Вероятность в играх и развлечениях
Шрифт:
– Так, нет, предлагаю устроить маленький девичник, – бодро заявила я. – Никаких пап, только я, ты, вкусняшки и кино, м? – подмигнула, присаживаясь рядом с ребенком на корточки.
– Ну, лано, я согласна, – особо не расстроилась малышка. – Я завтла ему расскажу. Ты зе не успеешь его за ночь лазлюбить, да? – обхватили мои щеки две маленькие нежные ладошки, заставляя смотреть прямо в безоблачно голубые глаза.
Я натянула на губы улыбку в ответ на такой наивный вопрос и с горечью подумала, что не уверена, что теперь мне и жизни хватит, чтобы проснувшиеся трепетные чувства покинули
– Даже если я очень захочу, малыш, не смогу вас с папой разлюбить, – сказала я. – А теперь давай, в ванную, умоемся и закажем какую-нибудь вредную вкусняшку. Идет?
– Идет! – звонко хлопнули ладошки малышки.
Так как вещей Ники у нас с собой не было, то вместо пижамы малышка натянула на себя мою длинную футболку с ламой, которая доходила ей чуть ли не до щиколоток и сидела как платье. Выглядело это презабавно. И понравилось не только мне. Ника, хохоча, крутилась и вертелась перед зеркалом, воображая и корча рожицы. Заставляя с улыбкой за ней наблюдать. До того момента, пока мы не нашли непонятно откуда взявшуюся у Светки мозаику, которой моя маленькая гостья и увлеклась, предоставляя мне свободные десять минут, чтобы наскоро принять душ.
На выходе из ванной комнаты я успела оформить заказ: клубничный чизкейк и облепиховый морс – раз уж обещала ребенку “вредненького”. А когда вышла в гостиную, застыла на пороге прямо с телефоном в руке. Растеряв все слова от неожиданности.
Ника, подмяв под себя декоративную диванную подушку, сладко спала, тихонько посапывая. Со светом и работающим на мультканале телевизором. Девчушка просто вырубилась после насыщенного на события и эмоции дня. Настолько крепко заснула, что даже не пошевелилась, когда я прошлась по комнате, все выключая и поправляя для нее свою кровать. Единственное, что она сделала, это сонно, неразборчиво пробормотала что-то похожее на:
– Спокойной ночи, Фиса… – когда я взяла ее на руки и отнесла на кровать, заботливо укрывая теплым одеялом.
Значит, чизкейк отменяется. Буду ждать его в гордом одиночестве.
Я выключила большой свет, включая слабенький ночничок, и осторожно, чтобы не потревожить сон ребенка, расплела ее густую косу. Пригладила ладошкой спутанные белые кудряшки, поцеловала в курносый носик и поймала себя на мысли, что если однажды у меня будет дочь, то я заклинаю вселенную, чтобы она была такая же, как дочурка Демьяна. Хотя я не уверена, что где-то еще на белом свете найдется такой же потрясающий ребенок. И дело, скорее всего, даже не в Нике. А во мне. В моем сердце, которое к ней тянется, которое ее искренне полюбило. Так же сильно, как и ее отца...
О Нагорном думать не хотелось. Это был прямой путь к самокопанию и расстройству. Поэтому я тут же обрубила на корню все лишние мысли. Еще какое-то время посидела в комнате, гадая, стоит ли подставить на всякий случай к кровати стулья? Как дети в этом возрасте, интересно, спят? Ворочаются? Могут упасть? Кровать, конечно, полуторка, но кто знает…
Для подстраховки я все-таки притащила два стула из кухни и поставила их рядом, накинув сверху плед. Очень надеюсь, что эта мера была излишней и не понадобится, но зато моя душа теперь точно спокойна.
Прихватив
На кухне заварила себе крепкий черный чай с лимоном и устроилась за небольшим круглым столом. Открыла чистый лист в блокноте на кольцах и занесла над ним кончик простого карандаша.
Удивительно, но сегодня впервые за почти год мне захотелось рисовать. В универе я ведь училась на направлении дизайна, а рисовать любила и подавно с самого детства. Мамуля всегда говорила, что у меня талант и его ни в коем случае нельзя бросать на самотек. До сих пор у ба с де остались десятки моих рисунков, начиная от самых первых детсадовских каракуль. Удивительно, что после ухода из дома отца это желание напрочь отбило. Мечты мои рухнули, а вместе с ними и надежда добиться чего-то большего в этой области. Мне не хотелось творить. Но сейчас…
В уютной тишине кухни, под приглушенный шум ночных улице Нью-Йорка, я просто сделал первый штрих. Легкий совсем. Невесомый.
Один взмах грифеля по бумаге...
А за ним второй...
Третий...
В конце концов, ушла в рисунок с головой, до конца не осознавая, что я рисую. Пока спустя некоторое время на листе не появился четкий, черновой силуэт пары: отец и дочь. Совсем еще набросок, но уже так хорошо узнаваемый. Руки, определенно, помнили.
Я задумчиво покрутила блокнот, сделала глоток остывшего чая и взялась за ластик, собираясь убрать лишние линии.
В дверь неожиданно раздался стук. Я аж подскочила на месте, уставившись в сторону коридора. В первое мгновение напряглась, но потом вспомнила про доставку, которая сегодня прилично задержалась. Выдохнула и, выскочив из-за стола, понеслась открывать.
Ну, как понеслась? Потопала на цыпочках, крадучись, но быстро. Не смотря в глазок, провернула ключ в замке и надавила на ручку, открывая со словами:
– А я вас зажд… – остатки фразы потонули в тишине.
На пороге стоял не курьер.
Демьян.
Сердце замерло.
Я растерялась.
Слова из головы вылетели, дыхание резко перехватило, и по телу прошлась волна обжигающего тепла, разливаясь от макушки до пят под внимательным взглядом чарующих глаз, устремленных на меня из-под бровей. Глаз цвета горького кофе.
Нагорный стоял всего в паре шагов от меня, застывшей на пороге и переминающейся с ноги на ногу. Руки его в карманах брюк, и на одной из них небрежно накинут пиджак. Пара верхних пуговиц идеально белой рубашки расстегнуты, оголяя полоску кожи груди, а волосы на голове взъерошены. Будто мужчина слишком часто нервным жестом поправлял их пальцами.
Все это я успела рассмотреть в считанные секунды. С затаенным наслаждением, слишком быстро и пристально пробегая по мужской фигуре взглядом. А когда подняла его глаза в глаза, по рукам побежали мурашки, поднимая волоски дыбом.
Наблюдает.
Губы Демьяна трогает легкая улыбка, словно говоря: вот он я, настоящий, не фантазия твоего больного воображения, Ветрова.
Мое сердце наконец–то оживает и начинает лететь с бешеной скоростью, разрывая изнутри грудную клетку.
– Заждалась, говоришь?