Верный садовник
Шрифт:
— Мультирезистентные мухи? — улыбаясь, спрашивает Джастин, и Лорбир бросает на него безумный взгляд, прежде чем его губы расходятся в жалком подобии улыбки.
Они пересекают лагерь, задержавшись у недавно вырытой ямы четыре на двенадцать футов. На дне, в красной грязи, свернулись кольцами желтые и зеленые змеи.
— Это наше бомбоубежище, Питер. Змеи в этом лагере кусают куда больнее, чем бомбы, — говорит Лорбир, жалуясь на жестокость природы.
Не дождавшись реакции Джастина, поворачивается к Артуру, чтобы разделить с ним шутку. Но Артур уже вернулся к воротам, где
— Теперь вам пора попробовать нашего жаркого из козлятины, — решительно заявляет он. — Наш старик-повар готовит жаркое лучше, чем в ресторанах Женевы! Вы — хороший парень, Питер. Вы — мой друг!
«Кого ты увидел в яме среди змей? — спрашивает он Лорбира. — Опять Ванзу? Или Тесса протянула холодную руку и коснулась тебя!»
От двери до противоположной стены тукула не больше шестнадцати футов. Стол из деревянных поддонов. Сидеть предлагается на нераспечатанных коробках с пивом и растительным маслом. Под потолком жужжит электрический вентилятор, пахнет соей и спреем от москитов. Только у Лорбира, главы семьи, есть стул, который сейчас передвинули к столу от радиопередатчика. Последний тоже стоит на коробках, рядом с газовой плитой.
Лорбир восседает на стуле во главе стола, по-прежнему в хомбурге. Джастин — по одну его руку, Джейми — по другую, это ее законное место, как его главной помощницы. С другой стороны Джастина сидит молодой врач из Флоренции с длинными волосами, забранными в конский хвост. За ним — Элен, шотландка из аптеки. Напротив Элен — медицинская сестра-нигерийка по имени Салвейшн.
У других членов большой семьи Лорбира нет времени ни для знакомства, ни для светской беседы. Они накладывают жаркое в тарелку, едят стоя или садятся ровно на столько, чтобы переправить содержимое тарелки в желудок, и уходят. Лорбир энергично помешивает жаркое ложкой, его глаза находятся в непрерывном движении, он ест и говорит, ест и говорит, говорит. И хотя иногда обращается к кому-то из своих, ни у кого нет сомнений, что его мудрые речи прежде всего предназначены для ушей журналиста из Лондона. Первая тема, которой касается Лорбир, война. Не постоянные межплеменные стычки, а эта «чертова большая война», которая идет на нефтяных полях Бенту на севере и с каждым днем распространяется все дальше на юг.
— У этих мерзавцев в Хартуме есть танки и артиллерия, Питер. Они рвут бедных африканцев в клочья. Если вы поедете туда, то увидите все собственными глазами. Если бомбардировками не удается добиться нужного результата, они посылают наземные войска. Этим солдатам нравится насиловать и убивать. И кто помогает им? Кто им аплодирует? Транснациональные нефтяные компании! Негодующий голос заглушает и подавляет. Остальные разговоры должны или закончиться, или прекратиться. Так и происходит.
— Транснациональные корпорации любят Хартум, Питер! «Ребята, — говорят они, — мы уважаем ваши фундаменталистские принципы. Публичные казни, отрубание рук, мы восторгаемся вами. И хотим помочь всеми доступными нам способами. Хотим, чтобы вы использовали ваши дороги и ваши аэродромы на полную катушку.
— Каждое слово, спасибо вам, Брандт, — отвечает Джастин, не отрывая глаз от блокнота.
— Транснациональные корпорации выполняют работу дьявола, это я вам точно говорю! Придет день, когда они провалятся в ад, где им самое место, и лучше бы им помнить об этом! — На лице Лорбира появляется театральная гримаса боли, он закрывает его руками, входя в роль менеджера транснациональной компании, предстающего в Судный день перед своим создателем. — «Это не я, господь. Я только выполнял приказы. Мною командовала прибыль». Этот менеджер один из тех, кто приучает вас к курению, а потом продает лекарство от рака, на покупку которого у вас нет денег!
«Этот менеджер один из тех, кто продает нам непроверенные лекарства. Из тех, кто манкирует результатами клинических испытаний, а потом использует бедняков в качестве подопытных кроликов».
— Хотите кофе?
— С удовольствием. Благодарю вас.
Лорбир вскакивает, хватает кружку Джастина из-под супа, споласкивает ее горячей водой из термоса, прежде чем наполнить кофе. Взмокшая от пота рубашка Лорбира обтягивает жирную спину. Он говорит без умолку. Тишина повергает его в ужас.
— В Локи вам рассказывали о поезде, Питер? — кричит он, протирая кружку тряпкой, которую достал из какого-то мешка. — Этом чертовом поезде, который ходит на юг со скоростью пешехода три раза в год?
— Боюсь, что нет.
— Он ходит по старой железной дороге, которую проложили англичане. Этот поезд. Как в старых фильмах. Его защищает кавалерия с севера. На этом поезде привозят припасы во все хартумские гарнизоны, размещенные вдоль дороги с севера на юг. Записали?
— Записал.
«Почему он так потеет? Почему у него такой загнанный взгляд? Какая тайная связь видится ему между арабским поездом и его собственными грехами?»
— Этот поезд! Сейчас он застрял между Арайтом и Авейлом, в двух днях пути отсюда. Мы должны молиться богу, чтобы река осталась полноводной, и тогда, возможно, эти мерзавцы не придут к нам. Они оставляют за собой выжженную землю, говорю я вам. Убивают всех. Никто не может их остановить. Они слишком сильны.
— О каких именно мерзавцах вы говорите, Брандт? — просит уточнить Джастин. — Я потерял ход ваших мыслей.
— Эти мерзавцы — арабская кавалерия, Питер! Вы думаете, им платят за охрану поезда? Отнюдь. Они охраняют его бесплатно, по доброте души. Их награда — возможность убивать и насиловать в деревнях, которые попадаются у них на пути. Поджигать дома. Похищать маленьких девочек и мальчиков, чтобы на том же поезде увезти их на север! Они забирают все, что не сжигают.
— Ага. Понял.
Но поезда Лорбиру мало. Недостаточно для того, чтобы окончательно изгнать тишину, чтобы не подставиться под вопросы, которые он боится услышать. Он отчаянно ищет новую тему.