Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе
Шрифт:
— Внук — это здорово! — воскликнул он. — Дэвид, ты знаешь, что я собираюсь сделать после его рождения? Я уйду на покой и оставлю тебя главой фирмы.
— Папочка! — воскликнула Рут и расцеловала отца.
Дэвид, запинаясь, поблагодарил его. И для себя он решил, что всё идёт к лучшему, и что смутная, беспричинная тоска прекратится. Теперь, кроме Рут, у него появится новая забота, ответственность мужчины за свою семью.
Он принялся за работу с удвоенным рвением. За несколько недель он полностью забыл свою слепую тоску, готовясь к новым событиям. Теперь с этим покончено, — говорил он себе. И вдруг во
Дэвид Рэнд не мог оторваться от зеркала, и странная догадка промелькнула в его мозгу. Может ли быть, что…
На следующий день он заехал к доктору Уайту под другим предлогом. Но перед уходом он, как бы невзначай, спросил:
— Доктор, я всё думаю, не может ли так случиться, что у меня снова начнут расти крылья?
Доктор Уайт подумал и сказал:
— Что ж, я думаю, что это, в принципе, возможно. Тритоны, например, восстанавливают утерянные конечности, и у множества животных есть способность к регенерации. Кончено, у обычного человека не может вырасти новая рука или нога, но ваш организм необычен и, возможно, способен на частичную регенерацию, по крайней мере, однократную. Однако, вас не должно это беспокоить, Дэвид. Если крылья вдруг начнут отрастать, приходите, и я удалю их без всяких хлопот.
Дэвид Рэнд поблагодарил и ушел. Но каждый день он пристально наблюдал за собой и скоро сомнений не осталось: причудливые изменения в генах, подарившие ему первые крылья, наградили его способностью к регенерации, хотя бы частичной.
Да, крылья росли снова, день за днём. Выступы на его плечах стали намного больше, и только специально покроя одежда делала их незаметными. В конце лета два крыла, настоящих крыла, пусть и маленьких, — прорвались наружу. Сложенные под одеждой, они не вызывали подозрения.
Дэвид знал, что должен пойти к врачу и отрезать их, пока они не стали больше. Он говорил, что ему не нужны никакие крылья; Рут, ребёнок и их будущее — вот что для него теперь важнее всего.
И всё же он не говорил об этом никому, пряча растущие крылья плотно сложенными под одеждой. По сравнению с первыми они были жалкими и слабыми, будто обессиленными операцией. Вряд ли он сможет летать с ними, — думал он, — даже если захочет. А он не хочет. Ещё он говорил себе, что крылья будет проще удалить, когда они достигнут своего полного размера. Кроме того, он не хотел волновать Рут в её положении подобными новостями. Вот так он успокаивал себя, а время шло, и в начале октября его вторые крылья выросли окончательно, хотя и выглядели чахлыми и убогими по сравнению с прежними великолепными крылами.
В первую неделю октября у Рут и Дэвида родился сын. Чудный здоровый малыш без малейших странностей. У него был нормальный вес, прямая и гладкая спинка, не обещавшая никаких крыльев. Через несколько дней все собрались в их маленьком коттедже, и восхищению не было предела.
— Ну разве он не красавец? — спрашивала Рут с гордостью, сиявшей во взгляде.
Дэвид молча кивал, и его сердце переполнялось радостью,
— Он просто чудо, — умилённо бормотал он. — Рут, любимая, я всю жизнь буду работать для тебя и него.
Уилсон Холл сиял и улыбался.
— У тебя будет возможность доказать это, Дэвид. Случилось то, о чём я говорил весной. Сегодня я, как глава фирмы, ушёл в отставку и позаботился о том, чтобы ты занял моё место.
Дэвид не находил слов для благодарности. Его сердце таяло от полноты счастья, от любви к Рут и их ребёнку. Он чувствовал себя на вершине счастья, какое только может быть. После того, как Уилсон Холл ушёл, а Рут уснула, он, оставшись в одиночестве, неожиданно понял, что должен выполнить свой долг.
Он сурово сказал себе: «Всё это время ты врал себе, выискивал предлоги и позволил крыльям вырасти. А в глубине души ты всё это время надеялся, что снова будешь летать». Он засмеялся. «Всё, теперь с этим покончено. До этого я только уверял себя, что не хочу летать. Тогда это не было правдой, а теперь — правда. Я больше не буду тосковать по крыльям и полёту — теперь, когда у меня есть двое, Рут и сын.»
Нет, никогда больше. Покончено. Сегодня же вечером он поедет в город к доктору Уайту и избавится от этих новоявленных крыльев. А Рут он даже никогда не скажет об этом. Горя решимостью, он выбежал из коттеджа в ветреную темень осенней ночи. Багровая луна висела над верхушками деревьев с восточной стороны, и в её тусклом свете он поспешил к гаражу. Деревья вокруг него гнулись и скрипели под тяжелыми ударами свирепого северного ветра.
Вдруг Дэвид остановился. Сверху, сквозь морозную ночь, донесся слабый отдалённый звук, от которого он вздрогнул и вскинул голову. Далёкий, призрачный крик, доносимый порывами ветра, то усиливаясь, то ослабевая, становился всё ближе и ближе — дикие стаи, летящие на юг, тревожили эту ночь криками вызова и победы над ветром, который пытался сломать их крылья. Неукротимое биение свободы, с которым, казалось, было покончено навсегда, ворвалось в сердце Дэвида.
Он вглядывался в темноту сверкающими глазами, и ветер развевал его волосы. Быть там, высоко, с ними, хотя бы ещё один раз… лететь с ними…
Почему бы и нет? Почему бы не полететь в последний раз, чтобы укротить эту надсадную тоску, — прежде чем лишиться своих последних крыльев? Он не залетит далеко, а так, немного полетает, а потом вернётся, отрежет крылья и посвятит свою жизнь Рут и сыну. Никто и знать об этом не будет.
В темноте он быстро сбросил одежду, выпрямился и развернул крылья, которые так долго скрывал. Тревожное сомнение охватило его. Сможет ли он вообще взлететь? Смогут ли эти жалкие, чахлые крылья хотя бы на пять минут продержать его в воздухе? Нет, не смогут. Он был уверен в этом.
Бешеный ветер грохотал, деревья стонали, а серебряные крики в вышине становились громче. Дэвид приподнялся на носки, согнул колени, расправил крылья, готовясь взлететь, и его лицо побелело от страха. Он не сможет. Он знал, что не сможет оторваться от земли. Но ветер кричал ему в лицо: «Ты сможешь сделать это, ты снова будешь летать! Посмотри, я за твоей спиной, я помогу тебе взлететь, добраться до самых звёзд!»
И ликующие звуки в вышине вторили ветру: «Вверх! Лети к нам! Ты из нашей породы, ты наш! Вверх! Лети!»