Вернуться в осень
Шрифт:
– На все? – торжественно тянула время надзирательница, она явно наслаждалась.
– На все... – почти кричала Шульга. – Пожалуйста...
– И поклясться в верности Магрому?
– Да...
Каменные крабы приблизились – панцири стукались друг о друга, и широко расставленные клешни порядком мешали им самим. Шульга опять закричала и выгнулась, стараясь как можно оказаться выше...
– Поздно, радость моя, – как эхо, издалека донесся голос Эллои – хоть она и была совсем близко. – Надо было думать раньше...
До лодыжки дотронулась первая клешня – нащупывая
– Боже!!! – Это был не крик, а нечленораздельный вопль. – Помоги!!!
Клешня соскочила с лодыжки первой ноги, зато другую ногу сразу и удобно захватили две другие; внизу резанул всполох боли – на камни брызнула кровь...
– А-а-а-а-а-а-а!!! МАМА!!! Мамочка родненькая... А-а-а-а!!! ПАПА!!!
– Сейчас, девочка, сейчас...
Она не сразу поняла, не сразу приняла и не сразу что-то осознала. До нее совсем не сразу что-то дошло – голова была просто переполнена ужасом. Но это было так реально, так наяву – и тем не менее не могло, просто не могло быть реальностью. Потому что в голосе, запыхавшемся и торопливом, прозвучавшем совсем рядом, была неподдельная тревога... За нее. Но клешни крабов внизу почему-то отцепились... Раздался какой-то звук, потом резкий вдох и выдох, потом опять звук и свист клинка, рассекающего воздух...
Девочка медленно опустила мокрое и белое как бумага личико вниз – губы мелко дрожали и колотилось как сумасшедшее сердце. Внизу, под камнем, на который она умудрилась запрыгнуть – дальше не пустила цепь, – валялись два убитых краба; задранные вверх ноги еще подрагивали в предсмертной агонии. Чуть подальше – еще один... Еще дальше – уже в размытом мареве тумана – опять раздался резкий звук, звякнула о панцирь сталь и мелькнула чья-то расплывчатая тень...
Шульга – тяжело и глубоко дыша, как после изнуряющего кросса, и боясь во что-то поверить – всхлипнула, повернулась и посмотрела на Эллою: пожалуйста, не повторяйте этого... Но Эллои на месте не было. Как и не было ни одного морга... Девочка поморгала мокрыми глазами: они только что были здесь и не собирались никуда уходить, это наваждение какое-то... Но тюремщицы действительно не было. И моргов...
– Кто ты, девочка? И что здесь происходит?
Она резко обернулась и задержала дыхание – к ней подходил, вытирая на ходу заляпанный клинок травой, незнакомый человек и разглядывая ее – серые глаза на светлом лице сощурились, собирая в уголках задумчивые морщинки...
Она смотрела ему в глаза и не могла отвести взгляд. Она давно, очень давно не видела взрослых людей, если не считать Эллои и моргов, и все равно... Ее не интересовала одежда, обувь или цвет лица – она не могла оторваться от глаз. Обычных человеческих глаз – без опушки пушистых ресниц или соколиного разлета бровей, – самых обычных глаз, но... Там жила человечность. Там жило участие. Там жила теплота... И еще – почему-то возрастало и множилось удивление.
Свистнул рассекаемый воздух, глухо звякнуло разрубаемое железо – правая рука с обрывком цепи
– Солнышко ты мое бедное, девочка маленькая... Скажи мне честно, тебя случайно зовут не Рада?
Шульга устала удивляться:
– Рада... А кто вы?
Он сделал паузу, долго не отрывая от нее глаз; она могла поклясться, что перед тем как отвернуться, там тоже появились слезы...
– Твой отец, девочка моя. Ты ведь меня звала...
Это был предел. Мир закачался и расплылся перед глазами – Шульга начала терять сознание. И перед тем как окунуться в спокойную теплоту беспамятства, ей показалось, что вверху улыбнулось и подмигнуло Небо...
Откуда-то издалека донесся странный гул, земля чуть дрогнула под ногами, через некоторое время – снова...
Сергей вынес девочку из тумана и, оглядевшись вокруг, осторожно положил у подножия разрушенного храма. Затем подцепил кончиком меча и снял с маленьких рук железные оковы с обрывками цепей. Намочил из фляги тряпку и протер поцарапанную крабами ногу и грязное от разводов слез детское личико. Потом, набрав пригоршню воды – «прости, солнышко, нам надо уходить...», – побрызгал сверху. Девочка сразу вздохнула и открыла – такие родные, такие синие, сразу узнанные и так взволновавшие глаза...
– Ой...
– Прости, маленькая моя, нам надо идти, – мягко сказал Сергей. – Сюда ведь могут нагрянуть. Идти можешь?
– Могу. – Она начала подниматься. – Они куда-то все убежали...
– Кто?
– Эллоя, морги, все...
– Когда? – нахмурился Сергей.
– Как только вы появились. – Девочка во все глаза рассматривала его. Сразу становилось теплей на душе – как будто рядом была Эния.
– Гм... – Он задумчиво почесал лоб. – Ладно... Нам придется идти в туман. Держись ко мне поближе, хорошо?
Она кивнула головой, по-прежнему не отрывая от него взгляда. Кажется, здесь дети взрослеют раньше – ей на вид было значительно больше десяти.
– Сколько тебе лет, ласточка? – Он ласково провел рукой по ее волосам. – Ты помнишь?
– Двенадцать. Я все помню, – ответила она. Ее глаза начали опять увлажняться. – Восемь лет, восемь долгих-предолгих лет, но я помню. И маму... И папу. Разве у людей много пап и мам?
– Восемь... – задумчиво повторил Сергей. Да, время в Рохе действительно вытворяет странные вещи. Он взял ее за руку: – Нет, Рада, не много. Одни. Понимаешь... Давай поговорим об этом после?
– Мой папа умер?
– Нет, – вздохнул Сергей. – Он погиб. Погиб как герой – пытаясь найти тебя. Твоих долгих восемь лет назад. Ты бережно храни память о нем в своих воспоминаниях. Бережно...
Она очень серьезно кивнула головой в ответ. Похоже, она просто эмоционально устала. Значит, переживания придут позже...
– Ну что, вперед? – Он поднялся и закинул на плечо походный мешок, потом засунул в ножны и поправил за спиной меч.
– А мама? – опять очень серьезно спросила она.