Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Кого?
— Девушки, разумеется. Одной из своих симпатий.
— Все еще держится, а?
— Помнишь, он обычно шутил, что умрет на женщине?
Луис слегка кивнул.
— Ей было девятнадцать. Натали Перес. Довольно воспитанная девочка. И милая. Длинные рыжие волосы. Помнишь, как Филипп любил рыжих?
— Девятнадцать? Он крутит с девятнадцатилетками?
Она не ответила. Луис сел, зная, что его ходьба по комнате раздражает ее. В профиль она все еще была прекрасна, а желто-голубой свет, лившийся из окна, смягчал
— Где он?
— Его заперли. Они говорят, он опасен. Говорят, он может еще раз убить.
Луис покачал головой. Виски его болели, эта боль пройдет, стоит лишь ему закрыть глаза.
— Ему нужно повидаться с тобой. Очень.
Но может, его желание заснуть — это всего-навсего попытка побега? Тут происходило что-то, в чем даже ему придется быть участником, а не зрителем.
Филипп Лаборто уставился на Луиса через голый, поцарапанный стол, лицо у Филиппа было растерянным и усталым. Они лишь пожали друг другу руки — все остальные физические контакты были строго запрещены.
— Я в отчаянии, — сказал он. — Она мертва. Моя Натали мертва.
— Расскажи мне, что произошло.
— У меня есть маленькая квартирка на Монмартре. На улице Мортир. На самом деле, это просто комната, чтобы принимать знакомых. Катерина держит наш одиннадцатый номер в таком порядке, что мужчине там просто некуда себя девать. Обычно Натали проводила там со мной много времени, все в доме ее знают. Она была такая жизнерадостная, такая красивая. Она занималась, чтобы поступить в медицинскую школу. Умница. И она любила меня.
Филипп был все еще красив. Фактически, его элегантный облик, его чуть ли не фатоватое лицо, его мягкое обаяние ничуть не пострадали от времени. Словно вернулись старые деньки.
— Я вышел утром в кондитерскую. А когда я вернулся…
С минуту он не мог говорить.
— Луис…
Его глаза наполнились слезами. Ему было неловко, что его губы подвели его, отказываясь произносить слова.
— Не… — начал Луис.
— Я хочу рассказать тебе, Луис. Я хочу, чтобы ты знал, чтобы ты увидел ее так же, как ее увидел я, — так, чтобы ты знал, что это за… что за… дела происходят в мире.
Слезы бежали по его лицу двумя ручейками. Он схватил Луиса за руку с такой силой, что она заболела.
— Она была вся покрыта кровью. Вся в ранах. Кожа сорвана… волосы сорваны. Ее язык был на подушке, Луис, представляешь? Она от ужаса откусила его. И ее глаза, они буквально плавали в крови, точно она плакала кровавыми слезами. А ведь она была чудом природы, Луис. Она была прекрасна.
— Хватит.
— Я хочу умереть, Луис.
— Нет.
— Я больше не хочу жить. Зачем?
— Они не докажут твоей вины.
— Мне все равно, Луис. Ты должен приглядеть за Катериной. Я читал про выставку…
Он почти улыбнулся.
— Так здорово. Мы
Улыбка исчезла.
— …тоже стал известен. Они теперь говорят про меня ужасные вещи, там, в газетах. Старик связался с девочкой, понимаешь, это меня не очень-то хорошо характеризует. Они наверное думают, что я потерял контроль над собой, потому что не смог справиться с ней. Вот что они думают, я уверен. — Он запнулся, потом продолжал снова. — Ты должен присмотреть за Катериной. Деньги у нее есть, а друзей нет. Она слишком сдержанная, понимаешь ли. Глубоко внутри у нее какое-то горе, так что люди неловко себя с ней чувствуют. Ты должен остаться с ней.
— Я останусь.
— Я знаю, я знаю. Вот поэтому я и смогу совершенно спокойно…
— Нет, Филипп.
— Совершенно спокойно умереть. Больше нам ничего не остается, Луис. Мир слишком суров к нам.
Луис вспомнил о снеге, о плывущих по Сене льдинах и подумал, что в этом есть какой-то смысл.
Офицер, расследующий дело, не выразил желания помочь, хоть Луис представился как родственник знаменитого детектива Дюпена. Презрение Луиса к этому одетому в синтетику хорьку, сидящему в своей конторской вонючей норе, заставило весь разговор буквально трещать от подавленного раздражения.
— Ваш друг, — сказал инспектор, обкусывая заусеницу на большом пальце, — убийца, месье Фокс. Все очень просто, факты свидетельствуют против него.
— Я не могу этому поверить.
— Вы можете верить во что вам угодно, это ваше право. У нас есть все необходимые доказательства, чтобы осудить Филиппа Лаборто за убийство первой степени. Это было хладнокровное убийство, и он ответит за него в полном соответствии с законом. Это я вам обещаю.
— Какие показания свидетельствуют против него?
— Месье Фокс, я вовсе не обязан быть с вами откровенным. Какие бы ни были доказательства, это целиком наше дело. Достаточно сказать, что ни одно лицо не было замечено в доме за то время, которое обвиняемый, по его утверждению, провел в какой-то вымышленной кондитерской. В довершение ко всему в комнату, где была найдена покойная, можно проникнуть только с парадного хода…
— А как насчет окна?
— Под ним гладкая стена, три пролета. Только акробат смог бы преодолеть ее.
— А состояние тела?
Инспектор скорчил рожу. Омерзительную.
— Ужасное. Кожа и мышцы просто стянуты с костей. Весь позвоночник разворочен. Кровь. Много крови.
— Филиппу семьдесят.
— Так что?
— Старик не смог бы…
— В других отношениях, — прервал его инспектор, — он оказался вполне способным, не так ли? Любовник, а? Страстный любовник, на это-то он был способен.
— А какой, по-вашему, у него был мотив?
Рот инспектора скривился, глаза выпучились, он ударил себя в грудь.