Весь Карл Май в одном томе
Шрифт:
— Вы не выходите здесь, сэр, чтобы пересесть на поезд, идущий в Колорадо через Денвер?
Настала моя очередь отрицательно покачать головой.
— Ну, что же, в таком случае мы остаемся попутчиками.
— Далеко ли вы едете? — спросил я.
— Как вам сказать? И да, и нет. Как захочется и как получится. А вы?
— Я еду в Огден.
— Ах, вот оно что! Вам захотелось посмотреть город мормонов?
— Сначала посмотрю город, а потом отправлюсь в горы Титон и Виндривер.
Толстяк недоуменно поглядел на меня.
— В горы? Да, в смелости вам не откажешь. Надеюсь, вы едете
— Один.
Мой ответ развеселил его, и он принялся буравить меня своими крохотными глазками.
— Один? В горы Титон? Туда, где бродят индейцы-сиу и серые медведи? А вам когда-нибудь о них приходилось слышать?
— Не так уж много, но кое-что я о них слышал.
— Могу я вас спросить, сэр, кто вы такой?
— Я пишу книги.
Он не выдержал и громко расхохотался. Когда-то Сан-Иэр точно так же хохотал, услышав, что писатель собирается посетить Скалистые горы, к тому же в одиночку.
— Достойное занятие! — громко смеялся мой спутник. — Небось вознамерились написать книгу о горах Титон?
— А почем у бы и нет?
— А вам когда-нибудь приходилось читать книгу с хорошим описанием индейца или медведя?
— Разумеется, — ответил я без улыбки.
— И вам кажется, что вы тоже сможете поразить читателей таким же описанием?
— Думаю, что смогу.
— И у вас наверняка имеется упакованное в чехол ружье?
— А разве можно отправляться в такое путешествие без ружья?
— Послушайтесь доброго совета, сэр. Выходите из поезда, пока он не тронулся, и возвращайтесь домой. Вы, правда, выглядите неплохо, и силы вам не занимать, однако я сомневаюсь, что вы сумеете подстрелить белку, не говоря уж о медведе. Книги помутили ваш разум. Да от одного взгляда на дикую кошку вы упадете замертво, а мне жаль вашей молодой жизни. Вы читали Купера?
— Да, и с большим удовольствием.
— Так я и думал. К тому же вы, наверное, наслушались рассказов про Виннету, Олд Шеттерхэнда, Длинного Галлера и других известных вестменов.
— О, я очень много слышал о них, — скромно ответил я.
Толстяк откровенно веселился, не подозревая, что меня наша беседа забавляет не меньше, чем его.
— Книги, — поучал он меня, — опаснее всякой заразы. Читать их, конечно, приятно, может быть, приятно и писать, но не принимайте все, что в них наплетено, за правду. Мне вас искренне жаль! Вождь апачей Виннету готов сразиться с тысячей чертей, и можете быть уверены, что он победит их. Олд Шеттерхэнд еще никогда не промахнулся, к тому же он одним ударом кулака размозжит голову любому краснокожему. Если кто-нибудь из них скажет мне, что собирается в Титон, я удивлюсь их смелости, но все же поверю, что они так и сделают. Но вы?! Где ваша лошадь?
— У меня ее нет.
Мое откровенное и, как ему показалось, наивное признание позабавило его еще больше.
— Ха-ха-ха! Он собрался в Титон без лошади! А вы часом не сошли с ума, сэр?
— По-моему, нет. Если мне понадобится лошадь, я ее куплю или поймаю.
— Где?
— Где будет удобнее.
— Вы хотите это сделать в одиночку?
— Попытаюсь.
— Вашей самоуверенности можно позавидовать, сэр. Я вижу, у вас на плече висит лассо, но бьюсь об заклад, что вы его и на старый пень не
— Почему же?
— Хотите обижайтесь, хотите нет, но я скажу прямо: вы не способны на подвиги.
— С чего вы взяли?
— Да это же ясно, как день! Посмотрите на себя и на настоящего вестмена. На вас все новенькое, с иголочки: сапоги сверкают как зеркало, штаны из лосиной кожи еще не протёрлись, на рубашке индейская вышивка! Шляпа обошлась вам не меньше чем в двадцать долларов, а нож и револьвер наверняка еще никому не причинили вреда. Вы стрелять-то умеете, сэр?
— Немножко. Когда-то я состоял членом Общества стрелков, а однажды даже выиграл состязание, — похвастался я с серьезным видом, кстати, нисколько не погрешив против истины.
— Боже, вы выиграли состязание! Какой успех! Вы стреляли в деревянную птицу и попали! Умоляю вас, немедленно возвращайтесь домой, не то вас ждет гибель.
— Поживем — увидим. Где теперь Олд Шеттерхэнд, о котором вы упомянули?
— Кто может знать, где он? Недавно я заехал на Фокс-Хет и встретил там Сан-Иэра. Наверняка о нем вам тоже приходилось слышать. Он долго путешествовал в обществе Олд Шеттерхэнда и сказал мне, что тот уехал то ли в Европу, то ли в Африку, в пустыню Сахару. Говорят, он часто ездит туда и сражается с местными краснокожими, которых почему-то зовут арабами. Его не зря прозвали Шеттерхэндом, одним ударом кулака он сбивает с ног любого верзилу. Посмотрите теперь на свои руки. Они белые и мягкие, сразу видно, что вы зарабатываете на жизнь тем, что мараете бумагу, и, кроме пера, не держали в руках другого оружия. Послушайтесь моего совета и возвращайтесь поскорее домой. Дикий Запад не для таких джентльменов, как вы.
Он предупредил меня и, считая, что выполнил свой долг, умолк, а я и не пытался возобновить разговор.
Поезд миновал станцию Шерман, снова наступил вечер. На рассвете мы проехали Ролинс. За ним простиралось пустынное плоскогорье, поросшее полынью. Оно неплодородно, лишено рек и каких бы то ни было водоемов и похоже на Сахару, но без единого оазиса. Однообразный угрюмый пейзаж подавляет человека.
Именно в таком негостеприимном и мрачном месте находится железнодорожная станция, которую назвали Горьким Ручьем, хотя никакого ручья там нет и в помине, а воду приходится возить в бочках за семьдесят миль. Возможно, когда-нибудь и здесь начнется настоящая кипучая жизнь, так как в недрах гор нашли неисчерпаемые запасы угля.
Вскоре мы миновали станции Карбон и Грин-Ривер. Теперь от Омахи нас отделяло восемьсот пятьдесят миль. Грустный пейзаж остался позади, появилась растительность, а холмы на горизонте приобрели яркие, сочные тона. Внезапно паровоз издал несколько частых и пронзительных гудков, какими машинист обычно предупреждает о приближающейся опасности. Заскрежетали тормоза, поезд остановился, и пассажиры высыпали из вагонов. Мы увидели жуткую картину. Вокруг валялись обгоревшие остовы вагонов, по-видимому, ночью бандиты сорвали рельсы, и поезд с рабочими и продовольствием на полном ходу свалился с высокой насыпи. Тут и там лежали обуглившиеся останки людей, то ли погибших при крушении поезда, то ли убитых грабителями, уничтожавшими свидетелей преступления.