Вероника
Шрифт:
Ника во все глаза смотрела на мужа. Она задыхалась, глотая поток обвинений, вылитых на нее. Но больше всего ее поражало перекошенное гневом, красное лицо мужа. Волосы надо лбом взмокли, бились о брови от каждого взмаха головы, изо рта брызгала слюна…
Ника завороженно смотрела на это обезображенное гневом лицо. Она прижала лоб к косяку двери.
Инстинктивно она искала Способ защититься от того потока зла, который послал в ее сторону Игорь. Ей хотелось возразить, заставить его замолчать.
— Я желаю тебе никогда не стать счастливой! — крикнул Игорь и захлопнул за собой дверь.
— Нет! —
Ив изнеможении опустилась на пол перед дверью. В голове было пусто, а в душе — горько. Ника не знала, кто прав. Ей необходимо было время, чтобы осознать, что произошло и как она будет жить дальше.
Сейчас самым страшным звенело в ушах пожелание Игоря, и она как заклинание повторяла, сидя на полу: «Я буду счастлива, буду, буду!»
Часть вторая
ВЕРА
Глава 1
Весь персонал фирмы «Арго» с утра находился в состоянии глубокого мандража. Бухгалтер Соловьева закрылась у себя в кабинете и плакала. Логистик Слава мрачно шутил, курсируя из помещения в помещение, пытаясь своими шутками еще более наэлектризовать и без того наэлектризованных сотрудников. Его отовсюду гнали. Когда он садился в кресло и пытался принять беспечную позу «нога на ногу», то нервное подрагивание конечности выдавало его состояние.
Ежели Мадам не найдет виновника, плохо будет всем. Это уж можно не сомневаться. Нагорит так, что мало не покажется. А о виновном и речи нет. Он — труп. Он будет лететь из фирмы и подпрыгивать, оглядываясь. Все это знали. Знали и боялись, Смешнее всех выглядела новая секретарша Рита — тонкая и прямая, как детский конструктор. Казалось, она вся собрана из ровных частей и — винтик к винтику. Глазки — пуговки, ноготки — лепестки. Рита работала в фирме второй месяц и пока недостаточно изучила жесткий взрывной характер своей начальницы.
И не испытала его на своей шкуре. Она с искренним удивлением взирала на сотрудников, считая, что от нее что-то скрывают. От обиды и недоверия она казалась еще прямее, чем обычно. В серо-белых помещениях офиса сегодня царила нездоровая тишина. Пиликанье телефона и негромкая работа компьютеров создавали из этой тишины нечто особенное.
Предгрозовое. Поэтому, когда по коридору быстрым тяжелым шагом пронесся курьер и буднично шлепнул на стол увесистую кипу бумаг, та издала неприлично смачный звук; который всех без исключения заставил отреагировать. Слава прибежал из приемной, Рита выглянула оттуда же, а в двери кабинета Соловьевой робко повернулся ключ. Пиарщица Лариса оторвалась от компьютера и неодобрительно посмотрела на курьера. Тот, не понимая, что, собственно, такого натворил, огляделся и наклонился к Ларисе:
— У вас тут что, умер кто?
Не дождавшись ответа, курьер на цыпочках двинулся к кабинету Соловьевой. Несколько пар наэлектризованных глаз впились в его кожаную спину. Парень физически почувствовал легкий ожог меж лопаток.
— Нет, это кошмар какой-то! — взвизгнула Лариса и так двинула «мышку», что та уехала далеко за монитор и на ходу сшибла пластиковый стакан с карандашами. Карандаши грохнулись на пол и шумно рассыпались по комнате. Рита кинулась собирать.
— Не надо так нервничать, —
Слава глубокомысленно хмыкнул при последних словах секретарши и плюхнулся на диван.
— Я не могу, не могу, больше не могу так, — тупо повторяла Лариса, крутясь вокруг своей оси на вертящемся стуле. — У меня треснет голова. Больше всего мне интересно: какой идиот, зная характер Мадам, додумался у нее под носом провернуть левую сделку? Жить, что ли, надоело?
— Да мне плевать на того, кто это сделал, все равно разоблачат и уволят. Меня интересует — где справедливость? Почему должны страдать все? Премии к отпуску теперь лишит, это точно, — прозевали сделку.
Держать под колпаком теперь будет не меньше полугода. Проверять каждую закорючку. Я пашу в этой фирме уже пять лет. Мотаюсь по командировкам как проклятый, рыскаю, как волк, по Москве в поисках складских помещений. Вообще работа собачья — не в офисе сидеть. И я ни разу не заикнулся о каких-то привилегиях для себя, ни разу! Почему я должен подвергаться этой унизительной процедуре допроса?
— Ты — первый подозреваемый, — усмехнулась Лариса. — Тебя вообще вчера не было в офисе. За целый день ты мог и поставщика обработать, и клиента уломать, — холодно заметила она, не отрываясь от монитора.
Рита, проходя мимо, послала ей такой возмущенный взгляд, словно это ее, а не Славу обвинили только что.
— У меня алиби! — огрызнулся Слава. — Я был в Подольске, и Мадам в курсе, что я там делал.
— А чего же ты нервничаешь, Славуня?
Это Соловьева открыла дверь, провожая курьера, и услышала часть разговора. Ее зареванное лицо было уже слегка припудрено, но опухшие от слез глаза выдавали. Она встала, прижав спиной дверь своей бухгалтерии и оглядывая присутствующих.
— Ты, Славуня, откажись от процедуры допроса, как ты выразился. Прояви характер, раз ты такой гордый и так себя ценишь. А я вот считаю, что это правильно, что проверять будут всех. Всех до одного. Сделкой хоть и занимались трое, но знать о ней мог любой, сейчас все умные. А то чуть что — бухгалтер крайний! А как отчет составлять или отмазку для налоговой, то «уж вы поработайте сверхурочно», «уж вы постарайтесь». Соловьева нужна, без Соловьевой никуда. А как какой-то засранец нашкодит, то в первую очередь виноватых ищут где? У Соловьевой в кабинете! А я в этом кабинете со дня основания фирмы, я еще при Николае Степаныче… Я каждую бумажку, я день и ночь…
Соловьева начала глотать слова, глаза услужливо наполнились слезами. Она махнула рукой и побежала к себе в кабинет. Но дверь не закрыла. И Лариса ее поняла — находиться в одиночестве сейчас просто невыносимо.
— Да никто на вас не подумает, Татьяна Васильевна, бросьте вы! — махнула рукой Лариса и отодвинулась от компьютера. — Крайней окажусь опять я! Клиента нашла я, и палатки эти я разрекламировала. Хотя пока мы такую палатку с Кириллом собирали, умучались. Легче шалаш построить. Но клиент поверил. И кто теперь на подозрении? Она меня вчера восемь раз — восемь! — вызывала «на ковер» и трясла как яблоню! Если бы не ребенок, которому я компьютер пообещала, я бы уволилась сразу. Ни дня после такого унижения не осталась бы.