Вернуться или вернуть?
Шрифт:
— У меня ноги больные, а слуги не понимают, — жаловался Захарьин. — Я им говорю, расставьте по коридору стулья, но непременно венские, чтобы я по пути мог присаживаться и отдыхать. А они насмехаются. Поставили один стул внизу у ступеней, и все. Мне пришлось спускаться и брать стул с собой. Хорошо, что действительно венский. Они легкие.
Про теплую обувь и валенки я тоже слушал с недоумением. С трудом представлял, как этот профессор гуляет по Гатчинскому дворцу в валенках. На фоне представительного Склифосовского или импозантного Романовского Захарьин смотрелся провинциальным врачом без манер и воспитания. Каким бы забавным ни показался мне старичок, но именно ему предстояло провести испытания
— Говорите, через месяц уже намечается улучшение? А через два — полное уничтожение палочек Коха? — все же вернулся к теме туберкулеза Захарьин.
— Всенепременно так, — заверял я. — Возможно, излечение не произойдет полностью, потому курс приема лекарства лучше повторить.
Романовского этот почетный член Императорской академии Наук откровенно раздражал, но и сказать он ничего против не мог. Не тот возраст у Дмитрия Леонидовича, не те заслуги. Ему только и оставалось, что нервно теребить свои роскошные усы и выслушивать жалобы Захарьина на дворцовую прислугу.
Позже Склифосовский рассказал мне одну байку о Захарьине, когда тот, придя в дом господ Хлудовых, вначале разбил палкой окна, потому что они не открывались, затем вспорол перины с клопами и напоследок побил посуду на кухне, в которой хранились остатки вчерашней еды. За это все взял гонорар в тысячу рублей.
"Наш человек", - подумал я, оценив поступки профессора.
Сам Захарьин это подтвердил, заявив во время встречи, что победоносно спорить с недугами может только гигиена!
Через два дня Склифосовский снова пригласил меня к себе домой. Очередная неформальная встреча медиков. Теперь гостем Николая Васильевича был некий Эрнест Лейден. Он тоже консультировал императорскую семью. Разговаривал Лейден исключительно на немецком языке. Может, и знал русский, но мне свои навыки не стал демонстрировать. Я же напрягся и, собрав все свои знания языка, попытался рассказать о признаках гипертрофии сердца. Дойдет такой намек или нет, предсказать сложно. В целом, мы друг другу не понравились. Немец не доверял какому-то выскочке из глубинки России, а я не доверял профессору, консультирующему государя именно потому, что он немец.
Николай Васильевич тонко прочувствовал обстановку. Предложил более нейтральные темы для разговора и не стал обижаться, когда я вскоре завершил свой визит, сославшись на занятость и обязательства перед компаньоном.
Вообще-то проверять завод без Сереги бесполезно. Я мог только своих бывших артельщиков поприветствовать, и не более того. Пообнимался с Епишкой, похвалил его парней. Каждый из строителей имел в подчинении бригаду из местных. Помня, что я совладелец предприятия, они отчитались по поводу строительства. Из писем Сереги я был в курсе, что у нас уже имеется директор Антонов Александр Васильевич. Серега его нахваливал, я своего мнения ещё не имел.
Мне больше не понравилось то, что я свободно прошел на территорию завода через распахнутые ворота. Охрана была, но меня не окликнули, как и еще нескольких человек, идущих следом. Позже поговорил с Устином. Он у Сереги заведует типографией и магазином. Я предложил Устину напечатать бланки пропусков. И вообще здесь нужна серьезная служба безопасности.
Почему-то на заводе ещё не было типичного для предприятий "гудка". Возможно потому, что запустили только один литейный цех, и то не полностью, но дисциплины я не заметил. Инженеры занимались своими делами. Мастеров и начальников цехов не хватало. Народ занимался чем-то не сильно сложным и без особого рвения. Рабочий день был установлен с семи утра, но на следующее утро я специально проверил, кто во сколько приходит. Опоздание на полчаса, а то и более, было в порядке вещей. Ориентировались
За день я сумел решить этот вопрос. Поселок у нас отстроен рядом с заводом. Слишком громогласный гудок не требовался. Можно позже поставить помощнее. Перед окончанием рабочего дня я попросил собрать рабочих. Довел информацию, что по первому гудку они должны пробудиться, а по второму выйти из дома. Работать начнут с третьим гудком.
На всех предприятиях Петербурга рабочий день начинался с шести утра. Я сделал поблажку и в шесть раздался только первый гудок. А в семь ворота на завод закрыли. Мастер был заранее предупрежден и через какое-то время вышел переписывать "опоздунов". Дисциплина — дело серьезное. Здесь нельзя давать слабину. Эту тему я еще раз обсудил с Антоновым. Пусть у нас еще только один цех и сорок рабочих, но мы сейчас закладываем основу всему комплексу и коллективу.
В ответ я услышал мнение Александра Васильевича о том, что производить станки в России вообще дело невыгодное. Дорого по всем показателям. Это я и без него хорошо знал, напомнил, что в первую очередь станки мы будем у себя использовать. А конкурировать с Европой и Англией сможем только качеством и уникальностью оборудования.
Насчет уникальности я не сомневался. Аналога того фрезерного станка для нарезки зубчатых колес, что еще в чертежах, еще нигде в мире нет. Как нет токарных автоматов и полуавтоматов. Но главное, что у нас будет стандартизация. При поломке какой-то детали ее можно будет заказать и заменить. Почти сразу перейдем на электродвигатели, которые тоже нужно производить самим.
Пока же для изготовления этих супер-станков задействуем оборудование конца девятнадцатого века. Паровой молот, паровые машины и так далее. Сталь и чугун тоже покупаем.
— Здесь отливают станины для станков, — тем временем вёл меня по цеху директор. — Нам нужен химик на завод, — тут же добавил он. — Я пригласил трех кандидатов. Только Сергея Павловича сейчас нет. Может, вы пообщаетесь?
— Александр Васильевич, вы отберите подходящего кандидата, а я посмотрю.
Чем дольше я ходил по заводу, тем больше осознавал, что пора отправлять сюда Артёма. Серега уже не справляется с объемом всего, что монтируется. Рабочих начнем набирать все больше и больше. Нужны еще мастера, которые будут четко знать свой участок работ.
Эта бездонная финансовая яма тянула денег немерено. Восемнадцать иллюзионов столицы работали только на то, чтобы обеспечивать деньгами комплекс будущих заводов и рабочий поселок при нем. Отстроены две трехэтажные "хрущевки". И ещё будут строиться. Условия в домах самые примитивные. Топят печами, таская дрова на третий этаж. Летом готовят на керосинках. Зато водопровод имеется и водонапорная башня, снабжающая всю территорию завода и дома. Пока потребление воды минимальное. Дом заселен только один. А ещё я сегодня у ворот пригрозил всем опоздавшим, что если их уволят, то с квартир придется съезжать.
Пока я разгребал дела на заводе, нанимал персонал, следил за погрузкой материалов, гонял тех немногих имеющихся рабочих, близнецы увлеченно готовили статью для журнала о вреде никотина. С восторгом описывали свое посещение морга и то, какой Афанасьев отличный специалист в своей области. Патологоанатомом Михаил Иванович был первоклассным. А еще и хорошим исследователем. Меня удивило то, что он раньше не заметил очевидное. Сам же Афанасьев признался, что в последнее время в морге тел здоровых людей наблюдать ему не доводилось. Разве что совсем маленькие дети, но их редко отдают патологоанатому. Горожане этого времени подвержены ряду заболеваний. И влияние никотина на легкие не самое серьезное, что можно обнаружить внутри пациентов морга.