Версаль. Мечта короля
Шрифт:
Он не знал, сколько времени прошло. Ночью это всегда трудно понять. Задремавшего Людовика разбудил скрип половиц. Проснувшись, он увидел рядом с кроватью… Генриетту. Она стояла в полосе тусклого лунного света. Ее широко распахнутые глаза напоминали алебастр – настолько белыми они были. Ее ночная рубашка насквозь промокла от пота. Генриетту трясло. Из носа и уголков рта сочилась кровь.
– Помогите мне, – прошептала Генриетта.
– Боже мой! – воскликнул Людовик.
Его возглас разбудил Бонтана и Марию Терезию. Бонтан вскочил на ноги. Королева простерла
Генриетта выскользнула из рук Марии Терезии, осев на пол.
– Ваше величество! Помогите! – закричала королева.
Людовик вынырнул из оцепенения.
– Бонтан! Немедленно послать за моим врачом!
Бонтан подал знак слуге. Тот выбежал в коридор. Едва за ним закрылась дверь, открылась другая – потайная. Оттуда появился тяжело дышащий Филипп. Его лицо было перепачкано кровью.
– Генриетта!
Он опустился на колени, приняв жену из рук королевы.
– Я нашел ее… по струйке крови. Сначала на подушке, потом на полу спальни… и дальше… Какой ужас!
Снова открылась внешняя дверь, впустив Фабьена и нескольких караульных.
– Ваше величество… – начал Бонтан.
– Помолчите! – оборвал его Людовик.
– Ваше величество, – осторожно повторил первый камердинер, – я лишь напоминаю вам о требованиях протокола. Если воздух нечист от болезни, вы подвергаетесь риску. Вам следует немедленно покинуть спальню.
– Закройте двери! – приказал Маршаль гвардейцам.
Генриетта, оказавшаяся на полу, вздрогнула и закричала.
– Положите ее высочество на мою постель! – распорядился Людовик.
Бонтан и Филипп подчинились. Медленно, с величайшей осторожностью, они подняли Генриетту и перенесли на постель.
Фабьен повернулся к гвардейцам:
– Немедленно препроводите его величество в безопасное место!
Гвардейцы окружили короля, схватили за руки и повлекли к двери. Разъяренный Людовик вырывался, вспоминая, как несколько лет назад его вот так же силой уводили из спальни. Тогда ему грозила опасность погибнуть от рук подосланных убийц. Но тогда он был значительно слабее, и другие могли им помыкать. Такого больше не случится! Ни сейчас, ни вообще когда-либо!
Его почти довели до двери.
– Уберите руки! – крикнул Людовик.
«Никто не должен мною командовать!» – подумал он.
Движимый гневом и уверенностью в своей власти, король прорычал:
– Здесь командую я!
Он вырвался из рук гвардейцев и по-военному скомандовал:
– Стой! Смирно! Правая шеренга – нале-во! Левая шеренга – напра-во!
Гвардейцы, привыкшие выполнять приказы, инстинктивно повиновались. Теперь они стояли двумя безупречно ровными шеренгами. Людовик смотрел на них – его гвардейцев, его подданных. Больше они не посмеют выполнять чужие приказы, касающиеся особы короля. Людовик подошел к постели, где лежала обессиленная Генриетта. В ее глазах сквозила боль. Ее спутанные волосы были влажными от пота. Людовику показалось, что она молчаливо умоляет его остаться рядом. Он и сам бы остался,
– Дайте мне знать, когда доктор будет здесь, – сказал он Бонтану.
Людовик вышел один, пройдя мимо застывших караульных.
– Боже, сделай так, чтобы помощь не запоздала, – прошептал он.
За окном розовела заря, слабо окрашивая стены и пол. Свечи почти догорели. Догорел и огонь в очаге, превратившись в россыпь красных углей. Клодина в облике «доктора Паскаля» стояла возле королевской постели и слушала рассказы Бонтана, Филиппа и Марии Терезии о событиях нескольких минувших часов. Генриетта тяжело дышала и стонала. Поодаль стояли слуги. Печаль на их лицах была вполне искренней. У двери замер Фабьен и двое караульных.
– Ее высочество упала в обморок во время танца, – сообщил Клодине Бонтан.
– Мне она что-то прошептала о яде, – добавила Мария Терезия.
Клодина посмотрела на королеву, потом снова на Генриетту и наморщила лоб.
– Яд? Откуда ее высочество могла знать о яде?
– У нее шла кровь изо рта. Потом она скрючилась от боли в боку, – сказал Бонтан.
– В каком боку?
Мнения разошлись. Бонтан утверждал, что в правом, Мария Терезия говорила про левый.
– Может, в том и другом сразу? – предположила Клодина.
– Нет, в правом, – ответил Филипп. – Она все время жаловалась на боли в правом боку.
Клодина жестом подозвала служанку:
– Если это яд, ее высочеству нужно промыть желудок. Если болезнь, промывание может только повредить. Принесите мне рвотное средство, древесный уголь, воду со льдом и чистые тряпки. Быстрее!
Служанка исчезла за дверью.
– Куда нам переместить ее высочество? – спросил Бонтан. – Не может же она оставаться в постели короля.
– Ее придется оставить здесь, – возразила Клодина. – Перемещение для нее губительно.
Филипп погладил щеку жены.
– Тогда и я останусь здесь, – дрожащим голосом объявил он.
– Простите за любопытство, но как ее высочество оказалась здесь? – спросила Клодина.
– Просто пришла, – ответил Филипп. – Я пошел по ее кровавым следам.
– Откуда вели следы? – насторожился Фабьен.
– Из моей спальни. Я отнес Генриетту туда после ее обморока на балу.
У Фабьена слегка дернулись губы. Лицо помрачнело. Он молча вышел.
– Это обнадеживает, – сказала Клодина. – Если ее высочеству хватило сил дойти сюда, ей хватит сил и на сражение с болезнью.
– Обязательно хватит, – убежденно произнес Филипп. – Она сильная, как бретонская кобыла.
Мария Терезия ушла в угол спальни и опустилась на колени.
– Господи, помоги ей в час недуга, – прошептала королева и начала молиться.
Людовик стоял у окна в Салоне Войны, разглядывая сады, слегка припорошенные снегом. Бонтан, Кольбер и Лувуа стояли поодаль, не решаясь тревожить короля. Слуга принес хлеб, сыр и яблоки. Проголодавшийся Кольбер взял ломтик сыра и был уже готов отправить в рот, когда в кабинет вбежал Маршаль с несколькими гвардейцами.