Верой и правдой
Шрифт:
— Твое имя и звание?
Эльф ощупал языком кровоточащие осколки, некогда бывшие зубами, и сплюнул кровью.
— Зовут меня Клеандр. А звание… — эльф криво усмехнулся, — смерть людская, жнец рода человеческого. Слышал о таком звании, толстяк?
Приходилось, — добродушно улыбнулся Злотарь, — и не однажды. А что ты в нашем лесу-то делал, Клеандр?
Маму твою искал, — ощерился эльф. — Хотел ее… а потом и тебя, и всю твою семью. Весь ваш людской козлятник хотел…
Эльф распалялся все сильнее, выкрикивая все более и более грязные ругательства. Злотарь ему не мешал, внимательно слушал, мягко улыбался и иногда даже покачивал головой, словно соглашаясь с его
Эх, я бы тебя с удовольствием послушал, Клеандр. Но времени у меня мало. Поэтому давай договоримся так: я тебе задаю вопросы, а ты мне даешь на них ответы, и ничего лишнего. Хорошо?
С сучк… своей договаривайся, хрен вонючий. О времени моего с ней свидания. Я ей глотку вырву, я ей глаза ее паршивые выколю! Слышь, ты, червяк навозный, а знаешь, что я еще с ней сделаю?..
Злотарь с интересом посмотрел на брызжущего кровавой слюной эльфа и коротко кивнул палачу. Палач хрустнул пальцами, разминая перед работой ладони, и достал из жаровни раскаленный прут. Эльф замолчал.
Писарь на мгновение замер, а затем вывел на бумаге столь привычные для него слова — «кричит от боли» — и с облегчением отложил перо в сторону, воспользовавшись небольшой передышкой, чтобы хлебнуть холодной воды из глиняного кувшина.
— Что у тебя? — требовательно спросил Седрик, отрываясь от лежащих перед ним бумаг.
Злотарь молча подошел к распахнутому настежь окну, тщательно прикрыл узорчатые створки и только после этого сказал:
К завтрашнему полудню они будут здесь.
Ну что ж, — проронил Седрик, откладывая в сторону списки личного состава, — завтра так завтра. Что еще стало известно?
Подтвердились наши данные о приблизительной численности армии противника. Тридцать пять тысяч эльфийских лучников и двадцать пять тысяч гномьих пехотинцев. Кроме того, чуть больше трех тысяч эльфийской рыцарской конницы и две тысячи железнолобых, гвардейцев короля Торбина.
Он что-нибудь знает об их планах на завтра? — спросил Седрик.
Если верить нашему пленнику, то наши ожидания вполне оправданны, — ответил Злотарь. — В армии перворожденных приподнятое настроение, они не ждут серьезного сопротивления от лондейлского гарнизона и рассчитывают взять город с ходу.
Это основано на его личном мнении? — нахмурился Седрик.
Не только, — мотнул головой Злотарь, — есть и конкретная информация. Перед тем как уйти в дозор, он обратил внимание, что полки запасаются штурмовыми лестницами и переносными настилами для форсирования рва. Это подтверждает сведения о настрое на быстрый штурм.
Настилы для форсирования рва, — задумчиво повторил Седрик и резко спросил: — Кто он такой?
Сержант Клеандр, лесные лучники, передовой дозор.
Где его взяли? — прищурился Седрик.
На подходе к развилке, — ответил Злотарь, — вляпались в поставленную егерями засаду. Восемь лесных лучников, включая нашего сержанта. Семерых убили, этого взяли в плен.
Передовой дозор, и сняли его еще на подходе к развилке — значит, до города их разведка пока не дошла. А у них уже заранее заготовлены настилы. — Седрик усмехнулся: — Знаешь, о чем это говорит?
Знаю, — твердо ответил Злотарь. — Тем более что длина настила — девять метров, а ширина нашего рва — восемь. И еще я знаю, что количество наших полков, а также их состав и вооружение для них тоже не секрет.
Ты много чего знаешь, Злотарь, — голос
Да, ваша милость, — спокойно ответил Злотарь. — Но если мы произведем аресты сейчас, то захватим в свои сети лишь мелкую рыбешку и потеряем шансы поймать щуку. А щука в нашем пруду есть, и не одна.
Тяжелый взгляд барона Годфри ломал многих, но глава лондейлской тайной службы и глазом не моргнул.
Рискуешь, Злотарь, — произнес Седрик, растягивая слова.
Да, ваша милость, — качнул головой Злотарь и веско добавил: — Но оборона города от этого не пострадает. Восемь дней назад мы закрыли Лондейл. Закрыли наглухо. Какой бы информацией в штабе герцога ни располагали, я гарантирую, что об изменениях, произошедших у нас за последние восемь дней, они ничего не знают и не узнают до самого штурма.
Ладно, — после некоторого размышления согласился с ним Седрик. — Но смотри не оплошай. Если твоя информация верна, то завтра мы вступим в схватку. И я хочу, чтобы ты помнил, Злотарь: твоя обязанность защитить нас от ударов в спину. А теперь иди, делай свое дело.
Злотарь поклонился и вышел. Седрик несколько минут провел в тишине, прокручивая в голове план предстоящих действий, затем решительно дернул за золоченый шнур, вызывая своего помощника.
Дверь почти незамедлительно распахнулась, и в кабинет вошел рыцарь с серьезными глазами на открытом молодом лице.
— Куно, — обратился к нему Седрик, — собери через час в штабе всех командиров полков и первых унтеров. Горнистам трубить тревогу, всем отрядам полная боевая готовность. И еще найди мне графа Лондейла, немедленно.
Ночь перед первой схваткой. В гарнизонном штабе светло как днем от множества свечей. Барон Годфри еще больше осунулся за прошедшие бешеные дни, но глаза сверкают азартным блеском, а крепкие ноздри раздуваются, как у хищного зверя в предчувствии кровавой добычи. Его настроение заражает и передается всем собравшимся.
— Господа офицеры, — обратился он к ним, расправив свои широкие плечи, — время пришло. Завтра нас ожидает штурм. Штурм наглый, плохо подготовленный и потому особенно яростный. Они презирают нас и не верят в наши силы. Наша цель — дать им завтра по морде, сбить с них спесь и вынудить перейти к долгой правильной осаде. Заставить их тратить бесценное время в бесплодных попытках взять наши стены и сломить наше мужество. Я хочу, чтобы вы все уяснили — завтрашний день самый важный и решающий. Не будет никаких хитрых маневров, умных построений и тактических изысков. Нас ждет грубый навал со всех сторон и по всем направлениям. И все будет зависеть исключительно от твердости наших воинов и от их готовности умереть за эти стены и за жизни тех, кто стоит у них за спиной. Завтрашним штурмом дело, конечно, не ограничится, если мы выстоим завтра, то враг полезет на наши стены снова и снова, до тех пор пока не обломает зубы. И все же завтрашний день — самый важный. Потому что, если наши неоперившиеся бойцы выстоят завтра, они уже не дрогнут до самого конца, каким бы он ни был. Я это знаю, и вы это знаете. Мы много работали, и каждый из вас знает назубок, что ему завтра предстоит сделать. Поэтому сейчас приказ у меня на завтра для вас только один — стоять насмерть. Даже если земля разверзнется у нас под ногами, а небо упадет на голову — стоять насмерть и ни шагу назад. А теперь возвращайтесь к своим полкам и донесите эту мысль до каждого солдата. Бог все видит, господа, и если мы не оступимся, то завтра он будет с нами.