Вертиго
Шрифт:
Кровь и другие следы бойни, что здесь происходила недавно, смыли с тротуаров. Пожары практически все потушили, лишь кое-где оставались очаги, до которых было трудно добраться наемникам. Раненым оказывалась всевозможная медицинская помощь. Успели даже привезти несколько целителей со стороны, которые занимались тяжелоранеными. Все было организованно четко и без каких-либо сбоев.
Но все это Власта отметил про себя лишь мельком. Она сразу же рванула к своему дому, как только прошла главные ворота.
По пути ей попадались ее подчиненные, которые кивали или здоровались, но шие
Когда она оказалась возле своего дома, из него как раз выносили тела погибших наложников и охраны со слугами. Власта резко остановилась. Под темными простынями на носилках легко угадывались очертания тел, особенно хорошо был отличим от остальных Стоян.
Время для нее как будто остановило свое движение на мгновение, а потом с бешеной скоростью начало вновь. Все происходящее она воспринимала и видела будто бы со стороны, как наблюдатель.
Вот она, медленно, на дрожащих, словно ватных, ногах, подходит к носилкам. Приподнимает край одной простыни - Стоян, другой - Илис, третьей - Иржи. Давящее чувство внутри нее растворяется в боли. Еще пару часов назад она общалась с ними всеми. Еще пару часов назад они были живы. Еще пару часов назад они улыбались ей, смеялись, шутили, любили...
Стоян, как обычно, был со своим меланхоличным выражением лица и неизвестно откуда взявшейся соломинкой во рту. Когда она уходила, он вынул ее, поцеловал в щечку на прощание, и снова засунул в рот и кивнул, мол, дело сделано, можешь идти.
Иржи еле-еле оторвал взгляд от каких-то отчетов, чтобы посмотреть на нее и ободряюще улыбнуться. Он редко ее целовал, его старая душевная травма до конца так и не была залечена. Но они были близки к этому. Поэтому он спокойно переносил, когда она сама проявляла инициативу и целовала его. Почему в этот раз она не поцеловала, а просто взъерошила его красные волосы?
Илис же, как и всегда, ждал ее у выхода. В своих балахонистых одеждах, с распущенными волосами и слегка подведенными глазами, как она любит. Он подошел к ней, нежно приобнял левой рукой за талию и поцеловал на прощание, при этом умудрившись свободной рукой хорошо, нагло и по-хозяйски, пройтись по ее телу. И все это с совершенно невинным выражением лица. Как обычно, он получил по наглой руке в ответ и еще небольшой подзатыльник в придачу. Но только она знала, что это его никогда не остановит. Самый женственный мужчина, которого она видела и знала в своей жизни, был единственным, кто вел себя подобным образом с ней. Его боялись абсолютно все ее наемники, и дело было не в его своеобразном чувстве юмора. Просто Илис был невероятно силен.
И вот теперь их нет...
Все это время она также выполняла свои прямые обязанности, как глава гильдии. В первую очередь Власта встретилась с родственниками и близкими погибших людей. Выразила соболезнования, утешила. Для каждого у нее нашлось хотя бы пару слов утешения. Поручила своим заместителям позаботиться о детях, которые остались сиротами, назначить им пособия и пенсии, если таковые не были предусмотрены в контрактах их родственников. Посетила раненых наемников, приободрила их. Прошла по территории лагеря, оценивая ущерб, нанесенный ему. Обсудила планы окончательной
Все это она делала спокойно и уверенно, проявляя нужную долю участия и заботы, как и следовало лидеру. Но в душе у нее царил хаос из холода боли утраты и чувства одиночества. Только она осознавала, что если сейчас даст волю своим чувствам, то это не принесет никому никакой пользы, а люди верили в нее. Многие наемники и их семьи жили в лагере уже целыми поколениями. Их уже даже можно было назвать ее личными людьми, пусть они и не приносили клятву верности слуг и имели контракты наемников.
Лишь поздним вечером она оказалась у себя в комнате. Одна. И именно в этот момент, она дала волю своим чувствам. Слезы сами полились из ее глаз. Она плакала молча, практически беззвучно, лежа в позе эмбриона на полу. У нее не нашлось сил даже для того, чтобы добраться до своей кровати или чтобы снять с себя одежду. Просто в одно мгновение она упала на пол и заплакала. Без громких рыданий и криков. Лишь текущие рекой слезы, что она сдерживала все это время. Лишь боль утраты и она. Один на один. Как и всегда в большей части прожитом ею времени.
Время. Один из самых могущественнейших врагов, если не самый могущественный для долгожителей. Видеть, как уходят за край твои близкие. Понимать, что больше ты не увидишь тех, кого так любил и жить с этим осознанием все это время. Ольми, теперь еще Стоян, Иржи, Илис. Список имен, конечно, больше, но эти люди оставили особый след в ее жизни. Ее лучшая подруга, ее единственные наложники. Других не будет. Никогда.
Вайла не заметила наступления ночи и утра. Власта просто лежала и плакала. Дверь в ее комнату была закрыта на ключ, потому что она не хотела, чтобы остальные видели ее проявления слабости. Она их лидер. Они равняются на нее. Они ждут от нее помощи. Поэтому нельзя было давать им повод усомниться в ней. Благо, у нее хватило сил отдать все нужные распоряжения, и теперь она могла побыть одна.
Спустя еще какое-то время она краем уха услышала какие-то громкие разговоры, ее слуги пытались не пустить кого-то в ее комнату. Спорили и возражали. Потом раздался непонятный громкий командный рык, и наступила тишина на несколько мгновений. После чего, дверь ее комнаты открылась (запасной ключ был у слуг), раздались уверенные приближающиеся мужские шаги. Она не видела лица вошедшего, только его ноги и обувь.
Этот кто-то присел рядом с ней. Взяв ее за плечи, приподнял и уверенным движением прижал к своей груди.
Теплое чувство появилось у нее в груди. Необъяснимая волна спокойствия и поддержки окутали ее словно большое мягкое одеяло. Ком у нее в горле, который мешал говорить и рыдать, распался и Власта, не выдержав, заревела с новой силой, доверчиво уткнувшись в мужскую грудь.
Все ее старания не показывать свою боль остальным, были сметены этими уверенными и сильными движениями вошедшего. Кто это был? Ее старший брат? Дядя Ждан? Или же отец? Ей сейчас это было не важно. Важно, что сейчас рядом был кто-то, на кого она могла опереться. С кем она могла, хотя бы так, разделить свою боль.