню. Сам все белье проверит, по нескольку раз в день заставляет дневальных убирать. А в карманах всегда носит витамины и всякие целебные порошки. — Он смотрит на часы. — В столовой нужно быть ровно в двадцать один час. Ужинаем мы здесь, а завтракаем и обедаем на аэродроме. К ужину должны явиться в срок, без опоздания. Проходит он организованно. Днем по эскадрильям проводят разборы, а перед ужином, когда все офицеры в сборе, командир сообщает итоги боевого дня. Порицание или поощрение в присутствии всех офицеров части — отличное средство воспитания. Среди сержантского и рядового состава разборы летного дня проводит заместитель по политчасти. Так было заведено полковником Шестаковым и вошло в традицию полка.

Приводим себя в порядок и идем в столовую. Впереди трусит Зорька, словно действительно знает распорядок дня. К моему удивлению, она встает на задние лапы и сама открывает дверь.

Титаренко подвел меня к столу:

— Будем сидеть рядом, вот здесь. А тут — командир, Топтыгин и Асеев.

На столах, покрытых чистыми белыми скатертями, уже стоят приборы. Командира еще нет. Все летчики в сборе, негромко переговариваются, то и дело подзывая медвежонка, — он проворно снует между столиками.

По команде все встают. Входят командир части, Асеев и Топтыгин.

Полковник, быстро оглядев столы и попросив офицеров сесть, говорит:

— Я уже представлял вам моего заместителя, гвардии капитана Кожедуба. А теперь пусть товарищ капитан по нашей традиции коротко расскажет о том, где и как воевал.

Говорю о том, что в боях я полтора года, что полк, в котором служил, в основном выполнял задачу по прикрытию войск и сопровождению бомбардировщиков. Уничтожение врага способом свободной воздушной

охоты для меня задача новая и сложная, но я выразил уверенность, что с помощью своих однополчан овладею этим искусством. Поделился я и тем, как тяжело было расставаться с боевой семьей, — одна мысль и поддерживала, что цель у нас всех общая. В конце сказал, что еще в глубоком тылу мы слышали о полковнике Шестакове, а в дни битвы под Курском, быть может, с некоторыми летчиками встречались в воздухе.

— Пожалуйста, садитесь, товарищ капитан, — говорит Чупиков и добавляет: — Вижу — волновались. Летчики слушали внимательно. Ведь нужно знать, с кем в бой летишь. Теперь, товарищи офицеры, — продолжал он громко, — приступим к краткому разбору летного дня. Вылетов было мало. При выполнении задачи на свободную охоту отличилась пара Александрюка.

Он сжато разбирает вылет и обращает внимание на уничтожение вражеских разведчиков в воздухе, техники на земле. Заканчивает он так:

— Предлагаю тост за летчиков, которые успешно выполнили задачу, и за прибывшего к нам боевого товарища!

За ужином медвежонок, ненадолго присмиревший, снова стал перебегать от столика к столику, постукивая когтями о пол. В столовой становится шумно: летчики смеются над проделками Зорьки.

— Теперь, товарищи офицеры, можно покурить, немного повеселиться, — сказал командир.

— До вашего разрешения никто не курил, — заметил я.

— Уж такой порядок в полку ввел Шестаков. Даже после напряженного боевого дня все летчики собираются в столовой и ждут командира. Летчики не курят, не выходят из столовой без его разрешения. Ведь благодаря этому выдержка тоже вырабатывается. Такого порядка я твердо придерживаюсь. А после ужина у нас бывает концерт самодеятельности. Прошу вас, товарищ Фомин, запевайте!

Заиграл баян. Фомин — адъютант третьей эскадрильи — запел сильным и приятным голосом. Летчики подхватили. Пели они песни собственного сочинения про бои над Ленинградом, про свою боевую жизнь.

Последние слова песни отзвучали, и командир неожиданно обратился ко мне:

— Товарищ Кожедуб, просим спеть нам что-нибудь.

— Спойте, спойте, товарищ капитан! — подхватили летчики.

Я стал отнекиваться:

— Да я не пою, голоса нет…

— А у нас те, кто петь не умеет, пользуются особенным успехом!

— Лучше я гопак спляшу.

В стремительном темпе иду вприсядку. Кто-то крепко толкает меня в бок, и раздается оглушительный хохот. Со всех сторон кричат:

— Зорька! Зорька!

Оказывается, ко мне неслышно подкатился медвежонок. Увертываясь от него, вприсядку обхожу комнату. Медвежонок — за мной. Вскочив, я повалил его на обе лопатки. Летчики кричали «бис», хлопали, смеялись.

А я совсем освоился, почувствовал себя в кругу родных людей. Но вот командир, посмотрев на часы, объявил:

— Пора на отдых. Спокойной ночи!

Когда Титаренко, Шебеко и я пришли к себе, из комнаты, где жили летчики третьей эскадрильи, раздался громкий смех. Мы заглянули в дверь и увидели уморительную картину. Медвежонок положил голову на подушку и мирно спал на постели своего укротителя — Мити Нечаева.

Услышав смех, прибежали летчики из других комнат. Стали будить медвежонка. Он ворчит, лапами отмахивается — и ни с места. Осторожно стащили его и положили под койку. Зорька поскулила немного, видит — делать нечего, и снова заснула.