Вернуться домой

Чистов Олег

Но они смогли! Правда, не полностью, как нашим отцам, но в посещении Екатеринбурга нам было отказано. Мы тогда и понятия не имели, что этот регион закрыт для посещения иностранцами. Тем более что мы никогда себя не чувствовали иностранцами, ведь мы не принимали французского подданства. Что было тогда у нас на душе? Горечь и жестокая обида.

Друг мужа был в курсе нашей беды, и спасибо ему огромное, что он не забывал о нас. Прошли годы, боль жестокого разочарования начала притупляться. С внезапным появлением в нашем доме Сашенькиного друга опять забрезжила надежда. В те дни он вернулся из СССР, куда ездил в составе правительственной делегации как

представитель французского Сопротивления. За столом долго и много рассказывал о России. Где был, что видел. Но самое главное приберег напоследок. Он рассказал, что нынешний руководитель России сам воевал, был в чине полковника. Рассказал, что генсек — человек достаточно мягкий, можно сказать, даже сентиментальный. На следующий год запланирован его визит во Францию, во время которого у него будет встреча с французскими ветеранами войны. Друг обещал Сашеньке, что включит его в состав группы для встречи с руководителем России. Посоветовал: «Подготовь короткое, но убедительное письмо на его имя, а я уж постараюсь, чтобы оно попало в нужные руки». Если он не поможет, тогда уж и не знаю, что делать, но думаю, все получится».

Письмо мы писали и переписывали, наверное, раз десять. Прошло время, в газетах появилось сообщение о прибытии во Францию правительственной делегации из СССР на высшем уровне. Позвонил Сашенькин друг и сообщил, когда, где и во сколько состоится встреча. Просил не волноваться и не забыть письмо, а главное, не забыть прикрепить советский орден…

Саша повернулась к мужу.

— Рассказывай сам, а то могу напутать.

— С тебя станется, говорливая ты моя.

Он улыбнулся ей и продолжил.

— Не буду рассказывать всю процедуру подготовки ко встрече, начну с главного.

Обстановка была очень непринужденной. Генсек был в хорошем настроении, его сопровождали министр иностранных дел России и посол во Франции. После официальной части был фуршет, мы стояли в зале небольшими группками по два-три человека. Мой товарищ предупредил меня, что сейчас руководитель России обойдет нас всех, ему нас представят, и потом он уедет. Проинструктировал: «Не волнуйся, отвечай ему и говори только по-русски, его это обязательно заинтересует. Если надо будет, я подключусь через переводчика, главное, чтобы он принял письмо».

В сопровождении министра и посла Л.И. Брежнев начал обход. Подходил, здоровался за руку, чуть наклонив голову, слушал, что говорил ему посол — он выступал у него в роли переводчика. Задавал какие-то вопросы, интересовался названиями французских орденов и за что их вручают. Смеялся, шутил и переходил к следующей группе. Настал и наш черед, подошел к нам. Еще не протягивая руку для приветствия, пристально всматривался в мою грудь.

— А вот и наша Красная Звездочка!

— Так точно, Леонид Ильич, она.

— Во дает, русский, что ли?

Я представился, пожимая его большую, мягкую, но еще не утратившую силы ладонь. Спросил меня, как и когда я попал во Францию, где воевал с немцами, были ли еще в отряде русские эмигранты или беглые пленные. По-дружески приобнял за плечи и пророкотал на весь зал: «Молодчина!»

Мой друг, удачно выбрав момент, включился в разговор: «Да, он у нас большой молодец и в войну, да и сейчас, несмотря на годы. Но вот с советским посольством у него большая проблема». По интонации руководитель понял, что что-то не то. Генсек недоуменно посмотрел на моего друга, потом на опешившего от неожиданности посла: «Что он говорит?» Дипломату пришлось все переводить в точности.

Брежнев отпустил

мои плечи, слегка отступил:

— Рассказывай, что у тебя за проблемы?

Я коротко рассказал, что случилось. Достал из кармана письмо, протянул ему. Брать его он не стал. Слегка качнулся в мою сторону, проурчал, повышая голос в конце фразы.

— Они тебе не разрешили?!

Пришлось поправить его: «Нет, поездку в СССР разрешили, а вот в Екатеринбург, извините, в Свердловск — нет».

Набычившись, резко крутанулся в сторону посла:

— Почему?!

На помощь бедному подчиненному бросился министр: «Леонид Ильич, мы же вместе с вами подписывали указ об этом регионе».

Брежнев развернулся к министру и, наклонив голову еще ниже, рыкнул: «Я что, по-твоему, не помню, что подписываю?» Осекся, понимая, что я стою рядом. Коротко обернулся ко мне: «Подожди минутку, мы сейчас разберемся».

Взял под локти мужчин и отвел их шага на три. Но слышно было все отчетливо, не будет же глава государства унижаться до шепота. Обратился к министру: «Ты что, серьезно думаешь, что этих стариков будут интересовать наши танковые заводы? Ты думаешь, они будут лазать по заводским заборам и прятаться в кустах у наших полигонов?» На что тот ответил: «Да что Вы, Леонид Ильич, нет, конечно!» «Так какого тогда! Им единственно, что нужно, побывать последний раз на Родине, поплакать у родного дома или у того, что от него осталось! Да горстку земли на могилки привезти. Развели тут страсти-мордасти! Человек русский, воевал, ранение имеет, советский орден на груди!»

Пытаясь как-то оправдаться, посол ляпнул: «Леонид Ильич, да у них на руках документы еще царского времени, они же французского подданства не принимали, как их оформлять-то?»

А вышло еще хуже. Генсек аж заклокотал горлом: «Ну и молодцы, что не принимали, много ли теперь таких найдешь! Мне что, тебя учить надо, как это делается?! А ну, пошли».

Левой рукой жестко взял его под руку и вернулся к нам. Кивнул мне на посла:

— Отдай письмо ему, все сделают тебе как надо, езжай, солдат, на Родину, можешь и от меня передать привет Уралу. Эх, давно я там не бывал.

Прощаясь, протянул руку. Отпустил посла, повернулся к министру, пошли рядом к следующей группе. Пока шли, буркнул недовольно: «Зажрались твои тут в Парижах, почаще надо менять. Сегодня Париж, а завтра Улан-Батор, так-то лучше будет».

Посол забрал мое письмо. Понимая, что генсек уже не вернется к нам, с нескрываемой тихой злостью, ехидно спросил: «Надеюсь, адрес и телефон здесь указаны?» И уже более высокомерно: «Вам позвонят». Но все же на прощание пробормотал: «До встречи».

Кстати, Улан-Батор его миновал, до сих пор работает в Париже. Звонок из посольства раздался дня через три после встречи «в верхах». Сдали в посольство все, что нужно для оформления выезда, определились с датой вылета. Затягивать не стали, не дай Бог что изменится и ветер подует в другую сторону…

— Ну вот, молодой человек, прошло чуть больше часа, а вы почти все знаете о наших семьях, — жена вновь подхватила нить разговора.

Такие задушевные, откровенные разговоры, наверное, возможны только в России с ее огромными просторами. В купе поезда дальнего следования под стук колес с приятным собеседником, тем более зная, что больше ты с ним никогда не встретишься. Это так располагает к откровению, почти как на исповеди.

Она тихо засмеялась.

— А у нас с вами получилось не под стук колес, а под вой турбин, но получилось!