Вершинины, старший и младший
Шрифт:
Михась подошел своей обычной неспешной походкой, встал рядом на парапет и сплюнул вниз. Лешка неодобрительно покосился на него, потому что под мостом проходила лестница к набережной и по ней двигались люди.
Михась сказал тонким от обиды голосом:
– Научил меня карточки снимать, да? Сам щелк-щелк, и будь здоров. Трепло.
– Кто трепло?
– возмутился Лешка.
– Ты сам
– «Потеря-я-лся»?
– передразнил Михась.
– Я не терялся, пока не увидел, что ты с этими железяками… с глузду зъехал. Стоишь у ящика и губами шевелишь. Я чуть не заснул. Ну и пошел гулять…
Лешка понял, что Михась всерьез обижается. И торопливо сказал:
– Ты не думай, что я всю пленку израсходовал. Еще шесть кадров. Пошли, научу.
Один из склонов огромной Замковой горы сплошь зарос кустами сирени, акации и жасмина. Изредка в зарослях попадались живописные лужайки. К ним были протоптаны уютные стежки. На одной из полянок Лешка и предложил Михасю попользоваться «лейкой». Он, как мог, растолковал ему, что такое дальномер, выдержка и диафрагма, и отошел к кромке кустов. Встал в позу и скомандовал:
– Жми на кнопку.
Михась долго прилаживался к аппарату, застенчиво улыбался, рассматривая в видоискатель лужайку, кусты и Лешку. И вдруг он увидел в этом мутноватом стеклянном кружке силуэт еще одного человека. За спиной Лешки стоял мужчина и призывно помахивал рукой. Даже в неверных радужных разводах видоискателя лицо его показалось Михасю очень знакомым. От неожиданности он нажал кнопку и вздрогнул от громкого щелчка затвора.
Ну конечно! Из-за спины Лешки выдвигалась хорошо известная ему клетчатая фигура фабричного экспедитора. Он был здорово пьян. Он отпихнул Лешку, зигзагом приблизился к Михасю и фамильярно обнял его за плечи.
Лешка одним прыжком встал плечом к плечу с другом. Но пьяный безобидно чмокнул Михася в щеку и всхлипнул.
– Ну вот… а говорили, ты сидишь. А я подумал - это не для него. Это - для меня. А тебе чего делать в милиции? Правда? Ты же толковый муж-ик…
Михась легко вывернулся из его объятий, и пьяный, потеряв точку опоры, сел на траву.
– И-з-з-вини. Я вижу, ты занялся фотокоммерцией. И это твой клиент? Дуй. Снимай. Ты прав. Папиросы - это пошло. Тем более что я тебе больше не компаньон. Я… иду садиться. Да. Сам. В милицию. И пусть меня поскорее спрячут в уютную беседочку с симпатичной сеточкой. Там не дует. И там нет комаров. Если пан Август в них влюблен, он может их кормить. В камере, конечно, не курорт, но зато нет пана Августа и его приятелей. И слава Иисусу Христу, что нет. Чем дальше от них, тем спокойнее. Лучше сидеть за папиросы, чем за еврейское добро…
Умиротворенно смежив веки, экспедитор улегся на траву и приготовился захрапеть. Михась вопросительно глянул на Лешку. Лешка кивнул. Нельзя давать ему спать!
Михась довольно беззастенчиво пнул пьяного в бок.
Экспедитор поднял голову и как ни в чем не бывало продолжил свою мысль.
– …Потому что идейных разногласий у меня с Советской властью нет. Я всего лишь хронический нарушитель Уголовного кодекса. Да. Тадеуш Петуховский - жулик,
Это было действительно все. Экспедитор надежно уместил свою физиономию между ладонями и мгновенно уснул на изумрудной траве лужайки.
– Ты слышал?
– шепотом спросил Лешка.
– Выходит, что это он должен был идти сегодня в бункер.
– Он схватил Михася за руку.
– Бежим к капитану!
Они выбрались из зарослей на тротуар и бешеным аллюром помчались по тихой Замковой улице к центру города.
Через двадцать минут вплотную к бордюру тротуара, от которого уходили вниз зеленые джунгли, подлетела крытая машина. Мальчишки сидели в кабине рядом с водителем. Из кузова выскочили трое мужчин. Лешка рукой показал им направление, и они скрылись в кустах. Долго никто не появлялся.
– Разбудить не могут, - догадался Лешка.
Наконец пестрый костюм экспедитора замаячил среди зелени. Его обладателя несли на руках.
– Так и не проснулся?
– удивился Лешка из окна кабины.
– А ну отвернись!
– вдруг заорал на него Антон Голуб, который поддерживал экспедитора за ноги.
Тадеуш Петуховский был мертв.
Через полчаса с мальчиками разговаривал майор. Сначала ребята не могли понять, почему его больше всего интересовало, каким голосом говорил на лужайке экспедитор.
– Пьяным голосом, - повторял Михась.
– Я спрашиваю, громко или тихо?
– А пьяные тихо не разговаривают.
– Это, пожалуй, верно. Сколько шагов было от места, где он лежал, до ближних кустов?
Лешка прикинул в уме и сказал, что шагов пятнадцать. Тогда майор вывел ребят в коридор, отмерил на линолеумной дорожке расстояние и велел Михасю лечь на пол и сказать несколько фраз таким тоном, как говорил экспедитор. Михась конфузливо хмыкнул, повалился на бок, подумал и хрипло произнес:
– Я жулик, а не бандит!..
Майор улыбнулся в конце коридора. Фразу он услышал отчетливо.
Картина вырисовывалась четко: кто-то следил за Петуховским, заподозрив, что тот решил податься в милицию. Преследователь дождался ухода мальчишек и задушил спящего. Но был он совсем близко, не дальше пятнадцати шагов, потому что слышал весь разговор Петуховского с ребятами.
Неужели ребята совсем его не заметили?
Мальчишки растерянно пожимали плечами. Лешка добавил, что он не видел появления даже самого экспедитора. Тот вышел из-за Лешкиной спины, когда Михась щелкал «лейкой».
– Щелкал, говоришь?
– задумался майор.
– Дай-ка мне аппарат. Хороший прибор. «Цейсс». Просветленный объектив. Светосила один к двум. Вот что, хлопцы, я достану из него пленку и отправлю в лабораторию. Ты, Вершинин, не волнуйся: музейные кадры будут целы. И проявим мы их тебе на высшем уровне.
В кабинет без стука влетел разгоряченный капитан Голуб.
– Докладываю: собака след не берет - чихает. Там на два пальца махры насыпано. Несколько пачек не пожалел, мерзавец. Вот обертки от пачек.