Верность Отчизне
Шрифт:
— Из-за меня не портите себе настроения: я ведь не унываю. Вернусь к своей работе на завод. Это тоже интересно!
Утром, проводив Кохана, мы увидели из окна курсантов первого отряда, уже оканчивающих училище. Они строем шли в столовую. Лица у них обветренные, загорелые. Вот у кого настоящая военная выправка! Как складно сидит на них обмундирование! Неужели и мы станем такими же?
Наше преображение произошло через несколько дней. Нас повели в город, в баню. Там всю гражданскую одежду приказали сложить в мешки. И мы с ног до головы оделись
В училище мы возвращались, словно став совсем другими людьми. Подтянутые, в новеньких красноармейских шинелях, туго перехваченных ремнем. Вася Лысенко — мой товарищ по аэроклубу — звонко запел:
Там, где пехота не пройдет,
Где бронепоезд не промчится,
Тяжелый танк не проползет,
Там пролетит стальная птица…
И мы, как бывало по дороге на аэроклубовский аэродром, подхватываем нашу любимую песню, чувствуя, как она объединяет нас в едином ритме, словно мы действительно становимся единым целым.
Нас построили перед казармой. Раздалась команда:
— Смирно! Равнение направо!
К нам подходят командир эскадрильи капитан Дорин и старший политрук Кантер.
Командир эскадрильи, поздравив нас с зачислением в эскадрилью, сказал:
— Ваш молодой отряд должен с первого дня службы быть дисциплинированным и спаянным. Берите пример с первого отряда.
Он представил нам командира роты:
— Вы должны выполнять все приказания и распоряжения лейтенанта Малыгина. Учтите, командир у вас требовательный. Так и положено в армии. Первое время вы будете изучать уставы, проходить строевую подготовку. А потом примете присягу и вам вверят оружие. Сейчас для вас главное — дисциплина и строевая выучка.
Мы в казарме. Просторное, светлое помещение. Койки стоят в ряд, аккуратно заправлены, между ними — тумбочки. Все блестит чистотой, нигде ни пылинки. Порядок безукоризненный.
— Вот так у вас и должно быть всегда, — заметил командир роты.
Нас разбивают на отделения. Каждому отделению отводится свое место. Каждому курсанту хочется, чтобы его койка была рядом с койкой друга. Это нам разрешается. Со мной рядом устроился мой старый товарищ — Коломиец.
К нашему удивлению, Малыгин приказал нам выдвинуть на середину комнаты одну из коек. Он стал показывать, как нужно ее заправлять по единому образцу, да так, чтобы не делать ни одного лишнего движения. Сам он делал все быстро, аккуратно и по-своему красиво.
— Теперь смотрите, как надо складывать обмундирование, где ставить сапоги. — И, проделав все, он добавил: — В армии порядок во всем нужен. И когда каждый боец научится четко, быстро выполнять приказ, успех обеспечен. И летчикам надо научиться этому на земле.
День прошел незаметно. После сытного ужина мы с песней строем вышли на прогулку по территории авиагородка.
После отбоя долго не могли уснуть. Шепотом переговаривались, хотя это и не положено.
— Разговаривать нельзя, тс-с… — раздается голос старшины.
Умолкаем,
Рано утром нас разбудила команда дежурного:
— Подъем!
Мы вскочили, привели себя в порядок. Появился Малыгин и быстро нас построил. И тут обнаружилось, что кое-кто из курсантов еще спит.
— Вот вы как, голубчики! — сказал командир сконфуженным заспанным курсантам. — Больше не просыпать! Помните: бойцу мешкать нельзя.
Наше отделение
В нашем четвертом отделении двенадцать человек, все закончили аэроклубы. Ребята дружные, дисциплинированные. Все горячо любят авиацию, страстно хотят быть летчиками, и это нас сближает еще больше.
Из новых товарищей мне особенно нравится белорус Иванов — общительный, веселый паренек, а в другом отделении — Гриша Усменцев: в нем жизнерадостность сочетается с упорством и трудолюбием.
Василия Лысенко назначили старшиной звена, в нем было три отделения. Спустя день-два меня назначили командиром отделения.
— Ближайшие командиры курсантов — сами курсанты, — сказал Малыгин, сообщив мне о назначении. — Помните: заботиться о каждом курсанте отделения, узнавать его характер, отвечать за его дисциплину — обязанность командира.
Мне просто не верилось, что я командир отделения. И я с тревогой спрашивал себя: найду ли правильный подход к товарищам?
Первые дни я чувствовал себя неловко. Неудобно было подавать команду, а главное — делать ребятам замечания. Но порядок есть порядок: постепенно я стал привыкать к своим обязанностям.
Забот оказалось много. Надо было следить за поведением курсантов, за их внешним видом: подшит ли чистый подворотничок, подтянут ли ремень, начищены ли сапоги, в порядке ли тумбочка. Иванов в шутку назвал меня по-белорусски «батько», а ребята подхватили:
— Да ты правда, как батько, требуешь!..
Я просил их не называть меня так — ведь это нарушение устава. И хоть постепенно они привыкли к тому, что я командир отделения, и слушались охотно, но кличка «Батько» так за мной и осталась.
По выходным дням нас отпускают в кино: отбой бывает на час позже. После отбоя наступает тишина. Курсанты сразу засыпают крепким сном, только дежурные бодрствуют.
Наше дружное отделение проходило курс отдельного бойца, старательно изучало уставы. Мы соревновались за первое место в звене и целом отряде. И это укрепляло нашу дисциплину и спаянность.
Малыгин старался во всем подавать нам пример. Всегда был аккуратен, опрятен, подобран. Если наш строевой командир был чем-нибудь недоволен, он молча так, бывало, посмотрит, что курсант сразу подтягивается.
Приближался день принятия присяги, и мы уже наизусть знали ее слова. На первом нашем комсомольском собрании мы говорили о том, что должны отличниками встретить это торжественное событие. А Малыгин, сказав, что наш долг к этому дню добиться хорошей строевой выправки, отличной дисциплины, добавил: