Вершители. Часть 1. Посох Велеса
Шрифт:
Стоп!
Трещинки-царапинки…
Опять трещинки и царапинки… Только другие, совсем не похожие на те, что она уже видела на крышке: длинная череда неровностей примерно по центру, слева и справа от нее глубокие, с ответвлениями, извилистые трещины, впадающие в глубокие ямки с кривыми краями, большие и маленькие. И вдоль трещин и углублений, словно ожерелье на шее царевны, петляла цепочка выпуклых солнц.
Катя пригляделась.
Рисунок на крышке и дне шкатулки почти совпадал. Только солнца распределялись иначе. И… сердце у Кати громко бухнулось в пятки – она
Цепочки – это реки. Вот Волга, вот Обь, Лена, Енисей… С притоками, как и положено.
Углубления – моря и озера.
А солнца – города. Взгляд Кати уперся в круглый пупырышек в том месте, где она сейчас находилась – Красноярск.
Катя собралась еще раз внимательно пересмотреть найденные в шкатулке вещицы, как в дверь позвонили. Да так настойчиво! Прям звон-перезвон.
Из-за рамы в стекле выглянула острая кошачья мордочка. Настороженно, прислушалась.
Еще раздумывая над загадкой непонятного содержимого шкатулки и, еще больше, от осознания своей догадки, девочка подошла к двери и открыла замок.
Не успела она дернуть за дверь, как та с силой распахнулась, больно ударив девочку по лбу, да так, что та упала и пролетела метра три вглубь коридора.
В этот же момент, не дав ей опомниться, в комнату ворвались трое: один очень высокий, здоровый детина, второй – тощий и субтильный, третий держался немного в стороне, и все время нервно подхихикивал.
Тот, здоровый, подошел к лежащей на полу Кате вплотную, больно пнул ее носком грубого ботинка, и, схватив за шиворот, как провинившегося котенка, поставил на ноги. И тут же двинул в ухо.
У Кати от страха, неожиданности и жуткой боли, слезы градом потекли из глаз, а крик застрял в горле.
– Будешь орать – прибью! – подсунув под нос дурно пахнущий кулак и грозно нависнув над ней, прохрипел детина. – Где она?
– Кто? – пропищала девочка. Ей все еще было больно.
Но гораздо больше, чем больно – было страшно.
Мама столько раз говорила – не открывать дверь, не удостоверившись, что за ней стоит хорошо знакомый человек, а когда она одна дома – вообще никому не открывать. И вот надо же, именно сейчас она так сплоховала.
– Мать твоя ненормальная! – проорал детина.
– Нет ее, – ошалело прошептала девочка. Да как он смеет! Ворвался сюда, бьется-дерется, да еще так о маме говорит! Девочка уже хотела что-то ответить, но тут вмешался второй, субтильный.
– Не лги нам, девочка, – промурлыкал он.– Вон, пальтишко, здесь, а маменьки, типа, нет?
Они, что, следили за ними? Откуда они знают, в чем ходит мама?
Долговязый кивнул в сторону третьего, и тот скользнул в комнату, прошел дальше по коридору в зал, ногой открыл дверь ванной (Катя услышала как с полочек с грохотом посыпались шампуни и крема), потом прошел на кухню, выглянул на балкон и через мгновение снова появился в коридоре. Посмотрел на долговязого и отрицательно покачал головой.
Детина хмыкнул.
– Ну, что ж, это сильно упрощает дело. Нам все покажет ее дочка. – И он снова наклонился над Катей. – Верно, девочка? – Катя шумно сглотнула. Чего им надо? Денег? Так у них
Долговязый (видимо, он был здесь за главного), лениво потянулся, зевнул.
– И что ты молчишь? – вкрадчиво промурлыкал он. – Помогать нам будешь? Или тебя заставить? Афросий, – он кивнул в сторону детины, – большой умелец развязывать языки. – Тот с удовольствием хмыкнул и сильно, до хруста в суставах, сжал кулаки.
– Но у нас ничего нет… Я не знаю, что вам надо, – пролепетала девочка, все еще прикрывая горевшее огнем ухо.
– Посох где?!!! – Проорал прямо на ухо детина, которого назвали Афросий.
Вот тут Катя вообще потеряла нить происходящего.
–К-какой посох? – она посмотрела на Афросия, как на умалишенного. Догадка, что ее с кем-то перепутали, и что сейчас все выяснится и эти громилы наконец уйдут и оставят ее в покое, несколько приободрила девочку и добавила ей храбрости. – Здесь нет никакого посоха…
На что Афросий зарычал и прям бросился на девочку с кулаками. Катя рухнула на пол и постаралась закрыть голову руками, но ударов не последовало – руку Афросия перехватил третий.
– Хорош, Илюх, – ага, подумала Катя, у детины имя есть нормальное, – прибьешь еще деваху, – примирительно проговорил третий. Он подошел к девочке и протянул ей руку, чтобы та могла опереться и подняться. Потом ногой пододвинул пуф, на котором они обычно с мамой застегивали обувь, и легонько толкнул на него Катю. Та неловко плюхнулась. Теперь ей было гораздо удобнее рассмотреть молодчиков.
Итак, их трое. По всей видимости, субтильный тип – главарь, его все слушают и ведет он себя уж больно вальяжно. Этакий гусь-переросток. Верзила Афросий – Илья был что-то вроде плохого полицейского из банального американского боевика: все время орет, угрожает, дерется. Сила есть, ума не надо, как говорится.
Третий, самый молодой из них, почти Катин ровесник, для Кати оставался загадкой: на роль хорошего полицейского из того же боевика он явно не дотягивал, но и держался все время в тени своих друзей. Вот только что за Катю заступился. Ну, что ж, и на том спасибо.
Но если предположить, что они не перепутали ее квартиру, и действительно ищут здесь что-то (допустим, какой-то посох), то Катя же должна понимать хоть что-то. Но девочка ничего не понимала. Ничего, чтобы можно было назвать посохом, в ее памяти не всплывало. Тем более в этой квартире. Машинально она подумала о маминой работе, но и там ничего подходящего припомнить не могла.
Между тем, третий, с молчаливого позволения главаря, достал из кармана помятую бумажку, по всей видимости, вырванный из блокнота лист. Он его развернул и подсунул Кате под самый нос. Девочка увидела, что на листке что-то нарисовано, но в слабом свете единственного светильника, горевшего у входа, они не могла разобрать, что это было. Поняв ее прищуренный взгляд правильно, главарь щелкнул выключателем.