Вернуться в сказку

Hioshidzuka

Мария вздрагивает от неожиданности, когда клир поднимается с кресла и медленно подходит к подоконнику. Только сейчас она замечает, что на руке этого человека остался шрам от давнего ожога, а сам он хромает. Когда-то мама принцессы, королева Рэйна, говорила о том, что этот мужчина прошёл несколько религиозных войн, сражаясь наравне с рыцарями, что не раз был ранен, что находился рядом с предыдущим главой церкви в день его гибели. Королева уважала этого человека, и Мария понимала, что сама просто обязана быть почтительной с ним, но… Отчего-то это не всегда выходило. Мужчина всегда был резким, холодным, безразличным ко всему…

— Ваше Высокопреосвященство, я не думаю, что это хорошая идея, — бормочет Мария. — Я хочу быть рядом с мамой, когда…

Клир снова строго смотрит на неё. Девушка не любит его, не любит, хоть он, возможно, и не такой плохой человек, как

ей всегда казалось раньше, нет, он даже хороший человек, но… Принцесса Мария не могла пересилить себя, не могла начать относиться к нему хоть сколько-то лучше. Ерин всегда был уставшим. Всегда. Конечно, на него было взвалено работы куда больше, чем на реора Томаса или даже на клира Леафана, но почему он никогда не улыбался? Мария не могла вспомнить ни одного дня, когда этот священник улыбался. Он всегда был мрачен, спокоен, редко говорил что-то, не любил присутствовать на особых празднествах, вёл почти затворнический образ жизни, одевался в тёмную одежду, зашторивал гардины в келье исповедания… Принцессе казалось, что это слишком. Мама всегда говорила ей, что реоры, арины, клиры — высшее духовенство — люди, особенно чистые душой, приближенные к богам, всегда готовые прийти на помощь, дать совет… Клир Ерин вовсе не вписывался в представления Марии о священниках. Он, конечно, строго соблюдал все обряды, посты, молился ровно три часа в день, помимо богослужений, как и было предписано в уставе, никогда не позволял себе присаживаться на службах, что делали почти все; Мария однажды случайно увидела процесс богослужения с балкона с другой стороны церкви, там обычно стоял хор, и никто другой туда не допускался, но в тот раз девушке повезло, и она смогла наблюдать за службой оттуда, и мужчина ни разу не присел за эти пять часов — так предписывал устав, — и, наверное, в этом не было бы ничего удивительного, если бы остальные: клир Леафан, клир Реньям, арин Людвиг, арин Сэмил, реор Томас и реор Никодим — не позволяли себе этого; так же Ерин никогда не позволял себе пить вина, находиться за пределами храма больше положенного, имел только один кабинет и довольствовался небольшим именьицем в Священной Алменской империи, небольшим дворцом — впрочем, это здание и дворцом нельзя было назвать — в городе Алмене и небольшой комнаткой в гостинице в тех странах, куда приезжал, только тем, что разрешалось по тому же уставу; принцесса Мария по настоянию матери учила его наизусть, так что вполне могла знать это; клир не пользовался роскошными экипажами, он много читал, почитал искусство, в частности живопись и поэзию. А ещё у клира почти не было слуг, что тоже было странно.

В комнату вбежал мальчик, по виду ему было лет тринадцать, не больше. Мария ахнула от испуга и резко вскочила со стула: в келью для исповедания нельзя было входить никому постороннему, пока не подойдёт очередь. Принцесса сама сегодня отстояла три часа для того, чтобы попасть сюда, а этот мальчишка… Девушке было обидно видеть его здесь. Она не хотела его видеть. Клир повернулся и тяжело вздохнул.

— Арлен! — строго окликнул он мальчика, который вдруг побледнел и на всякий случай сделал шаг назад. — Арлен! Сколько раз тебе можно говорить, чтобы ты стучал перед тем, как войти? Угадай, что с тобой случится, когда я к тебе подойду и схвачу тебя за ворот?

Мальчик сделал ещё шаг назад. Дверь была не заперта: он сам не успел её захлопнуть после того, как вошёл, так что путь к отступлению был открыт. Мария поражённо следила за этим ребёнком. Он был совсем не таким, какими были все слуги. Во всяком случае, казался вовсе не таким.

— Ничего, клир Ерин! — заверил мужчину мальчишка. — Я быстро бегаю, а у вас больная спина!

Клир Ерин и принцесса Мария охнули почти одновременно, а Арлен поспешил скрыться из виду, дабы его хозяин не исполнил давнюю угрозу и не высек его за непослушание. У клира жилось совсем неплохо; Арлен был рад тому, что та женщина, которая хотела ему помочь, решила отправиться именно к господину Ерину Бейноту, а не к кому-нибудь другому. По крайней мере, тот никогда не исполнял своих обещаний по части наказаний. Стоило мальчику однажды исполнить приказание, которое он постоянно нарушал, и потом снова его нарушить, снова повторялись угрозы. А ещё клир имел привычку спускать слуге оплошности по десять разом. И за то время, которое он находился в услужении у священника, его ни разу не наказали. Разве что один раз клир его долго ругал, но разве это можно было считать наказанием? Его не лишали денег, не лишали обедов, которые были бесплатными для слуг в этом доме, ни разу не секли, хотя, наверное, другой хозяин

уже давно наказал бы нерадивого мальчишку, а клир Ерин терпел. Правда, сейчас Арлен уже не был уверен, что выходка сойдёт ему с рук: он оскорбил духовное лицо, вдобавок оскорбил в присутствии некой знатной особы. Наверняка этого не будет терпеть даже такой терпеливый человек, как клир. Мальчик был почти уверен в этом.

— Арлен! Арлен! — услышал слуга строгий голос господина Ерина.

В голове промелькнула невесёлая мысль о том, что вот теперь ему, Арлену, точно не отвертеться от наказания. Эх! Недолго же мальчишке удалось избегать заслуженной кары. Впрочем, так ли уж недолго? Но, учитывая характер клира, можно было говорить об этом спокойно, не кривя душой. Ерин не был тем человеком, который быстро выходил из себя, но, как оказалось, даже его вполне возможно было вывести из состояния спокойствия. Арлену это оказалось по силам. Впрочем, мальчик сам был виноват в том, что его ожидает в ближайшем будущем. Он остановился посередине лестницы и замер в ожидании кары, которая должна вот-вот настигнуть его.

— Арлен… — тяжело вздохнул клир, когда схватил мальчика за руку. — Арлен! Ты же понимаешь, что должен попросить прощения у принцессы Марии, не так ли?

Мужчина тяжело дышал от быстрого бега, и мальчик не совсем понял, почему он ещё не получил хотя бы подзатыльник. Даже отец Арлена за подобное уже давно бы наказал его, если бы матери не оказалось рядом.

Клир тяжело дышал от быстрого бега. У него адски болела спина, и он уже сам был не рад, что решился пуститься в погоню за этим мелким наглецом. Мальчик уже смотрел в пол, как бы извиняясь за произошедшее.

За столом сидят знатные лорды и леди, но маленькая девочка не боится находиться среди них: она дочь короля и королевы. Кто может сказать что-то плохое о ней, не расплатившись за это головой? Правильно, никто. Мария чувствовала себя лучшей, любимой, признанной. Её мать — лучшая королева на свете, а отец — лучший король. Что ещё может быть у шестилетней девочки? Ей кланяются самые знатные лорды, а отец с матерью лишь улыбаются. Правда, мама как-то говорила, что не стоит внушать принцессе гордость за своё происхождение, на что отец снисходительно улыбнулся и поднял Марию на руки. Девочка счастлива. Она прекрасно знает, что её обожают родители, боготворят подданные, а сама она является, как говорят все, самым очаровательным ребёнком на земле.

— Ваше Высочество! — подходит к принцессе Леон Крайн, один из лордов, которые постоянно наведываются в королевский дворец. — Могу ли я пригласить вас на танец?

Девочка вопросительно смотрит на отца, тот кивает. Мария почти взвизгивает от радости: она будет танцевать прямо как взрослая! Королева Рэйна качает головой, но улыбается, так что можно не беспокоиться: мама ругаться не будет. Принцесса важно протягивает руку, лорд Крайн осторожно берёт её и ведёт в центр зала. Малышка старается вышагивать как можно важнее, чинно, так, будто бы она — это её мама, величественная королева Рэйна.

Мария делает реверанс, и весь двор начинает улыбаться. Принцесса важно смотрит на знатных лордов и леди. Ведь она, только она — наследница престола, очаровательная малышка Мэри. Разве может кто-то говорить, что она не достойна купаться во внимании всей этой знати? Король Джон смотрит на дочь и улыбается. Мария чувствует себя увереннее.

— Вы так прелестно танцуете, Ваше Высочество! — слышит девочка после танца почти от каждого взрослого. — Вы так хороши! Вы так очаровательны!

Мария делает очередной реверанс и улыбается. Она чувствует себя королевой бала. Она чувствует себя лучшей в этом зале. Она — принцесса, она навсегда останется любимым ребёнком родителей, если, конечно, мама родит ещё одного ребёночка, а если не родит… Тогда ей будет и лучше! Она точно останется единственной!

Королева Рэйна улыбается, глядя на дочь. Когда-то Рэйна сама была такой. И могла не беспокоиться о завтрашнем дне, могла не плакать ночами, понимая, где проводит свободное время дорогой супруг, могла не молиться богам о том, чтобы никто из любовниц Джона не родил ему сына, могла не переживать о том, что скоро, возможно, королевой она уже не будет… Марии шесть лет, и она самый счастливый ребёнок на свете. И Рэйна не знает, что будет лучше — если Мэри уже сейчас начнёт потихоньку понимать своё шаткое положение или если девочка подольше будет оставаться в неведении. Королева вздыхает. Не стоит думать о плохом сейчас: Джон и Мария рады этому балу, значит, стоит радоваться и ей, королеве, которая едва может говорить о том, что её положение при дворе устойчивое. Она вообще не может что-либо говорить наверняка.