Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Куда ты собирался, Кеннет? — спросил Херити.
— На улицу.
— В хлев, полный мягкой соломы? Мечтать о том, как хорошо было бы поваляться на этой соломе с молодой женщиной, которую сам выберешь?
— Оставьте его в покое, — примирительно сказал Мерфи.
Херити перевел на него взгляд.
— Конечно, мистер Мерфи. Но на улице почти ночь, и мы не нашли ни винтовку прохвессора, ни ваш пистолет, поэтому я хочу держать всех перед глазами. — Херити сделал большой глоток самогона, переводя глаза над краем стакана с Мерфи на Гэннона.
Отец Майкл вмешался:
—
— Я тоже не желаю им зла, — сказал Херити. — Ни в коем случае, это просто предосторожность против того зла, которого можно избежать, если быть осмотрительным с оружием.
И он снова сделал большой глоток самогона.
Мерфи попытался улыбнуться ему, но смог только скривить губы. Его взгляд был прикован к автомату на груди Херити. Гэннон просто уставился в свою тарелку.
— Мистер Гэннон? — спросил Херити.
Не поднимая глаз, Гэннон сказал:
— Мы достанем остальное оружие после новостей.
— После новостей?
— Сейчас время новостей, — пояснил Гэннон. — У меня есть приемник. Он сзади, в буфете возле раковины. — Он поднялся.
Херити повернулся на стуле, наблюдая, как Гэннон подходит к буфету и возвращается с переносным приемником, который он поставил посреди стола.
— У нас есть запас батареек, — сообщил Мерфи. — Терренс все хорошо продумал, когда приехал сюда.
Гэннон повернул ручку, и в неожиданно затихшей кухне раздался громкий щелчок. Все смотрели на приемник.
Он издавал шум помех, который сменился мягким гудением, затем раздался мужской голос:
— Добрый вечер. Вы слушаете континентальную станцию Би-би-си с нашим специальным выпуском для Великобритании, Ирландии и Ливии. — В голосе диктора слышался итонский акцент. — По нашему обычаю, мы начинаем передачу с молчаливой молитвы, — сказал диктор. — Мы молимся за быстрое окончание этого несчастья, чтобы мир получил новые силы и долгий покой.
Шум радио казался Джону громким, он наполнял пространство вокруг них напоминанием о других людях и иных местах, о многих мыслях, сосредоточенных в молитве. Он почувствовал горечь в горле и окинул взглядом сидящих за столом. Все склонили головы, кроме него и Херити. Последний, встретившись глазами с Джоном, подмигнул.
— Ты заметил последовательность? — спросил Херити. — Великобритания, Ирландия и Ливия. Они могут называть ее первой, но Британия больше не великая.
— Это Би-би-си, — сказал Гэннон.
— А передачу ведут из Франции, — продолжил Херити. — Ни одного англичанина в редакции, хотя я уверен: все они говорят, как преподаватели из Оксфорда. Американцы, французы и пакистанцы, как мне сказали.
— Какое это имеет значение? — спросил Гэннон.
— Это имеет значение, потому что это факт, который не может отрицать ни один разумный человек! Этим янки, и «пакки», и лягушатникам сделали промывание мозгов. В первую очередь Англия, потом уже Ирландия, а потом язычники.
— Да получат наши молитвы скорый ответ, — сказал диктор. — Аминь. — Бодрым голосом он продолжил: — А теперь новости.
Джон слушал с увлечением. Стамбул был
— Что за великая и славная картина! — воскликнул Херити. — Весь мир становится Швейцарией! Антисептический мир с перинами, мягкими, как юная грудь, да, Кеннет? — Херити смотрел на мальчика, лицо которого густо покраснело.
Джон чувствовал только удивление от размеров пространства, которое было приведено в движение. Последствия были гораздо более внушительными, чем он ожидал, хотя Джон и не мог сказать, каковы были ожидания. Когда он думал об этом, то чувствовал шевеление О'Нейла-Внутри. Он все равно испытывал не раскаяние, а только благоговейный страх перед тем, что Немезида может принять вид национальных катастроф.
Перечень мест, в которые ударила чума, казался бесконечным. Джон понял, что это наиболее важная часть новостей — места, которых надо избегать. «Как близко она подобралась?» Он знал об ограничениях на путешествия — чтобы пересечь большинство границ, требовались специальные паспорта, утвержденные Барьерной командой Объединенных Наций… и границы эти больше не были всего лишь границами стран.
Советский Союз не объявил о новых «горячих» точках, однако данные спутниковых наблюдений, предоставленные Соединенными Штатами, говорили о новых вспышках Панического Огня в юго-восточном регионе, от Омска и почти до Семипалатинска — «во многих городах и деревнях явно видны пожары, однако Омск выглядит нетронутым».
— Так много новых эвфемизмов насилия, — пробормотал Гэннон. Он обвел взглядом стол, будто ища что-то или кого-то, кто здесь не присутствовал. — Неужели Безумец думает, что принесет мир и конец насилия?
Джон опустил взгляд на свои руки. «Стремление к миру никогда не было частью этого», — думал он. Было только страстное желание О'Нейла отомстить. Кто может отказать в этом человеку, потерявшему близких? Джон чувствовал себя как психиатр О'Нейла, понимая его, а не обвиняя и не оправдывая.
В маленькой записной книжке, где делались краткие заметки для рапорта в Дублин, Херити написал этой ночью: «Если О'Доннел — Безумец, то он, по-видимому, ошеломлен размахом несчастья. Знает ли он, как далеко распространится чума? Волнует ли его это? Никаких признаков раскаяния. Никаких указаний на нечистую совесть. Как может он не реагировать, если он О'Нейл?»
В середине передачи было телефонное интервью с доктором Дадли Викомб-Финчем, директором Хаддерсфилдского исследовательского центра в Англии. Викомб-Финч сообщал, что «нет никаких заметных продвижений в поисках вакцины», хотя имеются «многообещающие направления, о которых я надеюсь сообщить позже».