Вершины не спят (Книга 2)
Шрифт:
— Что ты говоришь? — спросил Коломейцев.
— Осторожно, Степан Ильич, тут опять яма, старая могила.
Совсем стемнело. Вокруг нависали кусты, а дальше за кустами, за деревьями и холмами
— Там кто-то есть, — сказал он. — Подожди, Степан Ильич, пойду посмотрю.
Коломейцев приостановился, а Инал бесшумно, как умеют ходить только охотники, прошел вперед. Теперь Коломейцев увидел плечистую фигуру Инала в круглой шапке на гребне холма и на фоне лунного зарева — не полумесяц, а большая, уже слегка ущербная луна бесшумно всходила на востоке. Но вот и Инал так же бесшумно возвратился, подошел к Коломейцеву и проговорил смущенно:
— Там Сани и женщина из интерната, русская женщина Матрена. Ты ее не знаешь.
— Вот как, — тихо проговорил Коломейцев.
— Там еще Лю и сироты Казгирея.
— Вот как, — повторил Степан Ильич. ...Сани высыпала на свежую могилу свой заветный мешочек и вновь наполнила его землею, чтобы завещать теперь уже детям
И Лю и Матрена терпеливо ждали все это время, покуда безутешная вдова, широко охватив руками могильный бугорок у изголовья, нараспев произносила слова, смысл которых понимала только она сама. Казалось, она уже потеряла способность слышать что-либо другое, кроме собственных своих слов. Давно и напрасно детишки устало хныкали, то и дело тыкаясь личиками в теплое тело матери. И Матрена и Лю молчали.
— Пойдем и мы к ним, — сказал Степан Ильич.
— Нет, не надо, — остановил его Инал. — Женщинам не полагается быть на могиле мужчины, и наше появление смутит Сани.
— Да, извини, пожалуйста, — согласился Коломейцев, — не надо, не надо мешать ее чувствам.
Авторизованный перевод с кабардинского СЕРГЕЯ БОНДАРИНА