Версальский экспромт
Шрифт:
Латорильер. А когда вы его ожидаете?
Мольер. Провалиться мне на этом месте, сударь, не знаю.
Латорильер. То есть как не знаете?..
Мольер. Запомните, сударь: я самый невежественный человек на свете. Клянусь вам, я ничего не знаю, что бы вы у меня ни спросили. (В сторону.) Я в бешенстве! Этот палач преспокойно задает вам вопросы, ему и дела нет, что вы заняты чем-то другим.
Латорильер. Доброго здоровья, сударыни!
Мольер (в сторону). Ну вот, теперь за них примется!
Латорильер (г-же Дюкруази). Вы прекрасны, как ангелочек. (Поглядывая на г-жу
Г-жа Дюкруази. Да, сударь.
Латорильер. Без вас комедия сильно проиграла бы.
Мольер (тихо актрисам). Вы не могли бы его спровадить?
Г-жа де Бри (Латорильеру). Сударь, у нас сейчас будет репетиция.
Латорильер. Помилуйте, я вам мешать не стану! Пожалуйста, продолжайте!
Г-жа де Бри. Но...
Латорильер. Нет, нет, я никогда никому не надоедаю. Не обращайте на меня внимания и занимайтесь своим делом.
Г-жа де Бри. Да, но...
Латорильер. Без церемоний, репетируйте все, что угодно!
Мольер. Сударь, дамы стесняются вам сказать, но они хотели бы, чтобы во время репетиции здесь не было посторонних.
Латорильер. Почему? Для меня в этом нет ничего опасного!
Мольер. Таков обычай, сударь, и они ему следуют, да вы и сами получите больше удовольствия, если не будете все знать заранее.
Латорильер. Ну, так я пойду скажу, что вы готовы.
Мольер. Да нет же, сударь, сделайте одолжение, не торопитесь!
ЯВЛЕНИЕ III
Мольер, Лагранж и другие.
Мольер. Бывают же на свете такие нахалы! Однако начнем. Представьте себе, что действие происходит в приемной короля. Там каждый день случаются презабавные истории. Туда легко заставить прийти кого угодно, можно даже найти повод для появления дам, которых я вывожу в своей пьесе. Начинается комедия с встречи двух маркизов. (Лагранжу.) 'Помните: вы должны войти так, как я вам говорил, с самым, что называется, независимым видом, приглаживая парик и напевая песенку: "Ла-ла-ла-ла-ла-ла!" А вы, все остальные, посторонитесь: нужно дать двум маркизам побольше места. Эти особы к тесноте не привыкли. (Лагранжу.) Прошу вас!
Лагранж. "Здравствуй, маркиз!"
Мольер. Ах, боже мой, маркизы так не говорят! Нужно сказать это гораздо громче. Эти господа и говорят по-особому, чтобы отличаться от обыкновенных людей. "Здравствуй, маркиз!" Начнем сначала.
Лагранж. "Здравствуй, маркиз!"
Мольер. "А, маркиз, мое почтение!"
Лагранж. "Ты что здесь делаешь?"
Мольер. "Черт возьми, ты же видишь: я жду, когда эти господа отлипнут, наконец, от двери, чтобы и я мог просунуть в нее голову".
Лагранж. "Черт побери, ну и столпотворение! Не желаю я тут тереться, лучше уж войду одним из последних".
Мольер. "Тут есть по крайней мере человек двадцать таких, которые прекрасно знают, что их не впустят, и все-таки они теснятся так, что к двери не проберешься".
Лагранж. "Крикнем погромче наши имена привратнику, и он пригласит нас войти!"
Мольер. "Тебе это, может быть, и пристало, а я не хочу, чтобы Мольер вывел меня на сцену".
Лагранж. "А я, маркиз, так полагаю, что в Критике он именно тебя и вывел!"
Мольер. "Меня? Нет уж, извини!
Лагранж. "Право, это слишком любезно с твоей стороны - навязывать мне свое изображение".
Мольер. "Черт возьми! Да ты, как видно, шутник! Даришь мне то, что принадлежит тебе самому!"
Лагранж (смеясь). "Ха-ха-ха! Вот потеха!"
Мольер (смеясь). "Ха-ха-ха! Вот умора!"
Лагранж. "Как! Ты осмеливаешься утверждать, что это не тебя вывели в роли маркиза из _Критики_?"
Мольер. "Понятно, меня! "Пьеса противна, противна, черт возьми, до последней степени! Пирожок!" Это я, я, конечно, я!"
Лагранж. "Да, черт подери, смейся, смейся, а это ты. Хочешь, побьемся об заклад? Увидим, кто из нас прав".
Мольер. "А что ты ставишь?" *
Лагранж. "Я ставлю сто пистолей, что это ты".
Мольер. "А я сто пистолей, что это ты".
Лагранж. "Сто пистолей наличными?"
Мольер. "Наличными. Девяносто получишь с Аминта, а десять наличными".
Лагранж. "Согласен".
Мольер. "Кончено дело".
Лагранж. "Плакали твои денежки".
Мольер. "А твои тебе улыбнутся".
Лагранж. "Кто же нас рассудит?"
ЯВЛЕНИЕ IV
Мольер, Брекур, Лагранж и другие.
Мольер (Брекуру). "Вот кто нас рассудит. Шевалье!"
Брекур. "В чем дело? "
Мольер. Ну, вот! И этот заговорил тоном маркиза! Разве я вас не предупреждал, что в вашей роли нужно быть совершенно естественным?
Брекур. Предупреждали.
Мольер. Еще раз: "Шевалье!"
Брекур. "В чем дело?"
Мольер. "Мы побились об заклад - будь любезен, разреши наш спор".
Брекур. "Какой спор?"
Мольер. "Мы спорим, кого вывел Мольер под видом маркиза в своей _Критике_: он говорит, что меня, а я говорю, что его".
Брекур. "А по-моему, ни того, ни другого. Вы оба с ума сошли, - зачем вы принимаете такие веши на свой счет? Я слышал недавно, как Мольер выражал свое возмущение в разговоре с людьми, которые обвиняли его в том же, в чем обвиняете вы. Он говорил, что больше всего его огорчает попытка угадать, с кого списан тот или иной его персонаж, что его задача - изображать нравы, не касаясь личностей, что герои его комедий - создания вымышленные, что это видения, которые его фантазия облекает плотью, дабы позабавить зрителей; что он был бы в отчаянии, если бы случайно кого-нибудь задел, и что он навсегда потеряет охоту писать комедии, если в них вечно будут отыскивать сходство с кем-либо по наущению его врагов, желающих поссорить его с людьми, о которых сам Мольер и не помышлял. И я нахожу, что он прав. Ну, к чему, скажите пожалуйста, приписывать кому-то одному все слова и жесты и подводить автора, объявляя во всеуслышание: "Он изобразил такого-то", когда все эти черты можно найти у сотни других людей? Если задача комедии - рисовать человеческие недостатки вообще и главным образом - недостатки наших современников, то Мольер не может создать такой характер, который не напоминал бы кого-нибудь в нашем обществе. Но если его обвиняют в том, что он имел в виду всех, в ком можно найти обличаемые им пороки, то пусть уж лучше ему запретят писать комедии".