Верный раб
Шрифт:
«Верно, за своими деньгами приволокся? – подумал Савелий. – Тоже и нашел время…»
Он послал за Мишкой, чтобы шел к нему в комнату. Мишка явился, поздоровался, присел к столу и осторожно огляделся.
– С секретом пришел? – спросил Савелий, недовольный этим несвоевременным визитом.
– Есть и секрет, Савелий Гаврилыч, – шепотом объяснил Мишка, продолжая оглядываться. – Такой секрет, такой секрет… Стою я даве у себя в передней, а Мотька бежит мимо. Ну, пробежала халда-халдой да бумажку и обронила. Поднял я ее и припрятал… А на бумажке написано, только прочитать не умею, потому
– А с тобой бумажка?
Мишка достал из-за пазухи скомканный листочек почтовой розовой бумажки и передал Савелью.
– «Ми-лый, при-хо-ди вечером… Све-ча пок-кажет… – разбирал Савелий вслух. – Пе-ту-ха не… не будет». И все тут? Ну, это, брат, ничего еще не значит: неизвестно, к кому, и неизвестно, от кого.
– Говорят тебе: от генеральши!..
– Да ведь не подписано письмо-то?..
– Ах, какой ты непонятный!.. Уж говорю, что от самой генеральши. Я уж давно примечаю за ней, что дело неладно. Зачастил к нам Ардальон-то Павлыч и все норовит так, когда генерала дома нет. А откуда ему знать это самое дело, ежели сама генеральша, например, не подражает Ардальону Павлычу? Весьма это заметно, Савелий Гаврилыч, когда человек немного в разуме своем помутился… Ловка генеральша, нечего сказать, а оно все-таки заметно. Да…
– Ну, заметно, а нам-то с тобой какое горе от этого сталось?
– Эх ты, малиновая голова! Да ежели бы, напримерно, уследить генеральшу да подвести генерала: обоим крышка – и моей генеральше и твоему Ардальону Павлычу. Понял?
– А ведь ты правильно, Михайло Потапыч… Мне-то по первоначалу и невдомек, куда ты речь ведешь, а теперь я расчухал. Уж чего бы отличнее, когда этакого медведя натравить на них…
– Он бы их распатронил, генерал, значит… Только и генеральша увертлива… Все бабы на это ловки: у них, как у мышей – вход в нору один, а выходов десять. Ну, генеральша чистенько дело ведет, – комар носу не подточит…
– Как же мы ее добывать будем, Михайло Потапыч?
Прежде чем ответить, Мишка еще раз огляделся и даже сходил и попробовал, плотно ли приперта дверь.
– Вот што, Савелий Гаврилыч, – начал он с особенной торжественностью, – долго я думал об этом. День и ночь думал, ну, и придумал… Залобуем и генеральшу и Смагина: как пить дадим. Только все это уж, как ты захочешь: все от тебя…
– От меня? Из спины ремень вырезай хоть сейчас, только бы Ардальона Павлыча сплавить… Солон мне он пришелся. Тарас Ермилыч и глядеть на меня не хочет…
– И без ремня дело обойдется, ежели с умом. Ты только слушай, Савелий Гаврилыч…
Мишка еще раз оглянулся и продолжал уже шепотом:
– Изловить мне генеральшу самому невозможно… Она вверху, а я туда доступа не имею. Все, значит, дело в этой самой Мотьке… Может, помнишь: увертливая такая девка.
– Помню… ну?
– Не понимаешь?
– Ровно ничего не понимаю, хоть убей.
– Ты еще тогда с ней как-то игру заигрывал, а она тебя обругала. Да… А потом пытала меня: женатый ты человек или нет? Известно, баба, все им надо знать. А я заприметил,
– Как будто зазорно, Михайло Потапыч… В переделах бывал, а такими делами не случалось заниматься.
– Да тебя-то убудет, што ли?
– Говорю: претит… Конешно, Мотька – ухо девка, и побаловаться даже любопытно, только все-таки зазорно.
– Ну, как знаешь, Савелий Гаврилыч… Мое дело сказать, а там уж сам догадаешься. А Мотька все знает и все тебе обскажет, ежели ты ее в оглобли заведешь… Бабы на это просты.
Как ни уговаривал Мишка, но Савелий уперся и ни за что не соглашался на его план. На этом и разошлись…
VIII
Может быть, коварство верного раба Мишки так и осталось бы в области предположений, но ему помог сам Ардальон Павлыч. Барин зазнался и при посторонних посмеялся над Савелием, рассказал все тот же несчастный анекдот о свечке с продолжением. Подручный побелел от бешенства, когда все хохотали, и сказал про себя только одну фразу:
– Погоди, собака, утру я тебе нос…
Савелий в тот же день отправился в генеральский дом и отдал себя в полное распоряжение верного раба Мишки.
– Так-то лучше будет, милаш, – похвалил Мишка, – твоя-то невелика работа, а каково мне потом достанется… А дельце наше верное: все знаки есть. Устигнем генеральшу, Савельюшко…
На этот разговор Мотька, конечно, не преминула выбежать. Свесившись, по обыкновению, через перила, она крикнула сверху:
– Тише вы, черти!.. Еще генеральшу разбудите.
– Што больно строга? – ответил снизу Савелий.
– Вся тут: уж какая есть.
– Не пугай, Мотя… Еще ночью померещится, в добрый час молвить.
– Тьфу! кержак немаканый…
Этой коротенькой сценой началась правильная осада засевшего наверху неприятеля. Через Мишку Савелий узнал весь порядок генеральского дня, а главным образом, когда Мотька бывает свободной. Таких минут, когда Мотька могла «удосужиться», было, правда, немного, и их приходилось ловить. Верный раб Мишка в эти редкие минуты с ловкостью заговорщика умел куда-нибудь скрыться, а Мотька сверху спускалась в нижнюю переднюю, чтобы позубоскалить с красивым кержаком. Дело пошло быстро вперед, так что, если Савелий не показывался дня два, Мотька начинала сама приставать к Мишке с расспросами.
– Отвяжись, худая жисть! – притворно ругался Мишка. – Я вот ужо доложу генеральше, так будет тебе от нее два неполных. Не девичье это дело на чужих мужиков глаза пялить. Надо и стыд знать…
– Ах ты, татарская харя!.. Я вот тебе «доложу»… Забыл генеральскую-то нагайку?
Мотька хоть и ругалась с Мишкой, но это было только одной формой и делалось для видимости. В сущности Мотька сразу отмякла и больше не подводила Мишку под генеральскую грозу, а даже предупреждала, когда генеральша «в нервах». Мишка вел свою политику и не показывал вида, что замечает что-нибудь Савелий настолько увлекся начатой игрой, что уже начал стесняться Мишки и больше отмалчивался, когда тот что-нибудь расспрашивал.