Верну твою любовь вопреки
Шрифт:
В какой момент за границу нашего с Владом мира вторгся враг? Когда произошел распад «мы» на два «я»? Может, в тот момент, когда Влад заявил мне, что хочет ребенка, а я была против, потому что считала себя не готовой? Сказала тогда Владу, что нам нужно повременить и подождать, когда оба встанем на ноги. Это было спустя три года нашей семейной жизни. У нас не было тогда ни такой шикарной квартиры, ни денег, ни того положения, что сейчас есть у Влада. У моих знакомых обычно все происходило наоборот: жены уговаривали мужей на детей или «случайно» залетали. А в нашей паре именно Влад был инициатором,
А правда, любила ли я его? Так, что воспринимала бы ребенка естественным продолжением нашей любви? Не знаю. Но мне тогда казалось, что просто одной любви недостаточно для такого шага как рождение ребенка, нужна и материальная база.
Когда же я поняла, что хочу ребенка и мы сможем справиться, ничего не получилось. Ни спустя год, ни спустя три года. А Влад принимал этот факт, как мне казалось, слишком спокойно и даже равнодушно. Мне показалось, что он тогда отдалился, погрузился с головой в работу. Именно тогда у него дела пошли в гору. А я стала развивать свою психологическую практику.
Так может, это я виновата? Эта мысль выскочила, ударила, как обухом по голове, и я лежала, оглашенная, пытаясь понять, так ли это. Ирония судьбы – психолог, который не может разобраться в себе, но помогает разобраться другим. Но ребенок – это ведь не игрушка, которую можно убрать в дальний угол, это ответственность и если считаешь себя не готовой, то как пойти на такой шаг? Я хотела осознанного решения. А по факту получила развал семьи.
Нет, внешне вроде бы ничего в наших отношениях не изменилось, но ушла нежность и душевность. А может, это просто мы с Владом изменились. Или наступил кризис. Ведь у всех отношений есть стадии и кризисы, вот так и у любви с семейными отношениями. Вроде бы существует семь стадий любви. И мы, похоже, застряли на стадии «пресыщение», когда «наелись» своей влюбленностью, когда нас стало слишком много друг для друга. И у каждого оказались недостатки, такие, что мы чаще стали ссориться, не понимая, как вообще могли сойтись.
Но ведь это проходят все пары, разве нет? И что, в каждой семье в таком случае происходит измена? Но ведь именно сложности как раз объединяют, разве не так? А измена – это побег. От попытки разобраться, понять другого человека причем не чужого человека, а которого еще буквально носил на руках и шептал на ухо всякие нежности.
Больно. Как же мне сейчас было больно. В памяти опять всплыло лицо Влада на фотографии, и меня затошнило. Рвотные позывы стали нестерпимы, и я нажала кнопку вызова медсестры.
– Тошнит, – промычала я вбежавшей медсестре сквозь ладонь, которой зажимала рот, пытаясь остановить рвущуюся рвоту. Девушка ловко подсунула мне под голову судно.
– Сейчас позову Льва Александровича, он как раз на дежурстве. Возможно, это такая реакция на препарат, – медсестра убрала емкость и остановила подачу лекарства.
– Не надо звать, пожалуйста, – я умоляюще посмотрела на медсестру. – Это просто… мне просто стало плохо.
– Вот именно! Вам стало плохо, а Лев Александрович как раз посмотрит, в чем дело, – назидательно ответила мне девушка, и, кивнув, вышла.
Я глубоко дышала,
Дверь открылась и в палату стремительно вошел Лев.
– Ну-с, больная, медсестры на вас жалуются, вы им спать не даете, – весело пожурил он меня, подошел к кровати и взял меня за руку, проверяя пульс. – Сами никак заснуть не можете, и другим не даете. Мне вот тоже не мешало бы поспать, пока все тихо и спокойно.
Он ногой пододвинул к себе стул и все еще держа меня за руку, сел. Опять посветил мне фонариком в глаза.
– Пульс немного учащен, зрачки в норме, на препарат, конечно, может быть такая реакция, – Лев, казалось, говорил сам с собой. А потом он заметил что-то рядом с подушкой.
– Это что, телефон? – прищурившись, строго спросил он у меня. Я кивнула. Чего уж отрицать очевидное. Он взял его в руки, а я увидела, что экран не погас, являя всем фотографию моего мужа с любовницей. Я зажмурилась. Стало почему-то так стыдно, как будто на фотографии была я. Или это именно меня застукали на чем-то непристойном. Щеки опалило жаром.
– Дайте сюда и не трогайте чужие вещи, – получилось грубо, я это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Стыдно было так, что я готова была расплакаться. И меня опять затошнило. Я поспешно закрыла рот ладонью и умоляюще посмотрела на Льва.
– Понял, – кивнул он мне и подсунул судно. Он что, издевается?! Так и будет сидеть и смотреть, как меня рвет? Я протестующе промычала, глазами показывая на дверь. Черт, я даже при Владе не могла такое себе позволить.
– Дарья, я – врач, – Лев строго смотрел на меня. – И не к такому в своей практике привык. Так что прекратите переживать по пустякам.
Я и перестала. Меня выворачивало, а Лев бережно отводил от лица волосы и придерживал их. И от такой простой заботы я разрыдалась. Я рыдала так, как никогда в своей жизни. От нежности чужого мужчины, от предательства своего, от того, что в моей жизни закончилось что-то хорошее.
Лев притянул меня к себе и обнял, утроив мою голову у себя на груди, и успокаивающе, как маленькую, гладил меня по голове. И молчал. Он просто молча давал мне такое необходимое сейчас сочувствие и тепло. Я постепенно успокаивалась, рыдания уже не вырывались, но покидать такие уютные объятия совершенно не хотелось. Представляю, какое я сейчас представляю собой жалкое зрелище. С опухшим лицом, красными глазами, соплями и запахом рвоты. И мне стало смешно.
– Ну как, Лев, вы все еще считаете меня красивой? – я оторвалась от груди Льва и посмотрела на него с улыбкой.
Его взгляд, пристальный, внимательный, смущал и тревожил. Он серьезно кивнул.
– Самой красивой, Даша. Даже сейчас, что бы вы там про себя не подумали, – он хитро мне улыбнулся. – А еще вы теперь моя должница.
– Что? – удивилась я. – Почему? Утешение врача не входит в основной прейскурант?
– У вас тариф «все включено», – невозмутимо подхватил Лев шутку. – Но он не отменяет вашего долга. Вы должна мне стирку халата. А то этот вы замочили слезами и соплями.