Верну любовь. С гарантией
Шрифт:
— Не трогай меня, — прошипела Люба.
Владимир пожал плечами.
— Ужинать будешь?
— Аппетит отшибло. Значит, так. Собирай быстро свои манатки и катись к своей ведьме. И чтоб через десять минут тебя здесь не было.
Владимир Парасочка вспыхнул. То есть как это? Она его выгоняет, что ли? Из-за того только, что он ходил за этой дурацкой булочкой? Одна машиной попрекала, а эта вообще из-за булочки?! Он понимает, что ей обидно, но вот так, не из-за чего… Ладно, не будем ссориться по пустякам. Он поднял руку, чтобы обнять любимую женщину, но Люба буквально отпрыгнула от него.
— Отойди от меня!
— Да ты что, совсем спятила! — рассердился Владимир. — Я тут суп сварил, картошку потушил
— Не буду я жрать твой гребаный суп! — Люба метнулась в кухню. На глазах у остолбеневшего сожителя она схватила кастрюлю, прошла в туалет и демонстративно вылила суп в унитаз. Еще минута — и туда же отправилась картошка.
— А теперь — иди отсюда, к заразе своей, ведьме иди, чтобы духу твоего больше в моем доме не было… — Люба открыла дверь в подъезд. — Чтобы…
— Да иди ты сама знаешь куда! — Владимир вдруг вплотную придвинулся к ней, и Люба на мгновение почувствовала тот древний страх, который испытывает перед разгневанным мужиком любая баба, даже самая отъявленная феминистка. Она отвела взгляд и медленно, задом отступила в кухню. Он двинулся было за ней, но она взвизгнула и захлопнула дверь прямо у него перед носом. Владимир услышал скрежет и понял, что любимая женщина забаррикадировалась от него, придвинув к двери тяжелый стол. Она продолжала чем-то греметь, но его это уже не интересовало.
— Дура, какая ж дура! — Он сплюнул прямо на стерильный пол уютного гнездышка Любови Павловны Крячко. Потом прошел в комнату и собрал свои вещи. Их было совсем немного. Ладно, она еще пожалеет! Больше всего его обидело то, как она расправилась с ужином. Сама ничего готовить не умеет, а туда же! Дура, истеричка! И с этой дурой он собирался прожить остаток жизни! «Светка никогда бы такого не сделала», — вдруг запоздало подумал он и с досадой пнул пуфик в виде божьей коровки, подвернувшийся ему на пути. Светка! Светка его тоже выгнала. Да пошли они все! Бабье. Только о себе и думают. На дачу — вот куда он поедет. Только заберет ключи. Не может Светка не отдать ему ключи. Он и так ушел и не взял ничего. Он прислушался. В кухне было тихо. «Я пошел», — произнес он в сторону, все еще надеясь, что она выйдет и извинится за загубленный ужин. Но она не вышла. Да ничем она не лучше других! Такая же набитая дура. Со стуком выложил из кармана ключи от ее квартиры и переступил порог, чтобы больше никогда сюда не возвращаться. Хлопнул дверью. Постоял на площадке, ожидая лифт и все еще не веря, что отсюда его только что выгнали. Да нет, не выгнали. Он сам от нее ушел. Идиотка!
Он сидел, тупо глядя на листок. Почему она так с ним поступила? Он еще раз перечитал текст, который и без того выучил чуть ли не наизусть. «Прости меня, но я нашла настоящую любовь. Все, что было у нас с тобой, — ошибка. Ты не мужчина моей мечты — во всех смыслах. За квартиру уплачено до конца месяца, можешь жить. Желаю удачи. А.»
Он швырнул записку на пол. Нашла настоящую любовь! А он — что? Что он тогда такое?! Оказывается, он не устраивает ее во всех смыслах. Как это понять? Что он не состоятелен как мужчина? Как человек? Как личность? Или финансово? Как? Как?! Андрей стиснул зубы, чтобы не застонать вслух, хотя никто не мог его услышать. Настоящую любовь! Когда? Когда она успела ее найти, эту любовь? Она ведь все время была с ним — вчера, позавчера, каждый день из этих проклятых двух недель. Или не только с ним? Или?! Значит, каждое утро она ходила не на работу, а крутила еще с кем-то и потом просто выбрала из них двоих. Или даже не из двоих? Выбрала состоятельного во всех смыслах.
Он подобрал листок и перечитал еще раз. Потом яростно скомкал. Он не состоятелен! Ему предлагают жить здесь — «за квартиру уплачено до конца месяца». Он зашвырнул бумажный комок в угол. Хорошая квартирка! Андрей обвел глазами
Он закрыл глаза. Стало так больно, что сердце, казалось, вот-вот остановится. Он медленно, толчками выпустил воздух и снова вдохнул. Кажется, отпустило. Не станет он жить здесь — даже если она вдруг сейчас явится. Если произойдет чудо и она приедет как ни в чем не бывало со своей «работы». Дешевка, все здесь дешевка, как и она! Пыль комьями лежит в углах. Выгоревшие шторы. Он подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу. Прямо напротив такой же дом приветливо светился окнами. В темноте внизу ничего не различишь — ни тротуара в рытвинах, ни зимней слякоти, ни голых деревьев, ни людей — ничего. Распахнуть окно, шагнуть вниз… Нет. Доказать еще раз свою несостоятельность «во всех смыслах»? Он отпрянул. Ни минуты он здесь больше не останется! Он найдет куда пойти.
Андрей колесил по городу четвертый час. Подъезжал к домам своих друзей, останавливался, стоял и ехал дальше. Он не мог сейчас ни к кому пойти. Как он объяснит? Что скажет? Пустите переночевать? Я поживу у вас дня два-три? Неделю? Месяц? Год? Что-то объяснять, что-то рассказывать. К родителям? Нет, только не это. Они все тут же свалят на Ольгу. Он и так виноват перед ней. Мать скажет: «Это все потому, что она до сих пор не родила. Удивительно, эта женщина только о себе и думает!» А она не думает о себе. Она думает об их семье, об их доме. Ни с кем ему не было так хорошо, так спокойно, как с Ольгой. Он не позволит говорить о ней гадости! Никому. Андрей резко вывернул руль, объезжая некстати заглохшую прямо на перекрестке машину, и обнаружил, что он в двух шагах от собственного дома. Да ведь он сюда и ехал… Он заедет во двор и просто постоит. Просто постоит и посмотрит на окна. Ольга еще не спит. Наверное, нужно зайти и извиниться перед ней. Да, извиниться перед ней, а потом уже искать себе жилье на ночь. До Нового года два дня, а у нее, наверное, даже елки нет. Он извинится перед ней и оставит ей елку. Да, вот так. А потом уедет искать пристанища…
— До Нового года два дня, а у нас елки нет. Вот сейчас съезжу и куплю елочку.
— Ну хорошо. Только я с тобой поеду. Не могу я одна, понимаешь?
— Ты что? А вдруг Андрей приедет, а тебя дома нет?
— Не приедет он, — тоскливо произнесла Ольга, и Даша увидела, как изменилась за эти дни подруга. Какая горькая складка залегла у губ. На лбу появились первые морщины. Наверное, и седые волосы есть, просто их под краской не видно. Но хуже всего глаза — совершенно тусклые, без огня, без жизни, без надежды.
— А я вот знаю, что он сегодня придет! — с вызовом заявила Дашка. — Конечно, тебе нужно пройтись, воздухом подышать. Елку купим, фруктов каких-нибудь, и к Новому году пора что-то думать. Я торт испеку, и салатов наготовим, и утку в яблоках зажарим, и…
— Даш, давай ничего такого готовить не будем, — неожиданно сказала Ольга. — Помнишь, как мы на первом курсе встречали — картошку в духовке испекли и твоя мама дала нам капусты квашеной и соленых огурцов. И мы к девчонкам пошли в общагу, а там у них сало было, колбаса домашняя и самогон. Хороший был Новый год! Ничего у нас не было, но все были счастливы. А Людка Самохина, помнишь, укрылась одеялом с головой и все проспала. Мы ее будили, будили. И музыка орала, и все орали, а она так и спала.