Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Он протиснулся в трещину, спрыгнул вниз, исчез из глаз. И тут же я услышал изнутри:
— Прыгай, тут недалеко.
Я послушался его. Каменная россыпь ударила по ногам, я ушибся, упав на бок.
Я зажмурился. Когда открыл глаза — вокруг была темнота. Еле-еле можно было угадать фигуру Жоры.
— Ты живой? — спросил он.
— Ничего, — сказал я.
— Тогда пошли. Нам надо вниз спуститься, его туда затянуло.
Жора пошел вперед, я поднялся, последовал за ним.
—
И в самом деле, справа была стена.
— Лестница, — предупредил меня Жора, и я угадал по тому, как его черная тень начала уменьшаться ростом, что он спускается вниз.
Я спускался следом, нащупывая ногой ступеньки.
— Осторожнее!
Одной ступеньки не было.
А вот и лестничная площадка.
— Никогда не подумаешь, что внутри есть такие пространства, — сказал я.
— Помолчи. Неизвестно, кто нас слушает.
— Кто здесь может быть? — сказал я, внутренне улыбнувшись: развалины не казались мне страшными. Дом как дом, старый…
Мы спускались по следующему маршу лестницы.
И в этот момент что-то горячее и быстрое ударило меня по шее. Я вскрикнул. И присел. Горячее давило, шевелилось — это было Живое.
— Ты что?
Мягкие шерстяные пальцы ощупывали мои щеки…
Я пытался оторвать их от лица, а другая рука непроизвольно шарила по стене. Кончиками пальцев я нащупал выключатель и нажал на него.
Зажегся свет. Лампа под белым плафоном буднично освещала лестницу.
Горячие пальцы оторвались от моего лица — большая летучая мышь заметалась под потолком.
И исчезла…
Внизу стоял Жора, смотрел на потолок.
— Мутант, — сказал он.
Я почувствовал страшный упадок сил и опустился на ступеньку.
Жора подошел ко мне, нагнул мою голову, осмотрел шею. Провел по ней пальцами.
Потом показал мне пальцы. Они были в крови.
— Вампир, — сказал он. — Хорошо, что свет загорелся.
— Вампир? — Мой голос звучал глухо, я его сам не узнал. Словно говорил какой-то старик.
— Думаю, он много не успел отсосать. Пошли.
— Там могут быть другие?
— Могут. Зря я тебя взял с собой. Если боишься, вылезай.
— А Лукьяныч?
— Вот именно.
Мы вышли в низкий длинный коридор. Он был освещен такими же белыми круглыми плафонами. Двери были закрыты. На полу толстый слой пыли. У стены стоял открытый ящик с разноцветными погремушками. Из-за двери послышалась стрекотня пишущей машинки.
— Жора!
— Я слышу, — сказал он. — Иди.
— Но там кто-то есть.
— Иди, тебе говорят!
Но я все же приоткрыл дверь.
Там была полутемная комната. Свет в нее проникал из коридора.
— Не заходи! — Жора протянул руку, оттащил меня и захлопнул дверь. — Тебе жить надоело?
Сзади послышался треск. Я вздрогнул и оглянулся. Погремушки выпрыгивали из открытого ящика и падали на пол — как блохи.
— Идем, — сказал Жора.
В конце коридора была еще одна лестница.
В подвал.
Подвал был длинным и низким. Из труб капала вода, вода была на полу, по воде плавали широкие светло-зеленые листья кувшинок, но вместо цветов в воде покачивались колбы, наполненные розовой жидкостью.
— Лукьяныч! — позвал Жора.
В ответ — тишина. Мертвенная, угрожающая.
— Погиб он, — сказал Жора. — Зря мы сюда сунулись — сами не выйдем.
Но пошел дальше по подвалу, отбрасывая башмаками колбы и листья кувшинок.
В трубе что-то запело, будто там была заточена птица.
И тут мы увидели Лукьяныча. Он медленно и неуверенно брел нам навстречу.
Трудно вообразить себе облегчение и радость, которые я испытал при виде старого вахтера.
— Лукьяныч! — побежал я к нему.
Тот услышал.
— Ну вот, — сказал он. — А я думал — кранты.
Труба, пересекавшая подвал под самым его потолком, вдруг изогнулась, разорвалась пополам, и на каждом торце образовалась зубастая безглазая морда. Морды повернулись к Лукьянычу.
— Ложись! — крикнул ему Жора. — Ложись, тебе говорю!
Но Лукьяныч растерялся или не услышал этого крика. Он остановился, поднял руки и стал отмахиваться от морд.
Из морд поползли белые волосатые языки, они схватили Лукьяныча за руки, обвили их и стали дергать, словно хотели втянуть в трубу.
Лукьяныч бился, пытался оторвать от себя эти белые языки и потом, прежде чем мы успели подбежать, как-то лениво и равнодушно опустился в воду — во все стороны поплыли, словно опасаясь коснуться его, листья кувшинок.
Языки втянулись обратно в морды, морды прикоснулись друг к дружке, и труба, словно так и положено, вытянулась под потолком.
Лукьяныч лежал в воде. Я приподнял его голову.
— Поздно, — сказал Жора.
Я поднял руки вахтера. Пульса не было.
— Пошли, — сказал Жора. — Кончился Лукьяныч.
— Нет, — сказал я, — мы не можем его оставить.
Я попытался поднять Лукьяныча, но он был невероятно тяжелым, он выскользнул из моих рук и упал в воду.
— Жора, ну помогите же мне! — сказал я.