Вернуться домой
Шрифт:
Муж возмутился.
— О Господи, Саша, что ты говоришь!
— Что я такого сказала дорогой? Пока я буду рассказывать дальше, ты вспомни и подсчитай, потом скажешь, права я или нет!
Глава 4
ПАРИЖСКИЕ ТАЙНЫ И ПРОБЛЕМЫ
Слегка хлопнула входная дверь. В зал с центрального входа вошел наш главный особист, курировавший весь аэропорт.
Чуть выше среднего роста, аккуратная стрижка под «низкую канадку». Внешность совершенно неброская. Костюм
— Привет, Георгий, кажется, сегодня еще не виделись?
Жорка вежливо прихлопнул, даже попытался слегка придержать его ладонь в своей ладони.
— Добрый день, сегодня еще нет.
Не останавливаясь, он шагнул дальше, поднял руку над головой и помахал в сторону барной стойки. Широким барским жестом, обводя рукой стойку, Валерка отозвался на приветствие.
— Может быть, по кофейку?!
— Нет, спасибо. Не сейчас, позже.
Спокойным взглядом серых глаз обвел нашу группу, кивнул мне, здороваясь. Достал ключ, открыл дверь кабинета без таблички, вошел, щелкнув замком.
Все это по-своему оценили мои собеседники. Саша тихо спросила:
— Наверное, ваш большой начальник?
И тут черт дернул меня за язык. Я наклонился к ней. Таким же тихим голосом, но дополняя его широким Валеркиным жестом, ответил:
— Это самый большой начальник — всех начальников. И всего-всего этого.
По моему жесту они поняли, что я имею в виду не только помещение, но и все, что находится за его стенами. Люди с их судьбами, строения, технику. Мои старички напряглись, переглянулись. Повисла пауза, во время которой я мысленно выругал себя последними словами.
Сашенька хмыкнул:
— Совсем молодой человек, наверное, и сорока нет.
Я уточнил:
— Да нет, сорок есть, даже с небольшим хвостиком.
— Все равно молодой. Если не секрет, в каком он звании?
— Майор.
Он слега задумался, прикидывая что-то в уме.
— По общевойсковым меркам как минимум полковник.
— Неужели, — удивилась Саша.
Добавила:
— Но ведь есть еще и генералы, кто же тогда они?
— И по званию, и по должности почти Боги, — ответил муж.
И был совершенно прав. Внимательно посмотрел на меня, спросил:
— Молодой человек, а вы уверены, что у вас не будет неприятностей после нашего отъезда?
Вот тут надо было не перестараться, не переиграть, иначе я не услышу больше ничего.
— Да нет, он абсолютно нормальный мужик, если даже и спросит, расскажу ему вашу историю.
— Вот это правильно, — поддержала меня Саша. — Нам нечего скрывать, пусть и они знают.
Муж печально улыбнулся и добавил:
— Можно подумать, что они ее не знают.
— Ну и ладно, молодому человеку видней, я думаю, он здесь не первый год работает. У нас мало времени. Все на этом!
Первый год нашего пребывания в Париже был самым тяжелым. Город был наводнен эмигрантами из России. Публика, как и в Харбине, разношерстная, только рангом повыше. Начиная от членов Императорского дома до офицеров гвардии, известных
Я утвердительно кивнул головой.
— Найти и получить более-менее приемлемую работу чрезвычайно сложно. Отлично помню, как мы с нашими маменьками поспарывали с платьев лучшие кружева. Отпаривали их, гладили. Затем ходили по парижским модным домам, предлагая свои услуги в изготовлении подобных изделий. Рады были любому мелкому заказу. В прожорливом горле ломбарда исчезали портсигары отцов, кольца матерей. Сашенька тоже занимался репетиторством, он имел парочку лоботрясов, которых подтягивал по математике и физике. Но это все копейки, а Парижу подавай деньги, серьезные деньги.
Начало нашей жизни во Франции особенно тяжело давалось отцам. Полные сил и энергии, хорошо образованные, привыкшие обеспечивать семьям достойное существование, они оказались невостребованными. Ежедневное, унизительное хождение по фирмам и государственным учреждениям результата не давало. В лучшем случае работа предлагалась от грузчика до продавца в газетном киоске. Опуститься до такого уровня — это значит потерять к себе всякое уважение. Правда, чего уж там греха таить, была и такая категория в среде эмиграции. Осуждать их трудно, наверное, просто нельзя, люди доходили до крайности.
Вспоминая первые годы эмиграции, я пришла еще к одному выводу. На тяжелом трудоустройстве наших отцов сказался еще один фактор. Как в Харбине, так и в Париже наши родители всячески старались оградить семьи от втягивания в какие-либо противоборствующие группировки. Очень часто отказывались от предложений своих соотечественников, понимая, что потом они будут обязаны этим людям и могут быть втянуты в какую-либо авантюру.
Месяцев через десять моему папе наконец-то повезло. В дверях очередной фирмы он столкнулся с французским бизнесменом, хорошо знавшим отца еще по работе в Китае. Посидели в кафе. Вспомнили былое. Отец поделился своими проблемами. Француз, владелец скромной фирмы с небольшим годовым оборотом, счел возможным пригласить отца на работу. Заработная плата была скромной, но, как говорится, на безрыбье и рак — рыба.
У Сашенькиного отца все сложилось несколько иначе. Промучившись без работы больше года, он сдал экзамены и получил права на вождение авто. Еще в Екатеринбурге перед самой Гражданской войной в их семье была машина. Так что опыт вождения, хоть и небольшой, но был. В ломбард были отнесены почти последние драгоценности. На эти деньги были выкуплены лицензия и подержанное авто. Вот так он стал вольным таксистом. Платил налоги, работал только на себя и ни от кого не зависел, его это очень устраивало.
Она резко повернулась ко мне, улыбаясь, спросила:
— Вам, наверное, трудно представить потомственного дворянина за рулем такси? Уверяю вас, это был не худший вариант, он работал не на хозяина и был независим. В те годы за рулем парижского такси можно было встретить кого угодно. Зачастую людей далеко не последних в бывшем российском обществе.
На одиннадцатую стоянку, напротив нашего зала, зарулила московская «тушка». Из диспетчерской вышел Вовка, была наша очередь встречать рейс. Увидев, что я разговариваю с туристами, махнул рукой.