Весь Кир Булычев в одном томе

Булычев Кир

Крони не ответил.

— Вот кому он отдал пистолет! — воскликнул Спел. — Мокрица дорого бы дал за эту весть.

— Забудь о своем Мокрице, — прервала его Гера. — Ты как маятник часов. Ты всегда был такой. Ты бежал к отцу выпрашивать сладости за то, что подсмотрел у нас с покойной сестрой, а потом бежал к нам и говорил, что отец обо всем знает.

— Не обвиняй меня в детских грехах, сестра, — улыбнулся Спел. — Ты хочешь, чтобы я рассказал трубарю о твоих? Он и так слишком ученый. Когда все трубари станут такими, нам с тобой придется

вместо них чистить нужники. Твоим ручкам это вредно.

— Когда меня мучил Мокрица, когда отец забыл обо мне, ты мне помог? Ты меня спас? Ты трепетал за свою драгоценную шкуру.

— А кто вытащил Леменя и помог ему убежать?

— Помог, потому что Лемень тоже кое-что знал о тебе.

— И этого трубаря я спас. И привел сюда, — маленький рот Спела дергался как от боли.

— Ваша милость, — вмешался в спор Крони. — Если случится, как мы хотим, то не будет грязных и уродливых людей.

— Ах, перестань, — отмахнулась Гера. — Всегда кто-то остается наверху. И если вы гнилые снаружи, то мы — внутри. Вот и вся разница.

Спел молчал, ему было невесело. Он был зол и не мог оторвать взгляда от красных пятен на платке сестры.

— Да, мы гнилые, — повторил Крони упрямо. — Но как только мы найдем путь наверх, все изменится. Я вам точно говорю.

— Какой еще путь наверх?

Гера снова закашлялась, и мужчины ждали, пока припадок пройдет, не знали, как помочь, и когда Спел все-таки сделал движение к ней, девушка вытянула перед собой руку, останавливая его.

— Туда, где всегда светло. Где потолок высоко и растут деревья, — сказал наконец Крони.

— Где он наслышался такой чепухи? — спросила Гера тихо, садясь и скручивая платок.

— У него есть картинка, — сказал Спел. — Какая-то фантазия. Когда он искал оружие, он…

— Я не искал оружие, — сказал Крони, — я искал библиотеку, я искал книги о Городе Наверху. Я верю в Город Наверху. И я слышал ученого человека, старого, который знает об этом городе. Его держали в темнице…

— Сумасшедший Рал-Родци, — сказал Спел сестре, и она кивнула, будто никакого другого имени не ожидала услышать. — Он давно умер.

— Нет, он жив.

— Еще очко в пользу Мокрицы, — сказал Спел. — Если я приду к нему с такими вестями, он меня простит. И за Леменя, и за украденный знак.

— Мокрица никогда никого не прощает. Ты знаешь, — сказала сестра. — Продолжай, трубарь.

Крони стало грустно. Он вдруг понял, что Гера не знает его имени: он для нее — безликий трубарь. Таким и останется.

— Что говорить? — сказал Крони. — Есть картина, она осталась у Мокрицы. Есть город. И если даже меня убьют и инженера Рази убьют, как вашего Леменя, госпожа, все равно будут другие люди. Главное — успеть выйти туда, пока мы не перемерли здесь. Вам, госпожа, тоже плохо под землей.

— Что ты сказал? — вздрогнула Гера, словно Крони задел ее грязной рукой.

— Я трубарь, госпожа, и чувствую влажность воздуха и знаю, сколько воды и откуда в каждой комнате, хоть завяжите

мне глаза. Если сорвать эти красивые ткани и поднять ковер с пола, там мокрые пятна и плесень. Вы кашляете, госпожа, как кашляют женщины внизу. Вы сделаны из такой же плоти, что и они. Хоть вы очень красивая, красивее всех женщин в городе, если вы не уйдете наверх, то умрете.

— И к лучшему, — сказала Гера и улыбнулась, глядя прямо в глаза трубарю, как будто увидела его впервые. — Как тебя зовут, трубарь? — спросила она.

— Крони, — сказал он. — Мой отец тоже был трубарь.

— Мы его поймали на улице, — сказал Спел. — И у него было много опасных вещей. Даже обойма от пистолета.

— Мокрица мог подсадить его на Чтение. Особенно если он следил за Рази и знал о его дружбе с Леменем. А через Леменя он хотел добраться до нас.

— Не думаю, — сказал Спел, похлопывая себя по бедру, по кобуре. — Я не позавидовал бы агенту Мокрицы у тебя в доме.

Крони молчал. Слова девушки были обидны. Если бы его обвинил в предательстве Спел, он бы не обиделся — мужчина должен быть подозрительным. Без этого не проживешь. Но девушка не должна так обижать его.

— Не слушай ее, Крони, — засмеялся вдруг Спел. — Мы все немножко рехнулись. Она не знает, каким ты был грязным, когда я отправил тебя под душ. Никакой агент не мог так измазаться. Трубари наживают эту грязь годами.

И хоть ничего лестного в словах Спела не было, Крони не удержался от улыбки и сказал:

— Теперь я чище и могу пойти в агенты.

— А теперь тебя Мокрица не возьмет. Ты слишком много знаешь. Если ты покажешь ему, где оружие, тебя убьют рядом с оружием. — А если не покажешь, оружие найдут без тебя, а тебя задушат здесь.

— Крони, — сказала Гера без злобы. — Ты недавно узнал много такого, о чем твои соседи и другие трубари не знают. И не узнают никогда, потому что нельзя давать знания всем. От знаний получается беспокойство, а от беспокойства — вражда и неутоленность. Так говорят ученые люди. Ты узнал много, и голова твоя не готова для этого. Ты вообразил себя всезнающим. Инженер Рази, которому бы следовало знать больше, не остановил тебя, а, наоборот, подогревал твое беспокойство, в чем его великое преступление перед Порядком. Пойми, что есть знание для всех, есть знание для инженера, а есть знание для чистых. Есть еще и высшее знание — знание для директоров. На этом держится Порядок.

— Вы, госпожа, обвиняли меня в том, что я говорю не своими словами. Вы говорили мне, что я повторяю слова инженера Рази. А вы повторяете слова своего учителя.

— Конечно, Крони, — согласилась девушка. — Мы все повторяем чужие слова. Но мои учителя знали больше, чем Рази.

— Почему? — спросил Крони. — Рази говорил, что есть Город Наверху. И Город Наверху есть. Старик говорил, что благородные загнали людей под землю, чтобы легче управлять ими. И это, наверно, правда. У инженера своя правда, у вашего учителя своя правда. Мы с инженером…