Весь цикл «Десантник на престоле». Шесть книг
Шрифт:
— Вы, несомненно, правы. После услышанных подробностей я в этом тоже убежден.
Глава 55
Рано утром 10 мая 1869 года Николай Гаврилович Чернышевский тихо сидел на лавочке в Измайлово, на месте недавних гуляний. И думал о прошедшем дне, вглядываясь в легкий утренний туман так, будто за ним пряталось что-то любопытно. Вдруг он услышал совсем близко шаги и обернулся, встретившись взглядом с Германом Александровичем Лопатиным.
—
— Да. Никак от вчерашнего дня отойти не могу. Всю ночь ворочался — думал.
— Так вы рассольчику откушайте, оно сразу легче станет.
— Вы, Герман Александрович, шутить изволите?
— Да какие тут могут быть шутки? После того, что вчера произошло.
— Да… Странный день… Я ведь последние месяцы гадал о том, зачем меня из Нерчинского округа в Москву выписали. — Чернышевский достал сложенную вчетверо листовку с выступлением Императора и рассеяно на нее посмотрел.
— Признаюсь, я тоже оказался глубоко шокирован. Самодержец наш ведь много политических освободил. Правда, без шума. Мне Александр Иванович писал, что и ему предлагали вернуться, обещая безопасность.
— И он отказался? — Удивился Чернышевский.
— Опасается. Он наслышан о том, как Император расправлялся с неугодными людьми в Польше и Санкт-Петербурге.
— Думаю, все это пустое. Если бы Александр хотел с ним расправиться, то давно это уже сделал. Говорят, что у него просто изумительная разведка. Одна из лучших в Европе, если не лучшая. Так и напишите ему при случае. Хотя, конечно, разумнее будет просто приложить листовку. Я ее уже раз двадцать перечитал. Как самодержавный правитель вообще такое может написать!?
— А может это все ложь? Пустил пыли в глаза, чтобы порадовать простых людей, а сам за старое?
— Старое? Александр? — Николай Гаврилович задумался. — А было ли у него старое? Вот что вы помните со вчерашних гуляний? Да такого, чтобы ни в какие ворота не лезло?
— Поразительное звуковое сопровождение. Это практически чудо!
— Вы не правы. Чудо заключается совершенно в ином. Вы, я надеюсь, помните коронацию батюшки покойного Императора?
— Конечно, помню.
— Конечно, помню.
— Так вот. Звук, воздушные шары, дирижабли, прекрасный парад и прочее — это все, конечно, замечательно. Но вы не заметили главного. Я бы даже сказал, ключевого момента. — Чернышевский сделал паузу и выразительно посмотрел на Лопатина.
— Полно вам, Николай Гаврилович. Не томите.
— Вы не заметили заботу о людях, — торжественно подытожил Чернышевский. — Бог с ней с полицией, драки пьяные разнимает — и то добро. Но врачи! Вы видели, как оперативно приезжали кареты? Как оказывали помощь тем, кому становилось плохо? Где и когда вы хотя бы слышали о подобном?
— Кстати, а куда их свозили?
— Признаться, не в курсе. Но в газетах написали, что
— Хм… — Лопатин удивленно хмыкнул. — А ведь и верно.
— «Слона-то я и не приметил?» — Улыбнулся Николай Гаврилович.
— Именно! Неужели…?
— Все возможно. Не зря же он нас тут держит? Я не испытываю иллюзий в отношении революционной борьбы — попробуй мы сейчас заняться чем-то подобным… — Чернышевский угрюмо усмехнулся, — и Научно-исследовательский институт Медицины обогатится на еще несколько осужденных на опыты. Кстати, а помните, как он появился лично в парке?
— Как не помнить. Я просто поразился тому, как сотрудники Имперской охраны быстро и аккуратно заняли территории. Эти холодные, спокойные глаза. А в кармане у каждого был крепко сжат револьвер, который они готовы были пустить в ход без малейшего сожаления. До сих пор, мурашки по телу.
— И опять, дорогой Герман Александрович, вы смотрели не туда. Видимо, вы еще слишком молоды и горячи.
— В самом деле? — Заинтересовался Лопатин.
— Император пришел к простым подданным, ненадолго, но пришел. Но ладно это — как он себя повел! Помните, вон там за столиками вчера сидела шумная компания?
— Конечно. Мы с вами потом не выдержали и присоединились к ним.
— Верно. А за час до того, Александр туда подсаживался.
— Что?! — Лопатин выразил полное удивление.
— Именно! Подсел. Поговорил. Спросил о проблемах. О жизни. Выпил с ними стопочку за их здоровье, что примечательно. Съел порцию каши, той же самой, что готовили для всех. Да не чураясь и не кривя лицом. Посидел с четверть часа и пошел дальше. Вы можете себе представить его деда или отца за таким занятием?
— Поразительно! А я вчера еще удивился такому странному настрою этих рабочих. Как будто их кто «За царя и Отечество» нанимал агитировать. Они ведь с ткацкой фабрики были? — Чернышев утвердительно кивнул. — Такой настрой на позитивные изменения! Такая вера!
— Это эйфория… революционная эйфория… — сокрушенно покачал головой Чернышев. — Александр смог выпустить пар народа и снизить многократно накал социального напряжения. Пока только в Москве, но эти люди о нем дифирамбы будут петь по местам. И я осмелюсь предположить, не безрезультатно.
— Вы думаете, что это революция? — Удивленно посмотрел на Чернышева Лопатин.
— Не знаю. Ей-богу, не знаю. Все так необычно. Нет ни стрельбы, ни баррикад, ни народных масс одержимых страстью…
— Но…
— Да, Герман Александрович. Да! Если это революция, то нам нужно начинать действовать. И немедленно!
— Но как?
— Не знаю как вы, а я намерен сегодня же записаться на прием к Императору по личному вопросу. Я хочу спросить его прямо. Мне нужно понять что происходит.