Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе
Шрифт:
Фессенден насмешливо передернул плечами:
— Потому что, к сожалению, Брэдли, по сути своей я человек из крови и плоти. Как и у всех людей, во мне есть определенная, неискоренимая склонность к самолюбованию, которая — и я считаю это предосудительным — упорно толкает меня похвастаться своими достижениями перед кем бы то ни было. — Фессенден засмеялся. — Я похож на маленького мальчика, который склеил своего первого воздушного змея и очень хочет показать его кому-нибудь. Я понимаю, что это глупо, но меня это забавляет, и я не могу полностью отказаться от этой идеи. Вы, конечно, недостаточно умны, чтобы постичь мое открытие. Но все же вы будете
Я быстро выпалил:
— Обещаю, что все, что вы мне расскажете, останется между нами.
Фессенден захохотал во все горло:
— А вам и не нужно мне это обещать. Меньше всего меня это волнует. Вы можете выйти отсюда и поведать всему миру о том, что здесь увидели. Только, если вы так сделаете, наши, а вернее, ваши коллеги объявят вас сумасшедшим и, вероятно, запрут в соответствующее заведение. Пожалуйста, вперед!
Он все посмеивался, когда поднимался со стула.
— Это в задней комнате, моей лаборатории, Брэдли, — сказал он.
— Но все же что это? — спросил я, полный сомнений. — Что вы изобрели?
— Я создал Вселенную! — гордо ответил Фессенден.
Я раздраженно заметил:
— Это грандиозная метафора, но что же в действительности за ней кроется?
— Это совсем не метафора, — неожиданно мягко сказал Фессенден. — Я без преувеличений повторяю, что в своей лаборатории я создал Вселенную, Вселенную с миллионами солнц и с десятками миллионов миров.
Я молчал. Я избегал его взгляда и пытался скрыть от него свое разочарование.
Фессенден фыркнул от смеха:
— А всего минуту назад вы осуждали тех, кто считает меня безумным. А сейчас вы согласны с ними, не так ли? И даже подумываете, как бы вам поприличнее улизнуть из дома этого сумасшедшего Фессендена?
Он добавил, ухмыляясь:
— Пойдемте со мной в лабораторию, Брэдли. Уж там-то вы сами убедитесь во всем.
Я шел по коридору за его высокой, мощной фигурой. Я действительно думал, что его самоизоляция и нелепость исповедуемых им радикальных теорий отразились на его разуме. Но все же у него должно быть что-то, что он хотел мне показать. И мне было любопытно увидеть, что же это.
Под лабораторию оказалась задействована длинная комната, стены которой были завешаны полками с приборами, между ними стоял большой, сложной конструкции электрический аппарат.
Большая часть оборудования, которое я увидел, была мне не знакома. Затем мой взгляд приковало к себе нечто в центре лаборатории. Это нечто состояло из двух двенадцатифутовых металлических дисков с решетчатыми поверхностями, один из них располагался на полу, а другой на потолке прямо друг над другом. Они были присоединены кабелем к электрическому аппарату, и их решетчатые поверхности светились бледно-голубым.
Между двумя дисками, которые сами по себе плавали в воздухе, висело облако из крошечных искорок огня. Это очень напоминало бесчисленный рой мельчайших золотистых пчел. Рядом с этим непонятным сооружением располагалось несколько приборов, напоминающих микроскопы, хотя по виду и они мне были не знакомы. Создавалось впечатление, что эти микроскопы как бы наблюдали за этим плотным облаком светящихся искорок.
Фессенден подошел к сооружению и, умиротворенно показав на ярко-синие диски на полу и потолке, произнес:
— Эти диски, Брэдли, в пространстве между ними, нейтрализуют все обычные законы гравитации.
— Что? — воскликнул я от изумления. Я подошел
— Не вздумайте этого делать! — предостерегающе произнес он. — Человеческое тело привыкло к гравитации Земли, и оно внутренне неразрывно связано с ней. Если бы вы встали между двумя дисками, то есть оказались бы вне силы притяжения Земли, ваше тело разорвалось бы от своего собственного внутреннего давления, подобно тому, как разорвало бы глубоководную рыбу, которую вдруг резко подняли бы на поверхность с обычной для нее глубины, где потрясающе высокое давление. — И Фессенден добавил, указывая на парящий рой искорок между дисками: — Вся эта конструкция необходима, чтобы моя Вселенная не зависела от земной гравитации.
Я недоуменно смотрел то на Фессендена, то на светящийся рой, то опять на его смуглое, улыбающееся лицо.
— Вы хотите сказать, что эти небольшие блики света — Вселенная?
— Как раз они и есть, — уверил меня он. — Посмотрите поближе, Брэдли.
Я присмотрелся и почувствовал, как мурашки пробежали по моему телу. Эти светящиеся точки казались настолько малы, что я едва мог отличить их друг от друга, но все же понимал, что в том рое искр их должны быть миллионы. И все же в них было что-то страшно знакомое. По цвету одни из этих крошечных искорок были пламенно-белыми, другие — раскаленными докрасна, третьи — золотисто-желтыми. Таких же цветов и различные солнца в нашей собственной Вселенной! Некоторые из них разбивались на группы по две или три искры. И здесь, и там, в подлинной, живой Вселенной, число скоплений этих солнц превышало несколько тысяч. И здесь, и там существовали маленькие ярко светящиеся пятнышки, напоминающие крошечную туманность, а также медленно двигающиеся искры с тянущимися за ними хвостами света, как кометы-лилипуты. И те искры действительно казались солнцами! Я был уверен в этом на сто процентов даже тогда, когда мой разум боролся с этой мыслью и я твердил про себя, что сие невозможно.
Внутренне я понимал, что видел перед собой миниатюрную Вселенную, размеры которой были несопоставимо малы по сравнению с нашей собственной, и в то же время она существовала и казалась такой же реальной, как и наша. Здесь, в лаборатории Фессендена, родился микрокосмос.
Фессенден внимательно следил за моей реакцией. Наконец он ласково произнес:
— Да, Брэдли, это правда. Это крошечная, самостоятельная Вселенная со своими собственными солнцами, туманностями и мирами, хотя она и состоит, сравнительно конечно, из бесконечно малого количества атомов. Но это настоящая Вселенная, такая же, как и наша.
— И вы утверждаете, что вы ее создали? — задыхаясь от изумления, спросил я.
Фессенден кивнул головой.
— Да, я ее создал несколько недель назад. После ряда ошибок мне удалось добиться ее существования, стабилизировать ее природу. И я до сих пор экспериментирую над ней.
Его черные глаза заблестели.
— Разве я не говорил вам, что это самый величайший эксперимент за всю историю науки? Представьте себе, какие возможности мне открываются: я могу проводить астрофизические и другие наблюдения в условиях космоса, не выходя из лаборатории. По желанию, с помощью изобретенных мною инструментов я могу изменять или уничтожать солнца и туманности, а благодаря моим микроскопам, я могу наблюдать за мельчайшими подробностями жизни этой крошечной Вселенной. Я могу проводить опыты над этой Вселенной, как над субъектом.