Весь Дэн Браун в одном томе
Шрифт:
— Десять тысяч евро. Прямо сейчас.
Пилот обернулся и удивленно уставился на епископа:
— Сколько? Да с каких это пор у священников водятся такие деньги?
Арингароса вернулся к своему креслу, открыл черный портфель, достал пачку облигаций. Снова пошел к кабине и протянул пилоту.
— Что это? — спросил тот.
— Облигации Банка Ватикана на предъявителя. Здесь на десять тысяч евро.
Пилот смотрел с сомнением.
— Это то же самое, что наличные.
— Наличные, они и есть наличные. — И пилот решительно протянул пачку обратно.
— Это вопрос жизни и смерти, — прошептал он. — Вы должны помочь мне. Мне срочно необходимо в Лондон.
Тут пилот заметил толстое золотое кольцо у него на пальце.
— Что, настоящие бриллианты?
— С ним я никак не могу расстаться, — пробормотал Арингароса.
Пилот пожал плечами, отвернулся и уставился на приборную доску.
Арингароса не сводил глаз с любимого кольца, сердце у него разрывалось. Он, того и гляди, потеряет все, что с ним связано. После продолжительной паузы он медленно стянул кольцо с пальца и положил на приборную доску перед пилотом.
Затем вышел из кабины и вернулся на свое место. Секунд через пятнадцать он почувствовал, как пилот свернул на несколько градусов к северу.
Но даже это не обрадовало Арингаросу.
А ведь как все начиналось, просто замечательно! Изумительно, изящно разработанный план. И теперь он разваливается, точно карточный домик… и конца этому не видно.
Глава 76
Лэнгдон видел, как потрясли Софи воспоминания о ритуале в доме деда. Сам же он не переставал удивляться тому, что Софи довелось стать свидетельницей Хиерос гамос, причем не только полного ритуала, но и участия в нем Жака Соньера… Великого мастера Приората Сиона. Компания у него была просто блистательная. Да Винчи, Боттичелли, Исаак Ньютон, Виктор Гюго, Жан Кокто…
— Просто не знаю, что вам сказать, — тихо заметил Лэнгдон. В зеленых глазах Софи блестели слезы.
— Он воспитывал меня как родную дочь.
Только теперь Лэнгдон заметил в ней перемену. Это было видно по глазам. Выражение отсутствующее, она словно ушла в себя. Прежде Софи Невё проклинала своего деда. И только теперь увидела ситуацию в совершенно другом свете.
За стеклом иллюминатора быстро светлело, на горизонте появилась малиново-красная полоска. А земля под ними была по-прежнему погружена во тьму.
— Надо бы подкрепиться, дорогие мои! — В салон вошел Тибинг и, весело улыбаясь, поставил на стол несколько банок колы и коробку крекеров. Затем извинился за столь скудное угощение: просто давно не пополнял припасов на борту. — Наш друг монах все еще отказывается говорить, — добавил он. — Но ничего, ему надо дать время. — Он откусил от крекера большой кусок и уставился на листок со стихотворением. — Итак, милые мои, есть ли идеи? — Он поднял глаза на Софи. — Что пытался сказать этим ваш дедушка? Где, черт побери, надгробный камень, которому поклонялись тамплиеры?
Софи лишь молча покачала головой.
Тибинг снова занялся
Ночь быстро сдавала позиции, за стеклом становилось все светлее, и Лэнгдон, наблюдавший за этими превращениями, вдруг увидел внизу поблескивающую морскую гладь. Ла-Манш. Теперь уже скоро.
Видимо, Лэнгдон в глубине души надеялся, что озарение придет к нему с рассветом, но этого не произошло. Чем светлее становилось за стеклом, тем призрачнее становилась истина. В ушах звучали строки, написанные пятистопным ямбом, заклинания Хиерос гамос и других священных ритуалов, рев самолета.
Надгробие, которому поклонялись тамплиеры.
Самолет летел совсем низко, когда Лэнгдона вдруг осенило. Он со стуком поставил на стол пустую жестянку от колы.
— Вы мне не поверите, — начал он и обернулся к Тибингу и Софи. — Мне кажется, я знаю… про надгробие тамплиеров.
Глаза у Тибинга стали как блюдца.
— Вы знаете, где надгробие?
Лэнгдон улыбнулся:
— Не где. Я наконец понял, что это.
Софи всем телом подалась вперед.
— Мне кажется, слово «headstone», «надгробие», здесь следует понимать в его прямом изначальном смысле. «Stone head» — «каменная голова», — объяснил Лэнгдон. — И никакое это не надгробие.
— Что за каменная голова? — спросил Тибинг. Софи тоже была удивлена.
— Во времена инквизиции, Лью, — начал Лэнгдон, — Церковь обвиняла рыцарей-тамплиеров во всех смертных грехах, правильно?
— Да, это так. Священники не уставали фабриковать против них обвинения. В содомии, в том, что они якобы мочились на крест, в поклонении дьяволу — список весьма пространный.
— И в этом списке значилось также идолопоклонничество, верно? Церковь обвиняла тамплиеров в том, что они тайно совершают ритуалы, молятся перед вырезанной из камня головой… символизирующей языческого бога…
— Бафомет! — возбужденно перебил его Тибинг. — О Господи, Роберт, ну конечно же, вы правы! Это и есть камень, которому поклонялись тамплиеры!
Тут Лэнгдон быстро объяснил Софи, что Бафомет был языческим богом плодородия. Считалось, что он наделен невиданной мужской силой. Бафомета часто изображали в виде головы барана или козла — общепринятых символов плодовитости. Тамплиеры почитали Бафомета, вставали в круг, в центре которого находилась каменная голова, и хором читали молитвы.
— Бафомет! — радостно рассмеялся Тибинг. — Церемония была призвана восславить магию сексуального единения, дающего новую жизнь, но папа Климент был убежден, что Бафомет — это на самом деле голова дьявола. Каменная голова использовалась им в качестве главной улики в деле тамплиеров.