Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Как паровоз по рельсам, — произнес муж. — Как будто меня несет какая-то дьявольская сила. Даю вам честное слово — я ни сном ни духом не намеревался покинуть Викторию.
— Дьявольская, говорите?
— Я не отдавал себе отчета. Я пришел домой, хотел посмотреть телевизор, а вместо этого подошел к Виктории и говорю: «Сообщи детям, что я нашел счастье с другой женщиной». Я этого не хотел говорить…
— И давно это случилось? — докторским голосом спросил Сашок.
— Больше месяца. Или меньше? У меня все смешалось.
—
— Может быть.
Они услышали, как повернулся ключ в замке, и тут же в комнате возникла пышная, вульгарного вида женщина, ярко и слишком модно одетая, с сумкой, на которую пошло как минимум четыре синтетических крокодила.
— Павлик! — воскликнула она с порога. — Ты скучал?
И тут она увидела Сашка, который поднялся при ее появлении.
— Это что еще такое? — спросила она. — Если телевизионный мастер, то я вызывала на ту неделю.
— Нет, — сказал Сашок. — Поговорить с вами надо. По личному вопросу.
— Погодите, — сказала Дарья Павловна и твердыми шагами подошла к мужу. — На тебе лица нет, — сказала она. — Буквально нет лица. Ты опять переживал? Эта гадюка звонила?
— Мне никто не звонил.
— Молчи. По глазам вижу, что звонила. Так вот, учти и скажи ей, что, если она еще будет мне телефон обрывать, я ей ноги вырву.
— Она ни разу не звонила.
— Не перечь, ангел мой, — ответила Дарья Павловна, резким движением открыла резной шкаф черного дерева, который оказался заполнен пачками, бутылочками и упаковками лекарств. Она шустро покопалась в нем и вытянула на свет три бутылочки и розовый пакетик.
— Сейчас, — сказала она. — Выпьешь успокаивающего.
Она упорхнула на кухню, там что-то загремело, зазвенело.
— Она опять разбила чашку, — тихо сообщил Павлик. — Она всегда бьет чашки, когда переживает за мое здоровье.
Дарья Павловна уже вернулась. В руке ее был стакан, на открытой ладони другой руки — горсть пилюль.
— Быстро, — сказала она. — Все глотай. Быстро.
Павлик покорно проглотил кучку пилюль. Сашку даже страшно стало, сколько лекарств за раз приходится принимать этому человеку. Запил водой. Его острый кадык ходил в такт глоткам, а Дарья Павловна и Сашок смотрели на него.
— Все, — сказала Дарья Павловна. — Все проглотил?
— Все, — сказал Павлик.
— Раскрой рот, — велела Дарья Павловна. — Раскрой, раскрой, наверняка что-то за щеку спрятал, а потом выплюнешь, я тебя, мой котик, уже изучила.
Муж открыл рот, Дарья Павловна по-птичьи заглянула в него, ее большие груди прикоснулись к животу Павлика, и тот постарался втянуть живот. Но Дарья Павловна нажала сильнее и, обняв мужчину, положила ему голову на грудь.
— Я хочу ласки, мое счастье, — сообщила она, не обращая внимания на Сашка.
Сашок смутился и закашлялся.
— Вы здесь? — вспомнила Дарья Павловна. — Пошли на кухню. А ты, ангел,
Сашок проследовал на кухню за Дарьей Павловной.
— Что за дела? — спросила она, беря с холодильника пачку «Мальборо» и закуривая.
— Я по поводу записки, — сказал Сашок. — От товарища Д.
— Что? — испугалась Дарья Павловна. — Что-нибудь неправильно? Вы только меня не пугайте.
— Нет, я наоборот, — сказал Сашок. — Учтите, мне ничего не нужно. Я ее обратно принес.
— Как так принес?
— Нашел и принес. Чтобы вы ее уничтожили.
— Зачем?
— Чтобы спасти душу, — сказал Сашок.
— Вы что, шутите? Может, вы от этой гадюки, Виктории? Тогда растерзаю.
— Нет, я сам по себе! — воскликнул Сашок. — Я пришел, чтобы освободить вас от дьявола. Ну неужели не понятно? Я пришел помочь.
— То есть как помочь? Нет уж, обратного хода нету. Я на жертву пошла. Я душу отдала ради простого человеческого счастья. И учтите, Павлика я никому не отдам. Я его на ключ запру, я ему, если надо, глаза выколю. Но не отдам, ясно? И катись отсюда со своими гнусными предложениями.
— Я так понимаю, — сказал Сашок, — что вы душу продали за вашего Павлика. А ведь он несчастный. Он своей Сонечке звонит, про уроки спрашивает.
— Зво-нит? — голос Дарьи Павловны поднялся до потолка. — Он же мне обещал!
Она метнулась было из кухни, наводить порядок в доме, но Павлик уже стоял в дверях.
— Погодите, — сказал он. — Что тут говорилось про душу?
— Понимаете, — Сашку было жалко этого человека, но куда больше он жалел девочек и Викторию, которая там у детской кроватки тайком слезу проливает. — Ваша Дарья Павловна вошла в соглашение…
Но что дальше случилось, Сашок так и не понял.
Был грохот, какое-то нападение со всех сторон, был визг и крик, падала мебель, и падал сам Сашок.
А очнулся он уже у подъезда, на мостовой, побитый, исцарапанный, но живой.
И побрел по улице, размышляя, что делать дальше.
Два визита кончились неудачно. Не хотят люди свою душу обратно, потому что, может, и не верят они в душу. А не верят — зачем торгуют? Получается вроде бы обман. Может, прекратить? Отнести расписки в милицию, пускай разбираются. Но это было бы капитуляцией. А Сашку не хотелось капитулировать, потому что хотелось верить в добро.
И он пошел по третьему адресу, к доценту Нечипоренко Семену Семеновичу.
Доцент жил в скромном окраинном кооперативе, на тринадцатом этаже. Он сам открыл дверь.
Доцент, по всем признакам, человек подтянутый, скрывающий полноту за гордой осанкой, что поддерживалась бегом трусцой и утренним бассейном, хорошо причесанный и при галстуке, был взлохмачен и взволнован.
— Принесли? — спросил он. — Давайте на кухню.
— А вы откуда знаете? — спросил Сашок.
— Мне Сидоров звонил. Где?