Вернуть престол

Старый Денис

Да, ничего, скоро это должно закончится, не может же быть так постоянно?

— Ты не один отправишься к Димитрию Иоанновичу. Мы кругом своим совет держали и порядили отправить старших сыновей к Димитрию, а иных к Шуйскому конно и оружно. У кого сыны малые, али один остается, то буде при Шуйском, — сказал Иван Макарович и прихлопнул по коленям. — Все, буде тебе батьку не слухать. Сказал, что поедешь, так тому и быть!

Иван Макарович для себя ответил на вопрос о державе и семье. Он выбирал семью и потому все делал, чтобы семья выживала и мало оставалось места для

честной службы.

*………*………*

Кашира

5 июня 1606 год

Наверное , в каждом мало-мальском городе первым, что строят, так это тюрьму. Кашира — небольшой городок, в большинстве с ветхими домами, за малым отличающимися от полуземлянок, что пришлось мне видеть в деревне неподалеку. Вместе с тем, холодная, поруб, был основательный. Четыре большие, — на человек пять так точно, — камеры, пыточная квадратов на пятьдесят-шестьдесят, караульная, или сторожевая. Роскошество относительно остального, да и только.

Я спустился поговорить с Басмановым. Что-то мешало мне решить вопрос с ним кардинально. При том, что я уже немного, но узнал характер, а, вернее, отношение окружающих к Димитрию Иоанновичу. Он, а теперь я, считался больше милостивым, чем грозным. Одно прощение Василия Шуйского за попытку государственного переворота в январе месяце чего стоит. И тут я должен убить того человека, который, по мнению большинства, спас меня от неминуемой смерти. Царь же сам не может? Его только, словно куклу… или скорее икону… спасать! Вот такое и отношение, как к иконе, божеству. И как все это может соседствовать с тем, что царей убивают? Дано ли мне это понять?

Но что Басманов, а все он, — решение я уже принял. Да и оставил бы я Петрушу после того, что он попытался сделать? К чему мне человек, который уже столько много знает. Историки же черпают некие потаенные сведения о событиях, в том числе и о Смуте? Значит текло, отовсюду была информационная течь. И Басманов просто находка для любого: будь исследователь из будущего, или боярин той современности, куда я попал.

— Димитрий Иоаннович пожаловал! — ерничал Басманов.

— Ты уже так приветствуешь меня, что сомнения уходят прочь. Смерти ждешь? — спокойно сказал я.

— А как иначе? Здравия желать, коли благодарность я получил, сидючи тут? Это я тебя вызволил, не дал сгинуть от рук Шуйских. А ты что, государь? Облагодетельствовал? — Басманов сплюнул кровью.

— Отвяжите его! — приказал я.

По добрейшей русской традиции, уходящей в глубину милосердия и сострадания, Басманова пытали. Так, на всякий случай, не удосужившись что-либо спросить у меня. Раз повелел в холодную, так и на дыбу, да удары отрабатывать. И это, действительно, лишь прелюдия к тому, что могло быть. Начать за такое выговаривать, наверное, получить недоумение у людей. Ну принято же, что в застенки безвинные не попадают.

— Все вон! — повелел я и трое дюжих казака быстро вышли.

— Хочешь, государь узнать, что я им сказал? — спросил Басманов, усаживаясь на залитую кровью

лавку, чуть отодвинув небольшие щипцы, которыми можно было и зуб вырвать и язык, при сноровке, конечно.

— Хочу! — не стал я возражать.

— А и ни-че-го-шень-ки! — говорил Басманов, на каждом слоге ударяя двумя руками по коленям и юродствуя.

На вид измученный, но движения не заторможенные, энергичные, даже гримасы корчить получается.

— Отчего не сказал? Думаешь еще умилостивлюсь и прощу, побоюсь тех бумаг, что у тебя припрятаны? — спрашивал я. — Ты, Петрушка, посмел страшить меня, воли царской лишить хотел, как за то поступать?

— А нынче, государь, уверился я, что сын ты Ивана Васильевича. Вот еще недавно, думал, нет, не сын ты. А вот сейчас… Тот так же куражился у клетки, где сидел дед мой. Тогда отец своею рукой убил деда, а кто меня убьет? — Басманова начало трясти, губы дрожали, он впадал в истерику.

Это не было приступом, это был выплеск неимоверного количества эмоций. Лицо Басманова приобрело неестественный вид: глаза выпучились, рот, словно в крике, но безмолвном открылся, и он рванул на меня.

Если бы этот рывок был сразу, без тех преобразований человека в животное, впадения в неистовство, я мог и не среагировать. Но сразу же, как я увидел метаморфозы в психическом состоянии Петра, механически приготовился к противостоянию.

— Аррр-х, — взревел Басманов и попробовал обрушится на меня.

Смещаюсь в лево, перекатываюсь, встаю на ноги и в стойку.

— Р-р-х. Ненавижу рюриково племя, — вскричал Басманов и получил удар по своей опорной правой ноге.

Что-то похожее на лоуткик прошел и Петр, вернее, зверь в которого он превратился, чуть подсел. Мой боковой удар в висок повалил бывшего фаворита, но не вышиб из него дух и Басманов попытался встать.

— Лежать! — прикрикнул я и сильно ударил Петра правой ногой в голову.

Нокаут. А у меня изрядно заболела нога. Надеюсь, что не перелом. Все же не мое тело, не тренированное, удары вроде бы и правильные, но для меня все равно болезненные.

Долго не думая, я достал свой нож, и разрезая кафтан острым лезвием, полоснул себе по руке. Я слышал, что массивную дверь уже начинают отодвигать и быстро вложил нож в руку приходящего в себя Басманова.

— Государь! — вскричал один из казаков, ворвавшихся в пыточную, где и был мой разговор с Басмановым.

— Он покусился на меня, убейте его! — сказал я, показывая, что из руки сочится кровь.

Басманова били. Ногами с остервенением, толкаясь и чуть ли не споря, кому нанести следующий удар. Трое казаков не могли распределиться по сторонам, чтобы пинать ногами уже умирающего Петра и оттого продолжали его мучения. Но я не вмешивался. Я жертва, на меня покушались. Только через две минуты, запыхавшиеся казаки отошли от изуродованного тела бывшего фаворита, у которого всю жизнь саднила ненависть к системе, во главе коей был царь. Тот Царь, что унижал отца Федора Алексеевича Басманова, тот, который заставил сына убить отца, кто сделал фамилию Басмановых одной из тех, кого ненавидели многие и многие русские люди.