Вернуть глаза

Иванов Виктор

Щенок начал шевелиться, повизгивать, толкать носом в спину охотника. Тот успокивающе произнес:

– Не шуми. Потерпи немного. Скоро мы будем дома. Еще немного осталось. Не бойся, я тебя никому не отдам!

– Куда ж тебя устроить? – вслух размышлял Петр Иванович, наблюдая, как осторожно все обнюхивает в кроличьем загоне, обтянутом металлической сеткой, серо-коричневый, коротколапый, вислоухий щенок.

Пока ехал домой, об этом не думал. Только здесь, в сарае, куда зашел, не показываясь домашним и стараясь избежать встреч со знакомыми, понял серьезность проблемы.

Ведь зубы щенка могут прогрызть все, что он захочет. По крайней мере, в его сарае. Впрочем, то взрослые псы, а щенок?

Словно услышав размышления охотника, щенок ткнулся носом в сетку, раскрыл рот, и Петр Иванович услышал легкий скрежет. Нет, он не перекусил проволоку. Может, потому, что голодный и обессиленный? А когда поест? Щенок поднял голову, и словно холодок прошел по сердцу человека. На него смотрели уже знакомые маленькие серые бляшки. В них не было ненависти взрослой собаки, но и тепла тоже не замечалось. Щенок негромко зарычал и тявкнул. Повизжал, снова тявкнул. Смысл был понятен: есть хочу!

– Чем же тебя покормить? – вздохнул Петр Иванович. – Легко рассуждать теоретически, а вот как это осуществить практически? Раз сосешь, значит нужна собака, кормящая кутят. Но где ее взять? И опять же, станешь ли ты сосать молоко у обычной собаки? И подпустит ли она тебя к себе?

Щенок смотрел на него, словно прислушиваясь. Снова зарычал и тявкнул, звучно щелкнул маленькими зубками: мол, шевелись, а то я рассержусь!

– Ого! – охотник уважительно посмотрел на пленника. – А ты, брат, шутить не любишь! Ладно, подожди, что-нибудь придумаю.

Вышел из сарая, закрыл его на замок, быстро зашагал к своему пятиэтажному дому. Дети еще не пришли из школы. Жена на работе. Это хорошо. Быстро проверил наличие продуктов, заглянул в холодильник. Взял пакет молока. Вылил в ковшик, нагрел. Нашел бутылку, перелил туда молоко. Но где взять соску? Обыскал всю квартиру. Пусто.

– Вот еще проблема! – рассердился Петр Иванович. И вспомнил, что этажом выше живет семья, где есть грудной малыш. Отправился к соседям. Странная просьба вызвала у молодой мамаши и ее свекрови любопытство и целую серию полуироничных вопросов. Но Тихонов, поглощенный сложной проблемой будущего кормления, даже не обратил на это внимание, отделавшись невнятными фразами.

Бегом вернулся в квартиру, надел соску на бутылку и так же быстро зашагал к сараю. Уже подходя, услышал настойчивый визг, тявканье, легкий скрежет. Щенок метался по загону, тряс зубами проволоку сетки. Появление человека вызвало новый прилив тявканья и визга. В маленьких глазках горела злость и нетерпение. Зайти внутрь Петр Иванович не решился, перегнулся через барьер, протянул бутылку щенку. Тот сходу схватил соску, рванул на себя и сорвал с горлышка. Молоко хлынуло на землю. Охотник тут же отдернул назад бутылку с остатками молока и выругался:

– Глупая псина! Одно слово – дикарь!

Щенок ткнулся носом в остатки молочной лужи, быстро впитывавшейся в подстилку. Лизнул и тут же начал сосать, но было поздно, молоко ушло. Поднял голову и затявкал, завизжал на человека. Охотник почесал затылок: хочешь не хочешь, а входить надо. И кормить там. А если начнет кусаться? Этим зубам ничего не стоит прокусить сапоги. И бить нельзя, иначе никакого приручения не получится. Подумал, подумал и все же шагнул в загон.

Щенок опрометью

метнулся в угол. Сердито засверкал стальными бляшками глаз, зарычал, затявкал. Охотник, искоса поглядывая на него, наклонился, подобрал соску, надел на бутылку, присел на корточки, протянул щенку:

– На, ешь! Хватит злиться.

Щенок рычал, тявкал, но уже больше смотрел на бутылку, чем на человека. Он был слишком голоден, чтобы сейчас думать о враге на двух лапах. Наконец решился, сделал шажок, другой, не прекращая рычать и тявкать. Человек не шевелился, продолжал уговаривать:

– Ешь, дурачок! Хочешь же, я вижу! Не бойся!

Еще шажок, еще. Клац! Щелкнули зубы на соске. В последнюю долю секунды Петр Иванович удержался, не отдернул руку. Не спуская глаз с человека, щенок жадно, взахлеб, сосал. Охотник облегченно вздохнул: первая, пусть маленькая, но победа. И ласково сказал:

– Не спеши. Я еще налью.

– Ты где пропадал? – спросила жена, придя с работы.

– Ездил в деревню, где собаки прорвались, – нехотя пояснил Петр Иванович. – Вместе со Смирновым.

– А почему он мне звонит, тебя ищет?

Озабоченный думами о щенке, оставленном в сарае, Петр Иванович пропустил ее вопрос мимо ушей и буркнул:

– Ладно! Я ему сейчас позвоню.

Смирнов словно ждал звонка.

– Слушай, Петро! Ты куда пропал? Мы на ‹уазике› все поле проехали, тебя искали. Думали, какая-нибудь отбившаяся в сторону псина напала и поранила.

– Я прошел по следам собак, а оттуда вышел на трассу.

– Так надо предупреждать, а то так инфаркт можно заработать, – сердито выговаривал Смирнов. Но потом сменил гнев на милость: – Слушай, Петро! Завтра все шишки области и города да важные персоны из Москвы будут решать, что делать с собаками и свалкой.

– Ну?! – чувство тревоги охватило Петра Ивановича. – Ты там будешь?

– Буду. Пригласили.

– Выступишь?

– Придется. Я все ж за охотничье хозяйство отвечаю. И за борьбу с бродячими собаками – тоже, – не очень охотно ответил Смирнов и вдруг оживился. – Слушай, Петро! А почему бы тебе со мной туда не пойти!?

– Как это? С какого боку? – растерялся Тихонов. – Что я там буду делать? Не пустят.

– Пустят. Я тебя своим замом, экспертом по собачьим проблемам представлю. Встанешь, скажешь о своей идее, насчет кормежки собак. Мысль-то дельная!

– Так это ты и сам сможешь сказать, – разочарованно произнес Петр Иванович. – Меня и слушать не станут.

– Ну вот что, Петро, – сердито оборвал его Смирнов. – Брось капризничать! Короче, завтра в восемь тридцать жду около Дома Советов. И не вздумай опоздать или не явиться! Все! – в трубке послышались короткие гудки.

Тихонов недоуменно пожал плечами, посмотрел на трубку и положил ее на аппарат. В прихожую заглянула жена в халате и с копной бигуди на голове:

– Петь, ты чего ругаешься?

– Тебе показалось, – рассеянно ответил Тихонов и пошел на кухню. Нагрел молока, налил в две бутылки, надел куртку и вышел из квартиры. Екнуло сердце: а вдруг прогрыз и удрал?! Шагнул ближе и услышал легкий скрежет и повизгивание. Облегченно вздохнул: здесь! Открыл дверь, зашел внутрь, и снова екнуло сердце. Неприятный холодок пробежал между лопатками. Перед ним в темноте светились два серебристых огонька.